Бег времени. Тысяча семьсот

Все выше. Быстрее. Ближе к раю, чем могли бы оказаться смертные.

Я повторяла это каждый раз, как могла вобрать в себя достаточное количество воздуха, теряя его в криках, но находя в секунды спокойствия.

Я сошла с ума, Гидеон де Виллер.

Любовь к тебе стала причиной моего безумия.

========== Охота на дьявола. Гвендолин ==========

Я никогда ничего не обещала. И никогда не собиралась менять направление ветра. Но если уж ты можешь путешествовать во Времени, можешь вернуться назад и почувствовать себя прежней, то неужели же не попробуешь сделать это — хотя бы раз?

Джоанн Харрис. Персики для месье кюре

– Мамочка!

Амелия бежит ко мне навстречу с распростертыми объятиями и ее черные локоны прыгают, как и она, когда наконец-то она обхватывает меня руками. От нее восхитительно пахнет лавандой – как и всегда, в воскресенье ей делали ароматную ванну – истинное расточительство дикарки из будущего. Амелия запрыгивает мне на колени, счастливо улыбаясь, а я смеюсь и, схватив расческу, тут же начинаю расчесывать ее непослушные волосы. Она начинает с задором рассказывать про ее день с Люси – гувернанткой с весьма смелыми для 18 века взглядами на жизнь. Наверное, именно поэтому она мне так и нравится. Девушка не боится высказывать свои мысли и ей повезло родиться именно в Шотландии, чтобы найти дом, где ее бы могли воспринимать всерьез, а не пороть розгами за распущенные мысли. И она стала единственной, кто смог бы утихомирить пылкий нрав Амелии, которая сидит на моих коленях и смеется каждый раз, когда расческа застревает в ее волосах.

В комнате слишком душно. Кажется, словно весь воздух выкачали.

В углу тихо потрескивает камин, окна плотно закрыты – весна едва наступила, все еще не радуя холодными ветрами. Свечи освещают комнату и ощущение, словно я в самом уютном в мире коконе, счастливая и живая. Память так и не возвращается, старательно пряча меня от горестей прошлого, и мне стоит ее благодарить, ведь это позволяет мне воспринимать мир шире.

Почти нечем дышать. С каждой секундой все труднее.

Он заходит в комнату как раз тогда, когда Амелия заканчивает свой рассказ. Улыбается самой потрясающей улыбкой и кажется, что в комнате становится намного теплее, чем было до его прихода. Бенедикт – лучший в мире обогреватель. Я смеюсь, когда Амелия спрыгивает с моих коленей и бежит ему навстречу, явно готовясь и ему пересказать все взлеты и падения, что она пережила за один лишь день. Уверена, что в конце Бенедикт опять нахмурится и скажет, что мы позволяем Люси гораздо больше, чем позволено приличиями, а я опять упрекну его в том, что он сам женился (аж два раза!) на незнакомке из будущего, не имеющей за спиной ничего кроме наглости и сарказма. Но мой муж лишь смеется в ответ и подхватывает дочь на руки.

Что-то холодное упирается в мою ладонь, и я морщусь от неприятного ощущения.

Бенедикт подходит ближе ко мне и с дочерью на руках умудряется наклониться, чтобы оставить на моих губах легкий поцелуй, точно приятный ветерок в душный летний день и я оживаю, как оживала всегда, когда он был рядом. Внизу живота все стягивается в узел, когда он медленно, ведя носом по моей коже, передвигает свои губы ближе к уху и произносит что-то, что заставляет меня вспыхнуть точно спичка.

Приятный холодок на секунду достигает моего лица, но затем вновь исчезает, точно его и не было.

Амелия уходит спать, ее весьма разумно уводит из комнаты Люси – последнее, что я вижу, это вспышку ярких рыжих волос гувернантки, прежде, чем дверь захлопывается и Бенедикт тут же оказывается рядом – настойчиво, почти грубо он поднимает меня с кушетки и тянет к себе, точно безвольную игрушку, что повисла в его руках. Но я делаю шаг назад и маню его указательным пальцем, подходя все ближе к кровати. Он идет за мной, и я вижу, как темнеют от страсти его глаза.

Смеясь, я отворачиваюсь от него и…

Падаю с кровати, больно ударившись лбом об паркет. Черт! Открыла глаза и поняла, что свалилась не с такой уж и восхитительной высоты, о которой стоило бы беспокоиться, но сам факт, что я упала с кровати, заставлял меня чувствовать, если и не ужасно, то, по крайней мере, немного неловко. Учитывая тот факт, что свою одежду я оставила вчера где-то в районе между кабинетом и лестницей. Весьма смущающее обстоятельство, учитывая, что в доме проживал еще и де Виллер-младший.

– Так и будешь валяться, мисс Аморальность?

В испуге я тут же запрыгнула в кровать и обмоталась одеялом, прикрывая им наготу, но спустя секунду облегченно выдохнула. На подоконнике, уютно устроившись между маленькими подушками, лежал Ксемерус, смотря на меня настолько осуждающе, насколько мог.

– Что тебе нужно, Ксемерус? – прошипела я ему, оглядываясь на закрытую дверь. За ней лишь отдаленно были слышны голоса Рафаэля и Гидеона. О боже! А я валялась тут совершенно голая и разговаривала с воображаемым (как всем кажется) другом. Если выставить эту сцену в театре, то все зрители были бы похожи на персонажа «Крика» Эдварда Мунка.

– Ты пропала, и я забеспокоился, - с напыщенной важностью произнес демон, перемещаясь на кровать. Конечно, как же. Дождешься от него беспокойства. Единственное о чем Ксемерус умел беспокоиться – это его призрачный желудок.

– Я серьезно. Мне сейчас не до тебя и твоих шуток, - вновь прошипела ему я, стараясь согнать его с кровати. Но рука как обычно лишь словно погрузилась в холодную воду. Отличное средство, чтобы отогнать сон.

– Естественно! Совсем не юная Ева соблазнила маленького Адама, - съехидничал Ксемерус, взлетая к потолку, оскорбленный тем, что я запустила в него руку, - Совсем забыла о том, ради чего ты здесь?

Уничтожить Сен-Жермена.

Такое я не забуду никогда. Но заснуть в одной кровати с человеком, которого я ждала более ста лет… Сравнится ли это чувство с тем, что я испытаю, когда наконец-то избавлюсь от вечно преследующего меня желания мщения? Долгое время мне казалось, что месть – это единственное, что удерживает меня на плаву. Пока не поняла, что больше не знаю, за что же пытаюсь мстить. Граф разрушил мою жизнь в такой же мере, в какой сам того не осознавая сделал ее восхитительной. Только чувство неполноценности продолжало бегать за мной точно верная собака.

– Я знаю, Ксем, просто… - я вспыхнула, вспоминая прошлую ночь, и тут же зарылась лицом в одеяло.

Я ждала его более ста лет. Вряд ли это можно сравнить хоть с чем-то. И вот он – Гидеон де Виллер вместе со мной. Его длинные пальцы пианиста так изящно вырисовывали на моей коже незамысловатые линии, словно именно он создал меня. Словно его губы всегда покрывали мою кожу поцелуями.

– Просто ты вернулась в самое начало, - с иронией протянул Ксемерус и тут же налетел на меня, отрезвляя холодной водой, которой, однако, невозможно коснуться. Это мгновенно погасило все мои романтические мысли.

– Ты просила не давать тебе сойти с верного курса, - виновато сказал он, пожимая плечами. Мол, я всего лишь делаю то, что ты сказала. Как обычно.

– Порой я жалею, что вообще встретила тебя, - пробормотала я, поднимаясь с кровати и ища хоть что-то, в чем я была бы похожа на нормального человека.

– Я единственный, кто не давал сходить с ума! Знаешь, как сложно было притворяться, что я тебя совсем не знаю? Молодая версия тебя еще сварливее, чем ты, - демон обиженно скрестил свои лапы и отвернулся от меня, сев на подоконник. Но я проигнорировала его и, накинув на себя найденные в шкафу чистые боксеры и футболку, что практически полностью закрывали боксеры, вышла из комнаты, оставляя демона со своим «никто меня не ценит» наедине. В конце концов, я уже насмотрела на эту сцену вдоволь. Ксемерусу уже давно пора придумать к своему фильму новый сценарий.