Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
Долгое время Гидеон молчал, словно собирая пазл из информации, но в итоге поднял голову и улыбнулся, сжимая мою ладонь.
– Так давай сделаем это.
Его голос полон теплоты и нежности, и хотя я совершенно не заслуживала его доверия, я улыбнулась в ответ, благодаря всех богов мира за то, что в этот момент Гидеон со мной.
========== Всё, что изменяет нашу жизнь. Гидеон ==========
Всё, что изменяет нашу жизнь, — не случайность.
А.С.Грин
Она спала, неслышно дыша на моей груди. Такая нежная кожа, такое хрупкое
К моей досаде на некоторых местах ее тела проявились синяки после первого нашего раза, а на бедре красовался след от поцелуя - перестарался. Слишком много было страсти. Мы были, как дикари. Два сорвавшихся умалишенных. За эту ночь мы никак не могли насладиться друг другом. Начали в кабинете, потом перебрались в мою спальню, где сейчас и пребывали. Оба уставшие, выбившиеся из силы, уснули в объятиях друг друга. Мы были колыбелью мира, точкой отсчета времени и всех координат, мы – чистый лист: вписывай новую жизнь, а старую вырви, сложи и спрячь от глаз подальше, иногда вытаскивая в час меланхолии.
Если бы не день, рвущийся назойливо своими лучами к нам в спальню, то мы бы продолжали находить новые способы признания любви. Нам было дано мало времени и собственных сил. А хотели большего.
Я смотрел на нее, мирно спящую, в моих объятиях. Моих! Заполучил её, как долгожданную награду, как милость сверху. При том не подключенную к приборам, не умирающую, а живую, настоящую, мою. И теперь не отпущу. Всё. Я обрел смысл жизни, моя Вселенная обрела центр. Я эгоист до мозга костей, поэтому посылаю на все лады тех, кто желает её внимания.
Нежно гладил по щеке, запоминая эти ощущения . День неумолим. Он шел своей поступью, приближая час, когда нам надо будет вставать, собираться, что-то делать, куда-то бежать. Обязательная элапсация, будь она неладна. Я бы вечность проторчал тут с ней, превратившись в экспонат для музея в виде мумии.
Часы показывали ранее утро – шесть часов. Ох и достанется Гвенни от матери! Боюсь, миссис Шеферд меня не пустит на порог вообще, после того, как целую ночь провел с ее дочерью.
Воспоминания о нашем сексе наваливались яркими картинами, что даже заныло в паху. Гвендолин была потрясающая: мне, чтобы ею полностью насладиться, не хватит вечности. Воспоминание, как она шептала мое имя, запускала ноготки мне в спину и в волосы - просто переворачивало всё внутри. Так. Всё. Хватит! MERDE!
Иначе, я накинусь на спящую, как последний извращенец. Внизу спасительно послышался хлопок входной двери, отвлекающий от развратных мыслей, которые так и лезли, глядя на ее оголенное плечо и аппетитное округлое бедро, выглядывающее из-под одеяла . Ага, наверное, это Рафаэль пришел после того, как пропадал чёрт-те где. Надо ему сказать, чтобы тише себя вел, не разбудил Гвендолин. Заодно спущусь, завтрак приготовлю.
Осторожно выскользнув из кровати и поцеловав любимую в обнаженное плечо, накинул на себя домашние штаны и майку и поспешил вниз. Рафаэля я застал врасплох, пожирающего ветчину с хлебом прямо у раскрытого холодильника ,– кто-то явно голодный.
– Оставь хотя бы яйца для яичницы. Не выпивай их разом!
Рафаэль хмыкает, кидает недовольный взгляд и замирает. Наверное, я выгляжу как-то по-особенному сейчас. Ну да, счастливый болван. Не без этого.
– Дай угадаю, - говорит он, жуя и проглатывая куски сэндвича, - На тебя напал беззубый вампир.
Пытался прокусить шею, но сдался, и убежал.– Ты про что? – я рефлекторно, хватаюсь за шею.
– Я про засосы. – Но тут он замечает на моем плече багровые полосы - царапины Гвен, личное тавро моей шельмы. – О! Так он еще пытался в рукопашную тебя завалить!
– Я… ты… я…- меня накрыла волна удушающего гнева и стыда. Запалил собственный брат! Твою мать…
– Очень красноречиво, Гидеон! Браво! – Рафаэль издевается с мерзкой ухмылкой.
– Не завидуй, мелкий. Между прочим, сам всю ночь где-то шлялся.
– Рафаэль ухмыляется. Видно и ему сегодня достался кусок счастья. – Подвинься, хочу сделать завтрак.
– Так вампир здесь? –Рафаэль изумленно смотрит вверх, будто сквозь потолок он сможет рассмотреть что-то.
– Нет, Рафаэль, это я сам себя оцарапал и засосы наставил – мне уже давно говорят, что эгоистичен и не люблю никого кроме себя. Конечно же, здесь! Подвинься!
Я отодвигаю ошалевшего брата и начинаю готовить завтрак. Рафаэль молча сидит и пьет чай, переписываясь смс с Лесли, попутно хмыкая и улыбаясь. Умилительное зрелище!
– Не забудь приписать «покасики-покасики. Чмоки-чмоки!»
– Твое познание в сленге поражает меня.
– Рафаэль достает пачку крекеров и начинает пожирать их с ужасающим хрустом.
– Ты голодный, как абориген! Ну-ка, дай сюда.
– Я отнимаю у него пару крекеров и запихиваю в рот. Вкусно. Но не сытно.
– А я смотрю ты тоже. Физические упражнения располагают к голоду. – Рафаэль язвит, засыпая в рот последние крошки.
– Вампир достался кровожадный. – Яичница аппетитно скворчит, отстреливаясь брызгами обжигающего масла. По кухне разносится запах еды.
– И что же? Ты наконец-то с ней? – Рафаэль задает вопрос как бы невзначай, но по голосу слышен неприятный холодок отчуждения и неприятия Гвен.
– Я не знаю, Рафаэль. Когда я с ней все становится слишком запутанным.
О! «Запутанным» - слабо сказано. Гвендолин – девушка-загадка, целый лабиринт. Я столько раз оказывался с ней в тупике.
– И что запутано на этот раз?
Merde! Тяжело объяснить то, что сам не до конца понимаешь. Пытаясь сформулировать ответ, тяжко вздыхаю и выключаю яичницу. И из меня льется исповедь в виде деталей, наблюдений:
– Порой я замечаю, что она застывает. Она долго смотрит в одну точку, точно видит что-то, что я никогда не увижу. И ее глаза в этот момент темнеют, мне кажется, что ее зрачки полностью становятся черными… В эту секунду я вижу в ней отголоски всех тех лет, что она провела одна.
Если бы вы знали, как это больно! Как это тяжело. Это словно вычерпывать кружкой море. Иногда, кажется, я не способен воздать и залечить то, что нанесло ей время.
– Она старается. Я вижу, что она старается быть такой же, как все, но иногда Гвен выдает ее же тело. То, как она двигается, как говорит, как смотрит на людей. Она идет с высоко поднятой головой, словно мир уже склонился к ее ногам. Люди видят это, от того обходят стороной. За два дня я ни разу не увидел, чтобы хоть кто-то случайно дотронулся до нее. Они огибают ее, наверное, даже сами того не осознавая.
Гвендолин даже не замечала этого. Она словно обросла непробиваемой незаметной чешуей. Как пробиться через нее и что там под ней? Я знаю, что там столько боли и одиночества, сколько невозможно вытерпеть и не сойти с ума. А она смогла! Нереальная девушка! Потрясающая женщина! Волшебная Гвендолин Шефферд.