Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
Движение в темноте. Ничего не было видно. Но там кто-то был. Осторожно, чтобы хищник не кинулся на нас, я поднял Гвендолин и прижал к себе, чтобы в любой момент закрыть ее своим телом, если будет такая необходимость. И вот движение стало отчетливее, и щупальца серого дыма, клубясь, потянулись к нам отовсюду, погружая в пепельную серость и гарный запах. Было тяжело дышать, как тогда в Манор Хаусе, резь и слезились глаза. И я кричал, как тогда. Звал ее. Мой горячий крик заполнил горло, резонируя от грудной клетки и тела девушки.
– ГВЕНДОЛИН!
Силуэт впереди. Я узнал бы его из миллиона, в любой толпе. Она откликнулась и шла ко мне. Гвендолин
Не дробись. Пожалуйста. Стань целым.
Гвенни…
Выдох моего существа ее именем. Я уже протягивал руку в ответ и наши пальцы готовы были соприкоснуться, как кровавая рука ударила ее по запястью и оттолкнули от меня. Мужчина. Пол-лица не было. Он держал ее в своих ручищах.
Нет! Отпустите!
Дернулся вперед, чтобы отбить, и почувствовал, как тело Гвендолин начало сползать с колен. Не мог. Я не мог. Нас нельзя было разъединять.
– Она наша. Она виновата. Из-за нее! Мы здесь из-за нее…
Этот шепот был сильнее крика, страшнее взведенного на тебя курка. Шепот был всюду.
– Отдайте ее.
«Прочь!» - шептал дым.
Нет. Слышите?
– Нет.
И вот уже женщина в чепце с раздробленной головой нависла надо мной, закрывая Гвендолин. Глаза стеклянные, слепые, но смотрели в душу, читали мои мысли. Я крепче прижал к себе теплое тело, готовясь, что его отберут.
– Уходи, – ее слово летело камнем в лицо. Треск огня и падающих балок.
– Никогда, - липкий холодный пот склеил меня с одеждой. Но я все еще дышал и противоречил теням. – Я не уйду! Она дождется меня…
Женщина в чепце, словно зверь, запрокинула голову в вое и воспламенилась. Я видел, как горело ее платье, огненными клочьями отрываясь от нее, как багровела и волдырилась кожа, лопаясь и разрываясь бумагой. Костер плоти и крика опалил мне лицо. Зажмурился и отвернулся. Стиснул тело Гвендолин, пряча в себе, укрывая собой. Чувствовал, что ожоги остаются на тыльной стороне рук.
И сквозь вопль призраков я услышал свое имя. Это Гвендолин звала меня. Щурясь от жара, я поднял голову. Все горело и я стоял в центре пожара. Она вырывалась в нескольких шагах от меня из рук других людей и тянулась ко мне.
Я выкинул руку вперед, стараясь дотянуться пальцами. Осталось чуть-чуть. Всего один рывок. И я его сделал. Не отпуская тело, ворвался в огонь с колен, зная, что сейчас упаду. Но сделал. Схватил ее руку и в тоже время держал в объятиях.
Глушащий взрыв волной пронесся во время моего падения. Я летел вперед, на Гвендолин, все еще хватаясь за руку ее призрака. Неуклюже ударился лбом об пол, выставив левую руку в локте, чтобы не раздавить под собой Гвен. И все-таки упал на нее. Что-то мелкое летело и крошилось на меня сверху.
Темнота…
Чья-то рука трясла меня за плечо.
– Гидеон! Мать твою! Очнись, – голос Рафаэля ворвался в мое сознание.
Я разлепил глаза и увидел его колени в синих джинсах.
– Гидеон! Ты в порядке? Поднимайся! – руки перестали трясти меня и теперь, просунувшись под подмышки, поднимали меня на колени. В ушах звон и заложенность. Я моргал, словно пьяный. Мое тело мне не подчинялось и, благодаря брату, я сидел, откинувшись к стене и некрасиво разбросав ноги. Рафаэль возле меня допытывался ответа. У меня на языке все еще чувствовался вкус гари.
Но, я смотрел только на неподвижное тело Гвендолин, возле которого суетилась Лесли.– Как она? Лесли, как она?
В ее глазах читался испуг, она качала в ответ головой, но не кидалась к телу подруги. Значит, Лесли не знала.
Очнись, милая, очнись.
Друзья начали говорить все разом.
– Что случилось, Гидеон?
– Давайте уйдем отсюда…
– Нужно перенести тело Гвен. Можно ко мне в спальню.
– Гидеон, ты в порядке? Ты сам идти можешь?
Последние слова произнёс брат, тревожно вглядываясь в меня. Я кивнул в ответ, хотя не был уверен в своей дееспособности. Рафаэль поднялся с колен, подошел к Гвендолин и взял ее на руки. И снова я увидел ее голые ноги. И снова подул ветер, и холод прорвался в эту комнату, где только что было пламя. Флешбэк был настолько ярок и реален, что я потерялся в происходящем. Они снова отнимали ее. Опять…
– Гидеон, пойдем, пойдем, - это был нежный и заботливый голос Лесли, мягкие, теплые девичьи руки. Ее белые кудряшки и серо-голубые беспокойные глаза. И я вернулся.
– Спасибо, - прошептал ей. Но, кажется, она не поняла, за что благодарю. Лесли со всей женской заботой, которая таилась в ней, помогла мне подняться, придерживая и подставляя свое хрупкое, немного костлявое плечо с лучистыми, четкими ключицами. Мое тело не чувствовало боли. Лишь онемение и слабость. Странно, я думал, что сгорел. Но ожогов не ощущал. По полу снова было мелкое крошево стекла – выбило окна в комнате и теперь пронзительная стужа острым снегом влетала в комнату, заливая молочным светом полумрак и трепя занавески на ветру, так похожие на женское ночное платье, вздымающееся от порывов, когда уносили Гвендолин.
Портрет все так же молчал, и женщина загадочно улыбалась оттуда, словно ничего не происходило. Что ей было известно? Что забавляло? Я ее ненавидел.
Чем дальше мы уходили вглубь дома, тем легче становилось. Тем яснее были мысли. Лесли говорила со мной мягко и доверительно. Из ее слов я понял, что они ничего не слышали и не видели. И только, когда взорвались окна галереи, кинулись к нам. Джулия уже позвонила кому-то, чтобы прислали прислугу убрать осколки и решили проблему с окнами.
Мы шли куда-то на второй этаж, мимо голубых стен и белой лепнины, кучи портретов и антикварных вещей. И вот вошли в просторную спальню в бежевых тонах, мастерски отделанную дизайнером, сочетавшее новое и старое, отлично подходящее под характер Джулии. Рафаэль осторожно положил Гвендолин на кровать, тем временем, как сама хозяйка дома, укрывала ее в несколько шерстяных одеял.
Очнись, милая, очнись.
– Сейчас еще грелку для ног принесу. Гидеон, ты в порядке?
– Да, Джулия, спасибо. Позаботься о ней.
– Что там произошло? – Рафаэль смотрел на меня тем же серьезным взглядом, что и Лесли.
Я не знал, как им объяснить. Как донести, что я только что был, в буквальном смысле, в аду, что дрался за Гвендолин, что горел и спорил с призраками.
Запинаясь на каждом слове, я что-то ответил им про привидения, про дым, про то, что пытался дотянуться рукой до Гвен. По их взглядам я понял, что они мне не верят, но хотят поверить, как и всегда.
– Так значит, сработало?
– Лесли испуганно обернулась к Гвендолин, которая все также безмятежно лежала на кровати. В комнату вошла Джулия, неся в руках грелку, после чего аккуратно положила ее под ноги Гвен. Из нее получится хороший доктор, заботливый.