Бедный негр

— А ты не печалься, доченька, — отвечал ей старичок. — Сейчас мы с тобой придумаем. Ты стой здесь, где стоишь, на вершине холма, а я стану на тебя смотреть, и буду все смотреть и смотреть. И, коли ты не пожалеешь для меня своей белизны, я подарю темной ночке светлую луну, чтоб кругом светлей было. Так он и сделал. И сказывает сказка, что стояла девочка Анна Юлия тихонечко и спокойненько, а господь все смотрел и смотрел на нее. Анна Юлия была такая беленькая да светленькая, а боженька — он все может; вот и случилось такое: засветилась девочка и светила все ярче да ярче, а потом унеслась прямехонько на небо. Вон, глянь-ка, она и сейчас все смотрит и смотрит на тебя. А на ней горит серебряный венец, вот и сказке моей конец.

Этой наивной, безыскусной сказкой старая рабыня хотела заронить в сердце ребенка нежное чувство к матери, хотя бы к ее имени. Но Дичок, казалось, был глух к подобным чувствам: все так же молча и угрюмо сидел он, вперив взор в далекие недвижные вершины гор.

Возвращаясь в тот вечер из Эль-Матахэй домой, Назария всю дорогу думала: «Неужто и он мучается материнским недугом? Надо же, прямо как моя беленькая доченька с тех самых пор, как появилась на свет божий».

Нередко наведывался в Эль-Матахэй негр Тапипа, правда всегда под различными предлогами и в те дни, когда в ранчо не бывало Хосе Тринидада. Он заводил разговор с Педро Мигелем, и, когда мальчик умолкал, впадая в свое обычное раздумье, в разговор вступала Эуфрасия, которая прекрасно знала, что Тапипа лелеет надежду на возвращение Лихого негра. Всевозможными уловками она старалась выведать у раба новости и задавала ему неизменный вопрос с таким же ехидным любопытством, с каким чесала язык среди кумушек в Ла-Фундасьон.

— Что новенького?

— Да ничего, — следовал обычно ответ.

Но однажды негр ответил по-другому.

— Есть новости. Говорят, будто по ночам стала появляться Белянка. Кое-кто видел, как она даже прогуливается по галерее господского дома, будто ей душно в комнатах. По правде сказать, сам я ее не видал, но Тилинго божится, что видел ее собственными глазами.

— Это я уже слыхала, — неожиданно даже для самой себя солгала Эуфрасия.

Тапипа между тем продолжал:

— Все это здорово походит на новости о том, будто в Капайских горах бродит беглый негр. Есть люди, которые сами видели его следы на песчаном берегу горного ручья.

— Может, это он и есть?

— Об том и речь. Ладанка его все жива, она так и трепыхается, когда поднесешь к уху в день рождения ее хозяина. А это самый что ни на есть доподлинный знак, что ее хозяин жив и ходит по нашей грешной земле.

Вот все, что рассказал Тапипа, но простодушная женщина, удовлетворив свое любопытство, не могла не поделиться новостью со своим мужем.

— Знаешь новость? — спросила она Хосе Тринидада, раздувая огонь в очаге, над которым склонился муж, прикуривая самокрутку из табачного листа. — В Капайских горах бродит беглый негр. Его даже видели у горного ручья.

— Ну и что же? — отвечал Гомарес, усиленно раскуривая самокрутку.

— Боже правый! Неужто ты не понимаешь? Ведь на эти самые горы и проглядел все глаза наш Дичок.

Хосе Тринидад в упор уставился на жену.

— А какое одно к другому имеет отношение? Ну, пускай, к примеру, так оно и есть, что в горах гуляет взбунтовавшийся негр. Но при чем тут наш мальчонка, который глядит на горы? И чего только не взбредет в твою пустую голову!

— А что если этот беглый — сам Лихой негр?

— Ну и что ж?

— Карамба [11] , Хосе Тринидад! Да когда ты на свет родился? Сразу видать, что не иначе как в феврале, самом тягучем месяце… Неужто до тебя никак не дойдет? Ну так знай, Хосе Тринидад, тут дело нечистое, и оно скоро наружу выйдет.

— Чего еще тебе в голову взбрело?

— Не притворяйся, муженек! Уж, верно, одурачили и обвели нас вокруг пальца, как малых ребят. То-то и оно. Правда, одурачили только тебя, я-то сразу не поверила в басни, какие наплел нам дон Фермин.

11

Карамба! — черт возьми (испанск.).

— Замолчи, жена! Вот уж воистину говорится: на худое — черт да баба. — И Хосе Тринидад вышел из кухни, а Эуфрасия пробормотала ему вслед:

— То-то вы гоняетесь за нами, за дурами. Лучше б сказал, как сам думаешь. Небось скажешь еще, будто я все это наговариваю потому, что не люблю мальчишку? Ну, не отгадала? Это я-то его не люблю? Я, которая чуть жизни через него не лишилась. Да я все глаза за него проплакала. Вот ведь надо же, скажет такое!

Тут Эуфрасия громко разрыдалась.

А Хосе Тринидад, выйдя в поле, окутанное сумерками, бормотал самому себе:

— Ну что ты будешь делать! Вот баба, души в мальчонке не чает, любит сильнее своего кровного дитяти, а никак не угомонится, пока не дознается, чей он… Эй Педро Мигель, пойди сюда, сынок! И когда тебе, милый, наскучит пялить глаза йа горы? Пойди-ка лучше сюда.

На следующий день Хосе Тринидад пришел к Фермину Алькорта с неожиданным предложением:

— Знаете, дон Фермин, мне предложили очень хорошую асьенду в Сан-Франсиско-де-Яре. В тех краях живет моя сестра, она и прислала мне весточку об этом. И… и вот я и пришел сказать вам, что ранчо Эль-Матахэй, все как оно есть, теперь в полном вашем распоряжении.

— В моем распоряжении? Это что ж, ты предлагаешь мне купить его у тебя? — уточнил Фермин Алькорта.

— Нет, сеньор. Дело в том… словом, я больше не буду на нем работать.

— Ранчо дано тебе в полную аренду, за честно выполненный уговор.

— Так-то оно так, дон Фермин, — отвечал арендатор, еще усердней очищая пятна на шляпе, которую он вертел в руках. — Я тоже так полагаю.

— Ну, так в чем же дело? Объясни толком.

Хосе Тринидад, помолчав немного, сказал:

— Уж коли вы настаиваете, будь по-вашему, скажу, Дело-то такое. Представьте, будто вам дали на сохранение деньги, а сказали, что это, мол, не деньги, а совсем ненужная бросовая вещь. Ну, так вот это самое я и говорю. Проходит время, и вы вдруг узнаете, что вам дали прямо настоящее золото.

Хосе Тринидад умолк, продолжая вертеть в руках шляпу.

Фермин Алькорта, поняв, к чему клонит ранчеро, в свою очередь потупил взор. Впервые в жизни прямо в глаза ему говорили, что он солгал и поступил нечестно. Хосе Тринидад уже смелее закончил:

— Так вот, я и говорю вам, дон Фермин. Уж коли мне представился такой выгодный случай…

Фермин Алькорта малодушно прервал арендатора, буркнув:

— Хорошо. Если тебе так выгодней, я не буду препятствовать. Конечно, жаль, что ты уходишь отсюда, где тебя знают и уважают. Ну, желаю тебе удачи.

Заключив сделку несколько дней спустя, Гомарес со всем своим семейством: женой, дочерьми и Педро Мигелем, оставил ранчо Эль-Матахэй и направился в долину Туя, где их ожидало сомнительное счастье: новый труд на новом месте.

Эуфрасия, вытирая кулаком покрасневшие от слез глаза, горестно думала: «И нужно ж, чтоб в тот день свалилась на нас такая беда».

Наследство дона Никто

В доме Сеспедес был траур по скончавшейся на днях Амелии; в сумеречной галерее сестры покойной принимали посетителей, пришедших выразить соболезнование. Вдруг у ворот раздался громкий голос: