Беглец

– Ну как?
– спросил Виталий Сергеевич.

– Во!
– сказал Славка и показал большой палец.

– Если так, берите посуду и надрайте ее до зеркального блеска.

Славка и Митька собрали миски, ложки и ушли мыть.

Тогда Юрка, все так же глядя исподлобья, спросил:

– А кто это - кратын?

– Кретин?

У Виталия Сергеевича снова покраснели кончики ушей, он ожесточенно потер себе подбородок, наклонился к Юрке - на Юрку пахнуло спиртным - и сказал:

– Слово, Юра, - опасная вещь. Им легко ранить человека, можно даже убить. Не в прямом, конечно, смысле... Юлия Ивановна совсем не хотела тебя обидеть. Слово, которое она употребила, попросту означает "отсталый". Но ведь это правда! Ты второй год в третьем классе и, если не подтянешься, останешься на третий...

– А я виноват, что болел?
– сказал Юрка.

– Я тебя и не виню. Просто говорю о том, что есть. Вот и книг ты не читаешь. Почему?

– А!..
– отмахнулся Юрка.
– Не люблю я... И чего их читать? У папки есть, так они неинтересные...

– Наверно, они тебе не по возрасту. Надо доставать другие. В школе ведь библиотека есть?

– Есть.

– Ну вот, значит, ты просто не интересуешься, тебя не приучили. А это очень жаль. Кем ты собираешься стать?

Юрка пожал плечами. Он и сам не знал. Он бы хотел попробовать. Всего.

– Вряд ли ты захочешь, как твои отец и мать, ходить с лопатой, штопать дорогу?

Юрка замотал головой.

– А кем же? Шофером, моряком, летчиком? Может, даже космонавтом?

Юрка засмеялся.

– Любой специальности нужно учиться. И этого мало. Нужно быть образованным. А образованным можно стать только читая книги. Этого никакая школа и вуз не заменят. Можно закончить вуз и остаться невеждой. Так и бывает довольно часто...

– Я в интернат хочу, - сказал Юрка.

– Думаешь, там будет легче - не надо учиться? И там надо. Да тебя, такого отсталого, и не примут в интернат. Значит, сначала нужно подтянуться... От своего долга никуда, брат, уехать нельзя, - сказал Виталий Сергеевич и замолчал, стал думать о чем-то своем, потом снова посмотрел на Юрку.
– Так вот. Нужно взять себя в руки и подтянуться. Что ты, хуже других, не сможешь? Я уверен, что сможешь...

Юрка неловко улыбнулся.

– А на Юлию Ивановну не сердись, она не хотела тебя обидеть.

– Так а я что?
– сказал Юрка.
– Я - ничего.

– Тогда собирай всю команду и пошли к морю, надо перед сном освежиться.

Они пошли купаться, и Юливанна пришла тоже, и все стало снова, как было, - они купались и дурачились, и всем было весело, как никогда.

Славка и Митька сразу уснули, а Юрка долго еще лежал и думал.

Получалось, что он на самом деле обиделся зря. В конце концов, что особенного? Отстал? Отстал. На второй год остался? Остался. Факт? Факт. А почему? Не хотел учить таблицу умножения. Назло учительнице. Потому что она придиралась.

А ей от этого что? Не она же останется снова в третьем классе, а он. И Славка его догонит - его уже перевели в третий. И все будут ему, Юрке, тыкать - вот какой он неспособный, с младшим братом в одном классе сидит. Так его скоро и Ленка догонит...

А что он, такой уж неспособный? Ничуть не хуже других. Вот возьмет и вызубрит эту таблицу наизусть. Хоть завтра...

Не успел Юрка все передумать и заснуть, как приехали папка и мамка с Ленкой. Они привезли белого хлеба и колбасы, думали, что ребята тут припухают от голода. Тогда Юрка принес "солдатский супчик" - его еще много осталось, - мамка разогрела, все ели и очень хвалили. Утром мамка побежала к приезжим, и Юрка слышал, как она кричала на весь бугор, как они замотались в городе, приехали поздно ночью, попутной машиной, и какое им большое спасибо, что покормили ребят, и какие они хорошие люди - это сразу видно...

Юрка и Славка сбегали к птичнику, думали, что еще не всех уток увезли и удастся снова прокатиться с Сенькой-Ангелом на вторую ферму, но ни одной утки уже там не было, окна и двери птичника были крест-накрест заколочены досками.

Потом пришел шторм. Он подкрался исподволь, незаметно. Сначала далеко у горизонта появились барашки, море там потемнело, а у берегов начало становиться светло-зеленым. Но так бывало много раз - после полудня всегда морской бриз разгуливается, море шумит сильнее, и никто на это не обратил внимания. Небо оставалось безоблачным, солнце жарило вовсю, все, кто мог, прятались в тень, и даже ветра никакого особого не было. Дул как всегда, только почему-то от него не становилось прохладнее. Потом он и вовсе упал, но барашки все росли и росли, превращались в длинные взлохмаченные гривы, море вдалеке становилось все мрачнее и мрачнее. Папка вышел из мастерской, посмотрел на море, покрутил головой, но ничего не сказал. Юрка вытащил свой велосипед, начал снимать переднее колесо - может, Сенька-Ангел в самом деле отдаст свое, оно же ему не нужно... И вдруг у него перехватило дыхание. Юрка открыл рот и вскочил. Тугая волна ударила по двору, взмела и унесла прочь мусор, птичий пух и перья, прижала к земле кусты тамариска, положила плашмя ячмень за бугром, вздула тент, как парашют, парашют лопнул и разорванным флагом вытянулся по ветру. Юрка побежал туда.

Виталий Сергеевич пытался развязать узлы, но ветер затянул их, трепал и дергал тент, тот звонко хлопал, хлестал по машине. Тогда Виталий Сергеевич схватил нож, обрезал одну веревку, другую. Тент, как живой, рвался у него из рук, Юрка подбежал и ухватился за конец, его больно хлестнуло полотнищем, Юливанна подбежала и ухватилась тоже. Виталий Сергеевич обрезал все стропы, они втроем усмирили рвущуюся из рук парусину, укутали, обвязали "Волгу". Палатка стояла как ни в чем не бывало, но Виталий Сергеевич на всякий случай забил поглубже металлические колышки. Только они кончили, как ветер стих. И сразу стало так душно и жарко, что у Юрки рубашка начала прилипать к телу. Юливанна схватила книжку и стала обмахиваться, как веером.

– Ну вот, напрасно старались, - сказала она, - теперь надо все делать заново.

– Не думаю, - сказал Виталий Сергеевич.
– Посмотри.

В море теперь отчетливо проступили три полосы - у самого берега переливающаяся, кипящая пена, за ней пронзительно-зеленая, все расширяющаяся полоса, а дальше по иссиня-черной глубине взметались и опадали, неслись к берегу белые гривы. И тут Юрка увидел, как идет второй ветровой удар.

Взметнулись вверх гребешки волн, клочья пены понесло по воздуху, призрачной стеной поднялась пыль с перепаханной грунтовки, упал, прижался к земле ячмень, и снова тугая волна ударила по бугру. У Юрки перехватило дыхание, он повернулся спиной к ветру, Юливанна повернулась тоже и наклонилась, придерживая платье, ее белая косынка взлетела вверх и, кувыркаясь, как турман, понеслась вдаль и ввысь. Кусты тамариска пригнулись, розовое облако сорванных соцветий понеслось за косынкой.

Юливанна зажала юбку между колен, обеими руками придерживала вставшие дыбом, встрепанные волосы.

– Это что, уже конец света, да?
– смеясь, перекрикивала она свист ветра.

– Начало конца...
– засмеялся Виталий Сергеевич. Волосы у него тоже встали дыбом и серебряным нимбом окружили лоб.

Ветер стих.

– Ф-ух!
– облегченно вздохнула Юливанна.
– Еще немножко, и меня унесло бы вслед за косынкой... Уже все, он больше не будет?

– Это только прелюдия.

– Тогда, может, мы натянем веревки, как на кораблях, чтобы держаться, или привяжемся к мачтам... Вот только где взять мачты? Эти кустики выдернет и унесет вместе с нами...

Они шутили, смеялись и прибирали, прятали в палатку и машину все, что могло унести ветром. Лагерь стал голым и неуютным.

– Кажется, всё?
– сказала Юливанна.
– О, самое главное, что нужно сберечь.
– "Счастье"...

Она отвязала веревочку, на которой висела картинка Виталия Сергеевича, убрала ее в палатку.