Бег времени. Тысяча семьсот

Я почувствовал удивление и настороженность. Во-первых, почему стучатся, во-вторых, на улице льет как из ведра, в-третьих, кого принесло так поздно ночью? Я кинул взгляд в стойку для зонтов, шпага была там. Если что - то успею метнуться к ней.

Ливень на улице шипел и звенел одновременно, сливаясь в единый шорох и гул. Стук в дверь повторился настойчивей.

========== Ты есть то, что ты сделал. Гвендолин ==========

Ты есть то, что ты сделал; то, что ты сделал, остается в памяти; то, что ты помнишь, определяет, кто ты есть; когда мы забываем свою жизнь, то перестаем существовать — еще до смерти.

Джулиан Барнс. Нечего бояться

Я слышала голос, и он повторял имя.

Совершенно не мое, чужое и ненавистное по началу. Но ставшее мне опорой в незнакомом месте, которое я полюбила не по принуждению, а по собственному желанию. Спустя огромное количество времени, спустя множество слез и обид, страха и боли.

И вот она я. Стояла посреди улицы, которую не знала. У дома, который видела впервые.

Ливень беспощадно бил по лицу, грозя снести меня с ног, но я держалась за стоявший рядом фонарь и старалась совладать с нарастающей паникой, забывая бояться чего-то настоящего, вроде грабителей или пьяных преступников. Хотя кто, кроме меня вообще был способен выбраться на улицу в такую погоду. Казалось, что небо решило огородить меня от глупостей, а я все равно пошла ему наперекор.

А все, потому что больше не было сил терпеть. У меня и раньше были проблемы с терпением, но теперь я кричала от боли, ведь моя голова взрывалась от вспыхивающих воспоминаний, застилая перед глазами мир белой вспышкой.

Теперь они были везде - воспоминания.

Помпезные балы, уютные вечера у камина, споры со служанками, столь легкая дружба с Гейнсборо и невероятная, утягивающая меня, любовь к человеку, что всегда стоял рядом, никогда не отпуская меня ни на минуту. И в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас. Хотя именно так смерть и поступила в самое скорое время.

Как так получилось, что он – единственное, что я могу вспоминать? Дело в том, что это было совсем недавно? Или в том, что это чувство сильнее привязанности к семье и друзьям из настоящего?

Это было совершенно не важно. Сейчас мне хотелось лишь одного – возможности вынести невыносимую тоску, что сжимала мое сердце все сильнее, пока я так же цеплялась за фонарь.

Я скорее старалась пробить дверь, чем постучать. Никто не подходил, и я ударила кулаком еще раз.

Ну же, открой. Я пассажир Титаника, что вот-вот потонет. Будь милосерден. Ливень все сильнее старался снести меня с порога, порывами ветра отталкивая меня назад. Секунду, еще одна и дверь открылась.

– Гвендолин?!

Я старалась разглядеть его из-за воды, застилающей мои глаза, все еще занеся руку для удара по двери, но все что видела – это размытое пятно. И это пятно тут же схватило меня за протянутую руку и резко потянуло на себя так, что показалось, будто бы из меня вытянули весь воздух. Разительная перемена температуры воздуха застала меня врасплох, заставляя меня трястись от холодной и прилипающей к телу одежды. Зуб не попадал на зуб, от того я просто смотрела на шокированного Гидеона, не в силах произнести ни слова.

– Я… - в горле застрял комок боли, горло горело от невыносимого тепла.

– Ты с ума сошла?! – закричал он, вскидывая руками и тут же исчезая за поворотом, чтобы вскоре вернуться с сухой одеждой и огромными полотенцами. – Решила убить себя?!

Наконец-то я могла видеть, но лучше бы продолжала блуждать в пятнах. Гидеон выглядел, как самый настоящий лев – разъяренный, грозный, невероятно сильный. И он был чертовски взбешен.

– Ты только что поправилась и теперь решила, что прогулка поздней ночью под холодным ливнем прибавит тебе здоровья?!

Я стояла там как нашкодивший ребенок, забывая о цели своего прихода. О том, о чем мне категорически нельзя было забывать вновь. Вот только теперь это стало граничить с чувством вины за свой проступок. Как сумасшедшая, я выбежала из дому под проливной ливень, не заботясь ни о здоровье, ни о безопасности. Даже забыла взять плащ, не то чтобы зонт.

Все это было мелочами, о которых у меня не было сил заботиться.

Я просто бежала вдоль улиц, сама не зная куда. У меня даже не было конечного пункта, ведь убегала от самой себя, от воспоминаний, что все равно догоняли меня за очередным поворотом. Я сходила с ума или мир и вправду кружился быстрее?

Полночь. Час ночи. Два.

– Помоги мне, - прошептала я, разрушаясь с каждым словом, словно песочный замок, - Пожалуйста, Гидеон.

Я откидываюсь к стене, не в силах более держаться на ногах, казалось, что кости стали ватными, от того и подкашивались.

– Господи, Гвенни, ну что же ты творишь? Переоденься, быстро, – его голос все еще был полон злости, но теперь был… разбавлен нежностью. Словно его и вправду заботило мое состояние, не смотря на то, что я всегда была всего лишь «занозой в заднице» для него, раздражая и заставляя опекать меня, словно маленького и несносного ребенка.

Он протянул мне полотенце и одежду и легким толчком направил в гостиную, в то время как сам направился на кухню, где было слышно, как зажег огонь и поставил на плиту чайник. А я продолжала стоять на пороге, не решаясь сделать шаг вперед.

Все в этом доме кричало мне о том, что я глупая. Что не получу того, что хотела. Я могла бы закрыть глаза и очутиться где угодно и у кого угодно с таким же успехом, с каким Гидеон мне бы помог.

Бесполезно! Как же все бесполезно.

Я осторожно сняла промокший до нитки, невероятно тяжелый свитер, за ним и прилипшие к ногам джинсы, от чего тут же стало еще холоднее, поэтому укуталась в огромное белое полотенце, понимая, что если надену сухую одежду, то это ничем мне не поможет.

Да и что мне вообще способно помочь в этот момент? Ни одно успокоительное, ни одно обезболивающее… Напрасная трата времени.

Развернулась, а он стоял на пороге с подносом на руках, смотря на меня словно обреченный. Казалось, что именно так выглядели люди, готовясь к смертной казни. Что же ты придумываешь, Гвендолин, когда сама и вправду отправляешь себя саму на казнь, где гнить тебе на смертном одре вечность?

– Прости, за вторжение, - произнесла я, избегая его взгляда.

– Что случилось, Гвендолин?

– Шарлотта.

И все-таки посмотрела в его глаза. Он будто перестал дышать, смотря уже не на меня, а сквозь.

– Так я назвала себя, верно? Никаких ошибок, никаких переворотов в истории. Ты должен знать об этом.

Словно кадр из фильма – это было так же ярко. Горящий Манор Хаус, пуля, что разорвала мое легкое, заставляя меня истекать кровью и умереть не то от боли, не то от потери крови. В восемнадцатом веке, совершенно неожиданно, в семнадцать лет. Будто бы так и было заложено в моей судьбе.