Бедный Павел. Часть 2

Такие предприятия не должны были принести большого дохода, но я наделся сократить с их помощью расходы на снабжение города продовольствием и отработать технологию на будущее — нам ещё надо южные и восточные земли осваивать. Перестройка разорённой Москвы потребовала огромных ресурсов, которые должны были быть вложены в Таврию, Кубань, Дунай, Волгу, так что пока мы не стали строить там большие города, ограничившись деревнями и портами.

Ладно, зато потом лучше будет!

Старов робко мялся рядом со мной, пока я осматривал работы по прокладке первоочередного проспекта, в районе Владимирских ворот Китай-города. Рабочие разбирали стены, срывали земляные валы и укрепления, засыпали рвы. Выглядело это просто потрясающе — несколько сотен человек подобно муравьям сновали на площадке. Было холодно, так что везде горели костры для обогрева и разморозки грунта, между этих огней сновали люди: рыли, таскали, подносили — эпично, глаз не оторвать. Я смотрел и наслаждался.

Всё-таки Старов — прекрасный организатор. Эх, надо, конечно, ещё посмотреть на его работу, но, похоже, главного организатора строительства новых городов я себе нашёл. Да и Москва станет образцовым городом Европы. Чую, что барон Осман лишится в этом мире части своих лавров!

— Иван Егорович! Говорите, что у Вас на уме!

— Ваше Императорское Высочество! Я очень прошу меня извинить… Тут такое дело…

— Иван Егорович! Во-первых, я для вас Павел Петрович — не теряйте времени с полным титулованием. Во-вторых, если речь не идёт о чём-то богопротивном — говорите, я Вас не собираюсь казнить.

— Кхм… В общем, Павел Петрович, прошу проехать со мной ко мне. Я хотел бы Вам кое-что показать!

Вот затейник! Что сложно объяснить словами. Ну ладно — поедем.

— Павел Петрович, посмотрите! — дом у Старова в Москве скромный, всё для работы сделано, а вот в гостиной стоит огромный камень.

— Что это, Иван Егорович? — вот зараза — это бетонный блок, натуральный! Откуда это здесь? Сейчас такого нет! Точно нет — я бы знал.

— Это камык [44] .

44

Драгоценный камень (уст.)

— Камык?

— Так его назвал придумавший его. Мне больше по душе — адамант!

— Так, давайте, любезный, подробности.

Оказалось, что искусственный камень изобрёл рабочий одного из кирпичных заводов. Некий Тит Волчков. И он здесь, в доме Старова. Чудеса!

— Вот он, Павел Петрович! — Тит был молодым человеком, заросшим и диковатым.

— Беглый? — вот уж выводы я делать умею.

— Беглый! — Старов поник головой.

— Откуда ты, Тит?

— С Урала я, Ваше Высочество! — говорил он вполне уверенно и грамотно. — С графа Воронцова Верх-Исетского завода!

— Так… А почто сбежал-то? Доработал бы договор и уехал?

— Дык, Ваше Высочество, какой договор-то? Мы же приписные! — выяснилось: на заводском Урале Манифест «О крестьянах» никто выполнять не собирался, не считая, что он вообще к ним относится. И парнишку заездили до полусмерти. А он оказался просто невероятно ловким и добрался до Подмосковья, где его на мой завод взяли, не глядя — он специалист по обжигу был хороший. Ладно, припомню уральским промышленникам! Думают, что если они опора экономики, то и законы выполнять им не требуется.

— А как ты свой камык придумал-то, беглец?

Он долго и путано объяснял, что попробовал перетирать разные камни, пробуя получить лучшую смесь для кирпичей, и отец его пробовал, и дед тоже. И вот у него получилось что-то, а потом он как-то намочил… В общем, бывают открытия как бы случайные, а на самом деле ещё и результат долгих экспериментов…

А ведь бетон нам нужен. И Старов это знает. Вот и спрятал этого изобретателя у себя, чтобы не выяснился статус беглеца, а потом мне его показал… Да, Старова я теперь не упущу — он не просто молодец, он — почти гений! А Тит — так точно гений. Пусть и неучёный. Таких надо учить, может, ещё что-то придумает.

Тит получил нормальные документы и один из строящихся кирпичных заводов в управление — пусть делает бетон и играется. Учить его будет один из моих молодых инженеров, пока так. Потом, может, ещё что придумаем. Но приятно.

Всё-таки главное в Москве для меня было посещение Маши. Я скучал… Стася что, это для тела, а душа моя осталась здесь, на кладбище Новодевичева монастыря. Могила её выглядела странно — год назад она выглядела по-другому, а сейчас видны были следы многочисленных посещений, ухода. Мать-игуменья мне сказала, что к Маше ходят люди, считая её святой. Люди считают, что именно Маша своей смертью спасла Москву от гибели. Может, так оно и было?

Я же сидел рядом с местом упокоение моей жены и смотрел на кресты монастыря. Молился и разговаривал с ней, проходили минуты, сливаясь в часы, а я не мог уйти. Гайдуки накрыли меня черкесской буркой, чтобы я не замёрз. Я чувствовал, что иногда слеза стекала по моей щеке, но остановиться и встать не мог найти в себе сил. Наконец радостный колокольный звон чуть отрезвил меня. Торжества же продолжаются и я не должен показывать свою боль в такое время.

Нет, я не смогу принять Москву как столицу. Пусть здесь сердце страны, пусть здесь Кремль, но в Москве я буду думать только о Маше.

Глава 10

Тобольск. Для Петра этот город стал просто раем небесным. Их караван, наконец, пришёл в место, где они остановились больше чем на неделю. Здесь ссыльные впервые за всю дорогу просто отдыхали — не валили лес, не строили избы и казармы, не ставили мосты и не гатили [45] болота. Такое счастье — просто отдыхать долго. Даже конвойные оценили эту передышку, они тоже устали.

Осуждённые дворяне присоединились к каравану ещё в Казани и с тех пор все шли вместе. Работали тоже наравне — все теперь просто ссыльные, и конвойные не желали давать кому-либо поблажек. Если простые солдаты были людьми привычными, и тяжёлая работа была для них делом обычным, то для благородных в начале пути это стало истинным бедствием.

45

Строить дорогу (гать) через болото.

Большинство разжалованных в солдаты дворян не умели работать, и даже длинные переходы были им в тягость. Но постепенно они тоже привыкли, и из разнородной толпы ссыльных началась сколачиваться команда.

— Петька! Нитки у тебя есть? — сосед по недавно отстроенной казарме для пересыльных бывший прапорщик Кошелев штопал порвавшийся рукав кафтана.

— А то, Василий Илларионович! Держи!

— Вот, Пётр, до чего дошёл, пальцы таким мозолем покрылись, что иголку не чувствую! Раньше ведь шпагой только натирал и то… А теперь вот топором так наработался, что чую — угольки могу брать из огня!