Бег в золотом тумане

А неделей позже я делал повторные пробы на второй штольне. Часа три

ковырялся, потом поболтал немного с буровиками, которые в камере напротив бурили, и на обед пошел. Кто-то из проходчиков крупного фазана застрелил, и повариха обещала его в суп положить вместо тушенки. Когда я наслаждался его крылышком, приходят буровики и говорят:

– - Счастливый! Как только звуки твоих шагов затихли, рассечка села.

Обрушилась прямо в преисподнюю!

Но, по сравнению с третьим случаем, все это чепуха. Клянусь, до сих пор понять не могу, как остался "жить и творить"...

В общем, через неделю после обрушения рассечки спускался я с Тагобикуля. Шёл радостный, что живой и здоровый и напевал: "Синий, синий иней..."

Попутно сурков высматривал. Увидел одного и с ходу выстрелил ему в бок. Зверёк закрутился у самого обрыва! Когда он уже в него летел, я попытался схватить сурчонка. Вниз мы летели вместе! И никаких вариантов! Вниз головой с двадцатиметровой высоты! И без всяких деревьев и кустов, которые спасают в фильмах и снах...

... Но чудеса бывают! Через пару секунд свободного полета я ударился о небольшой выступ. Тут же оттолкнулся и, сделав сальто в воздухе, крепко встал на ноги в двух метрах ниже на следующий выступ! Шириной всего пятнадцать сантиметров! Это невероятно, тем более за всю свою жизнь я не сделал ни одного сознательного сальто! Я до сих пор не могу в это поверить!

– - Завтра поверишь, -- презрительно выдавил из себя Житник.
– - И

"бессмертность" свою проверишь. Болтаешь, почем зря, вместо того, чтобы о Боге подумать и о своей Душе грешной!

– - Зачем проверять?
– - расхохотался Кивелиди. Его давно уже проверили и от армии освободили. Да, Черный? По статье 26, кажется?

– - "Годен к нестроевой службе в военное время", -- подтвердил я.
– -

Правда, я эту статью снял, когда билет военный выстирал и новый

получил. Теперь я простое пшено перед вами, господа лейтенанты!

– - И давно в твоём скворечнике печка дымит ?
– - поднапрягшись, спросил Житник. В его голосе явно чувствовалось беспокойство.

– - Оказывается, ты не только "бессмертный", но и контуженный?

– - Ага. Параноик без страха и упрёка! Это моё естественное состояние,

когда я бодрствую. А когда сплю - превращаюсь в лунатика!

Вот такой сложный диагноз!

– - И где же ты демонстрировал себя в последний раз?
– - с сарказмом

осведомился мой лучший "друг".

Занудство Юрки, меня угнетало в сторону только что обнародованного диагноза...

– - На Кумархе, Юра, на Кумархе, --

заулыбался я, решив в полной мере удовлетворить неуёмную дотошность Житника. В 1976-ом году мы разрабатывали 10-ое рудное тело. Когда вошли в зону мощного разлома, нас чуть не снесло потоком воды. Подождали пару дней, пока вода уйдёт и дальше пошли. Но рудной жилы за разломом не оказалось. Характер и направление разлома определить не удалось: В его зоне я не смог найти ни одного зеркала скольжения.

Стою, соображаю, а в голове никаких зацепок, в каком направлении жилу искать... А проходчики сзади стоят, на мою шаткую психику давят:

"Давай, доцент шурши мозгами! Нам до конца месяца надо еще

пятьдесят метров пройти. Да не ошибись, Пифагор"...

Постучав молотком по гранитной глыбе, я понял, что гадом буду, если не оправдаю их доверия. Виртуозно завернув парочку русских слов, я пошел в палатку изучать погоризонтные планы и планы опробования. Заснул далеко заполночь, так и не решив, в какую сторону поворачивать. А утром прихожу в забой и вижу: проходчики влево повернули и второй блок уже отбуривают.

Я к ним бросился, руками размахиваю...

– - Кто велел, вашу мать!!?
– -

– - Как кто!!? Ты же сам ночью приходил и велел влево "рельсы" гнуть!

Ну, думаю, и хрен с вами, надо же куда-то поворачивать... Расстроенный, поднялся в палатку, смотрю: на моей чертежной доске лежит погоризонтный план. И аккуратно кнопочками приколот! А я помню, что перед сном убирал его в тубус! Подлетаю к столу и глазам своим не верю:

этот неподдающийся участочек со злополучным разломом отрисован на плане полностью! И жила, и секущий ее разлом. И, даже стрелочки нарисованы, указывающие на левое крыло сброса. Вот так дела! Во сне творил по наитию. И все точно. И на штольню во сне же потом спустился, и распоряжения проходчикам отдал. Через пять отпалок снова на потерянную жилу вышли. С тех пор ко мне обращались не иначе, как Пифагор...

– - Все это замечательно, -- равнодушно зевая, продолжил беседу

Сергей, -- но как ты с "26" статьёй в военном билете ежегодную медкомиссию проходил?

– - Простенько и со вкусом! На справке "Чернов Р.А." я менял букву Р на букву К и засылал Ксению Алексеевну во "вражеский стан"! Кстати, в моей справке, разрешающей работать в высокогорных условиях и на подземке, всегда последней стояла отметка гинеколога: "Здорова"... За семь лет ни одна экспедиционная крыса этого не заметила.

– - Нет, ты не лунатик! Ты гермафродит! А это неизлечимо...
– - тоном

профессионала подвел черту Житник и мерзко захихикал.

– - "Ну, держись, Жиркомбинат, сейчас тебе мало не покажется!"

подумал я, и сказал с пафосом:

– - Я горжусь этим, дорогой! У одного из десяти тысяч папа - Гермес, а мама - Афродита! У некоторых похуже будет... Я помолчал, и тихо, с дуринкой в голосе выдал:

– - Вот у тебя, Жорж, мама - простая советская хохлушка, а папа - Кентавр! Знаешь, как я догадался? Очень просто! Ты унаследовал от папаши копыта и до седьмого пота скреб ими в сторону моей бывшей жены! Наверно все подковы снёс?

Я замолчал и закрыл глаза в ожидании ответного "удара"...

Моё "смирение" Юрка истолковал правильно. Его глаза

увлажнились скупыми мужскими слезами, а кулаки обрушились на мою "буйную" голову...

Нас еле разняли... Я тут же прикинулся бывшим пациентом

заведения с узкой специализацией, широко зевнул и, как ни в чём не бывало, сказал:

– - Доверь вам потаённое! До конца жизни дразнить будете...

– - Завтра уже не будем!
– - усмехнулся Федя в полусне.