Бег времени. Тысяча семьсот

Я чувствовал, что сжат, как пружина до предела. Нужно что-то сделать… Что-то сказать…

И меня прорывает поток слов, я говорю-говорю-говорю, главное - только не останавливаться:

– С момента нашей встречи прошло много времени. Пару недель. Я лежал в больнице после твоего избиения, но это чисто формальность. Сейчас все в порядке. Они ни о чем не догадываются. Я пришел к вам, чтобы вы замкнули временную петлю. Дело в том, что меня послали на встречу с графом Сен-Жерменом на бал в 1782 год. Я был один. Без… без Гвен.

Я замолк, прислушиваясь к ощущениям, когда произнес ее имя, собирая остатки, крошки себя самого, чтобы продолжить.

– Гидеон?
– я видел краем глаза, как переглянулись Пол и Маргарет. Но было не до них…

– Меня послали без нее. Отправив с отчетом для Сен-Жермена, где подробно описывается, что Гвендолин пропала в 18 веке, что у нас не было времени заняться сбором крови, а также Уитмен приписал про портрет, чтобы граф уничтожил его. Когда я элапсировал на бал, то встретился с Гвендолин (Опять ее имя! Господи, дай мне сил!), которая сказала, что бы я замкнул петлю, чтобы вам рассказал всё, что произошло…

– Гидеон, с тобой всё хорошо? – Пол тревожно наблюдал за мной, медленно подходя ближе. А я, боясь сбиться с мысли, зажмурился и тараторил.

– Не знаю, зачем именно вам. Но думаю, вы в курсе. Гвендолин нужно будет появиться на балу в 1782 и не дать передать бумаги Сен-Жермену. На балу будет глава Альянса – Аластер, он клинком ранит Гвендолин. Точнее не он. Его слуга. Случайно, но ранит сильно. Кажется, у нее будет повреждена печень. Поэтому передайте, чтобы те, кто будет ждать на той стороне, подготовили оборудование, зажимы и прочее.

– Гидеон,– Пол тронул меня за плечо, а я повысил голос, практически кричал, а не говорил, хотя все и так на меня внимательно смотрели и слушали, не перебивая.

– Здесь, - трясущимися руками, нервно достал бумаги из внутреннего кармана, - Здесь подробный мой отчет о бале. Я там всё подробно описал. Теперь ваш ход, думаю, вы знаете, что нужно делать с ним и кому отдать. Но хочу попросить взамен этому отчету кровь одного из вас. Я солгал Фальку, что люди, избившие меня тогда, то есть для вас это вчера, уже расслабились и не ожидают моей элапсации в ближайшие пару дней. С помощью этого хода, я добуду кровь одного из вас. Мне нужна кровь.

Я вынул черный футляр со шприцами и раскрыл его, готовый дальше нести бог весть что, лишь бы не показывать истинных чувств.

– Остановись. Хватит! –прорычал мне Пол, сильно сжимая мое плечо и заглядывая в глаза. Я встречаюсь с ним взглядом и чувствую, как падает последняя стена, которую я тут так усиленно возводил, отгораживаясь от них. Пружину внутри меня взвинчено отпускает. И снова все горит и рвет невыносимой глушащей болью и гневом от несправедливости жизни: зачем она так со мной?

Глаза неприятно щиплет от слез.

– Вы всё знали. Вы всё знали и ничего не сказали! И там, в кэбе, просто спрашивали: как Гвен, как ее самочувствие?

– О чем ты, Гидеон? Я не понимаю, - Пол испуганно смотрел на меня, будто видел пред собой сумасшедшего.

– О том! Вы, вы спрашивали, - я ткнул пальцем в напуганную и шокированную леди Тилни, которая стояла статуей все там же, у входа в комнату. – Не вспомнила ли Гвендолин мужа? Было? Не молчите!

Я взревел на Маргарет, которая вздрогнула от испуга.

– Вы знали, что она вспомнит, что она выберет его! Не меня! Что она захочет вернуться! Вы нагло врали, используя мою любовь к ней! Вы все здесь сборище лжецов. Не лучше графа!

– Прекрати! – на меня орал уже Пол, потому что, пока я вопил на Маргарет, смахнул от злости чайный сервиз, стоящий на подносе, и тот с громким грохотом и звоном, рассыпался в осколки, разлетевшиеся по полу, к ногам леди Тилни. Де Виллер схватил меня за грудки и постарался своим напором оттащить в соседнюю комнату, но я сделал прием из крав-маги, и вот уже видел, как тело мужчины ровно по центру упало на стол, ломая его и круша. Услышал женский визг и крики.

Меня не остановить. Я бросился на Пола, пара ответных ударов и он сделал захват моей руки, уводя за спину с такой силы, что практически начал ломать. Я заорал, и снова попытался перебросить его через плечо. И вот уже откуда-то еще мужские руки схватили меня и скрутили. Меня оттащили в комнату. За дверями я услышал сонм голосов и шума, пока Милхаус крепко держал меня. В комнату влетела Люси. Маленькая, рыжая, беззащитная. Ее я тоже ненавидел, пока та, что приходится матерью моего Демона, не заглянула в глаза взглядом полного боли , сожаления, материнской заботы и любви.

Я обмяк. Милхаус отпустил, и я упал на колени. Плакал. Рыдал. Пока Люси нежно обнимала меня, прижав к груди, гладя по голове.

В детстве так меня успокаивала мама, когда я падал и разбивал коленки. Вырос. Уж лучше бы продолжал разбивать коленки, оставаясь не утешенным матерью.

– Не смогу… не смогу отпустить… я не могу без нее…

– Тшшш… Я знаю. Я всё знаю. Бедные, вы бедные. Как же вы запутались… Тшшшш…

Ее ладонь мягкая, нежная, она легла на мой лоб и с нажимом скользила по голове. Истерика отпустила меня. Но на ее смену пришла пустота. Внутри меня все было сожжено. В последний раз я так рыдал над трупом Гвен. Теперь оплакивал свой.

– Что мне делать, Люси? Что делать? Как жить дальше?

– Ты знаешь, что делать. Придется отпустить и ждать.

– Ждать? Чего? Мне уже нечего ждать.

– Как это нечего, глупенький! Ее, конечно же, ждать. Ведь пока есть надежда, можно жить и бороться. Знаешь, однажды, она сказала, что ты ее рыцарь, что из всех людей на земле только тебе она может доверить свое сердце и будущее. Что ты защищаешь ее даже сквозь толщу веков, ты ее Ангел Хранитель.

– Когда это было? Вы же только раз встречались…

– Это для тебя раз. Время - штука странная: для кого-то секунда - вечность, а для кого-то вечность секундой. Неужели ты так и не понял, что для путешественников во времени понятие «прошлое» не существует?

Я рассмеялся. Простая истина, жаль, что я ее понял только сейчас, когда 18 век собирается стать реальностью для моего сердца, которое там состарится и умрет, а я пустой оболочкой буду вынужден скитаться в 21 веке. И как говорит Люси, ждать, ждать и надеяться.

Я отпрянул от ее груди. Мы сидели на полу, ее голубое домашнее платье бессовестно являло мокрые пятна от моих слез.