Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
– Ты знаешь недостаточно! – гневно прошептал он в ответ, а затем с криком снес абсолютно все, что стояло на облицовке камина. Фарфоровые вазы с треском разбиваются о паркет, в то время как металлические часы оставляют на нем глубокую царапину. И я клянусь, что слышала, как бешено колотилось сердце Гидеона, пока он пытался придти в себя, сложив руки на той же самой облицовке камина и опустив голову. Эта ночь стала агонией не только для меня.
Молчание затянулось на вечность, утягивая нас в зыбучие пески непонимания и гнева.
Сколько можно пытаться изменить свою жизнь? Вот оно -
– Я не могу этого сделать, - наконец-то прошептал он, не поднимая головы, все еще смотря на камин и не сдвинувшись с места. – Просто не могу, Гвендолин.
– Не можешь или не хочешь? – вопрос сорвался с губ прежде, чем я подумала, как жестоко обвинение. Но воробей вылетел и исчез в небе.
– Зачем ты так со мной? – задал он вопрос, только вот не мне, себе под нос, будто не я его собеседник, а глупое провидение. Оно резало его на части.
– Я сделаю это с тобой или без тебя, - я поднялась на ноги, чтобы подойти к нему ближе, но не рискнула обниматься с ножами из его спины, от того и осталась стоять на месте словно приросла к этому паркету. С каждой секундой становилось тяжелее дышать, чтобы бороться со слезами обиды, но кто я, чтобы решать за кого-то другого? Девушка, запертая в ненавистном ей веке не силой, а рождением. В веке, где не было бы никого, кто бы понял эту темноту в центре жизни – ни памяти, ни чувств. Все то, что когда-то было моим - стало чужим. Все прожито зря – все шестнадцать лет, из которых только семнадцатый мучил своей яркостью, разгоняя тучу над головой и внося луч свет.
Почему этого никто не видел? Когда люди успели, стать такими безразличными к чужому горю? Вот оно выжигает меня дотла. Разве вы не видите?
– Пожалуйста, это все о чем я прошу, - теперь я умоляла Гидеона, не находя другого выхода. Злость отступала от меня, подходя к нему все ближе. Его плечи напряглись и слышно было как клацнули зубы, от того как сильно и резко он сжал челюсть.
– Ты умерла для 18 века.
Последний круг для утопающего. Я все равно не успела ухватиться и ушла на дно.
– Все можно начать сначала.
– Он, возможно, уже не примет тебя.
Ложь. Он принял бы меня и ждал, даже если бы я попала в ад за самые ужасные грехи.
– Я верю в иное.
И вновь молчание, что стало моим вынужденным спутником. Секунда шла за другой, и, опустив руки от бессилия, я направилась к выходу, подобрав свою мокрую одежду с пола и наплевав на то, что всё еще нахожусь в Гидеоновских пижамных штанах и майке, попутно жалея о том, что вообще подумала, что смогу найти здесь помощь.
Мне хотелось кричать от безысходности, ведь я умирала от тоски, и никто, абсолютно никто, не собирался вылечить меня от нее. Лекарство же было заперто в одной точке, в одной цифре, которую многие бы и вовсе не смогли преодолеть. Но я могла, мне стоило сделать только шаг, а я не приросла к земле, на которой не хотела стоять.
Моя рука уже тянулась к дверной ручке, когда я услышала скрип половицы. Я обернулась, ожидая увидеть там Гидеона, но вместо него увидела застывшего посреди коридора Рафаэля, что смотрел на меня, сдвинув брови на переносице. Что не
было шоком – наверняка он слышал наши крики, странно, что собирать трупы он вышел только сейчас.– Прекрати, Гвендолин, - сказал он, а я стояла и смотрела на него, протянув руку к двери. Не понимая и понимая одновременно, отчего он смотрит на меня с таким сожалением, - Прекрати ломать его, словно свою игрушку.
Мне хотелось возразить. «Нет, это не я его ломаю, а он меня» - хотела сказать я, но слова застряли в горле, от того так оно першило. Поэтому я просто возвращала ему тот же сожалеющий взгляд, надеясь, что он понял – силы мои иссякли при другом споре.
– Кем же ты стала?
Это даже не было вопросом, потому что он схватил телефон и уже набирал чей-то номер, чтобы через несколько секунд вызвать мне такси. Вот так вот просто. Хотела уйти сама, а меня выгнали, как собаку. Я бы ушла, не дождавшись машины, чтобы быть более самостоятельной, нежели сейчас. Но в коридор вышел Гидеон. Красный от злости, но уже собранный, смотрящий прямо на меня.
– Я обещаю подумать. Обещаю, что утром скажу тебе свой ответ.
Не успела я обезуметь от внезапного облегчения, когда с моих плеч свалился огромный камень, как услышала крик Рафаэля:
– Что? Гидеон, ты спятил? Ты же не можешь просто так взять и отправить ее в другой век! Дядя убьет тебя! Ты сам себя убьешь!
Как же в гневе они были схожи.
– Иди спать, Рафаэль, - сухо ответил ему Гидеон.
– Нет! Я сейчас позвоню Фальку и пресеку это безумие! – младший де Виллер тут же вновь начал набирать номер дяди, но его брат тут же выхватил из его рук телефон, швырнув его на диван и преграждая Рафаэлю путь в гостиную.
– Это не тебе решать.
– Как и не тебе!
Казалось, что в этот день я наслушалась криков настолько, что они въелись в мою память. Они спорили, а я не двигалась с места, боясь спугнуть кошмар, отвлекающий меня от кошмара похуже. Они замолчали лишь тогда, когда за окном послышался скрип колес подъехавшего такси, что стало для меня отправной точкой в будущее.
Я уходила, понимая, что уже никогда не вернусь в этот дом снова. Не в этом веке, не с этими людьми. Возможно, это заняло бы много времени – вернуться туда, откуда я начала свою историю, но теперь я собиралась попрощаться с этой жизнью, с этим неоновым и новым Лондоном, чтобы повернуть реку вспять и войти в нее дважды. Я знала, что видела Рафаэля в последний раз в этой жизни, но люди так устроены – все мы встречаемся и расходимся, наши первые секунды становятся последними так же просто как моргнуть и не заметить этот миг.
Это не было поводом опускать руки, даже если мое сердце разрывалось на части, отговаривая, умоляя смириться, ничего не менять.
Крупье завел барабан.
Ставки были сделаны. Ставки больше не принимались.
Иллюстрация к главе:
http://radikall.com/images/2014/05/23/Qw53Z.png
http://radikall.com/images/2014/05/23/CQqzA.jpg
========== Я брошен. В огонь и корчусь. Гидеон ==========
Я, лишь рисунок, сделанный пером