Беглец
Шрифт:
– Странно, - сказала она.
– Я не помню где, но у меня были деньги... Не очень много, но были...
Папка ужасно засуетился, дедовы глаза спрятались в морщинах, рот у Максимовны вытянулся в ниточку. А Юрку почему-то обдало жаром.
– Нас это не касаемо, - сказал дед.
– Были они там, не были... Мы ваших денег не трогали. Вот как они сложили, так оно и есть...
– Нет, что вы!
– сказала Юливанна.
– Как вы могли подумать?.. Я вас ни в чем не подозреваю... По-видимому, она решила, что это его деньги, и забрала все...
– А что же, - сказал папка, -
– Мы до ваших вещей не касались, - деревянным голосом сказала Максимовна.
– И все это нас не касается. Разбирайтесь сами!
– Да, да, конечно...
– сказала Юливанна.
– Только что ж теперь делать?.. Мне нужно ехать и не на что, нет ни копейки... Даже телеграмму не могу послать...
Папка молча суетился, все остальные сидели как каменные.
– Я прошу, - сказала она, - я прошу - одолжите мне рублей пятьдесят... ну хотя бы сорок... Я сейчас же верну, вышлю телеграфом...
Она подняла голову и посмотрела на всех по очереди, но никто на нее не смотрел и не ответил. Время шло, а они молчали. Молчали и молчали...
– Еще чего!
– сказала мамка.
– Кабы у нас лишние деньги, мы б тоже по курортам ездили... А тут не знай, чем рты напихать...
– Деньги мы не куем, - сказала Максимовна, - у нас лишних не бывает.
– Но как же быть?.. Я ведь прошу в долг и сейчас же верну... Вот хоть и вещи оставьте в залог...
Сенька-Ангел поднял платья, стал запихивать в чемодан.
– На кой они нам?
– сказала мамка.
– Нам тут фигурять негде, мы люди рабочие...
Юливанна посмотрела на деда, но тот молчал, Максимовна, поджав губы, смотрела в сторону, папка суетился и вроде бы даже усмехался. Юливанна снова провела рукой по лицу и сказала еле слышно:
– Что же мне теперь делать?..
Семен застегнул "молнию" чемодана.
– Нашла у кого просить!
– сказал он.
– У них зимой снега попроси удавятся, не дадут...
– А ты нам не указ!
– вскинулась Максимовна.
– Мы твоих денег не считаем, ты наши не считай...
– Вот чужие-то вы и любите считать, сквалыги завидущие... Пошли отсюда. Ничего ты у них не допросишься...
Он поднял чемодан, взял своей лапищей Юливанну за локоть и, как маленькую девочку, повел к воротам. Она шла опустив голову и в самом деле стала сейчас похожей на маленькую обиженную девочку.
– Ишь защитник нашелся!
– зло сказала Максимовна.
– Один утоп, другой присоседился... Такие небось не пропадают!
– А ловкая какая!
– сказала мамка.
– Дай ей деньги, а потом поминай как звали...
Щемящая жалость к несчастной Юливанне вдруг обратилась у Юрки в ненависть, слепую ярость. Все тело его начало ходить ходуном, как тогда на берегу.
– Ну и гады же вы все!
– сказал он.
– Подлые гады!
– Ты чего это, поганец!
– изумленно открыл глаза дед.
– Ты это кому говоришь?
– Тебе! И тебе, и тебе, и тебе... Все вы сволочи! Вы же врете, что денег нет, вы получку получили... Вам жалко, жмоты проклятые...
– Ах ты пащенок!
– крикнула Максимовна.
– А вы чего смотрите? Вырастили бандита...
Мамка наотмашь хлестнула Юрку по
лицу. Он схватился за щеку и отпрыгнул. Он знал, что сейчас его будут бить, но уже не мог остановиться и кричал, торопился успеть сказать все:– Бить будете? Бейте!.. Все равно вы сволочи и гады... Был дядя Витя, бегали к ним, подлизывались, жрали, пили, а теперь вам денег жалко?.. А куда ее деньги девались?.. Вы их и украли!
– Кто украл?
– вскочил папка.
– Я тебе покажу - украли!
Папка поймал его за руку, ударил по лицу.
Папка задиристый, но слабосильный, в драках всегда попадало ему. Теперь он был сильнее и бил со знанием дела, туда, где больней.
Юрка кричал, извивался, пытался вырваться, но папка держал цепко и бил все злее и злее...
Юрка изловчился, боднул его в живот. Папка охнул и, схватившись за живот, согнулся пополам. Юрка отскочил в сторону. Лицо у него было разбито в кровь, но он ничего не чувствовал. Его трясло от ненависти.
– Всем бы вам так... За все... Подлые гады!.. Не хочу, не буду я с вами жить... Пропадите вы тут пропадом!..
Мамка бросилась к нему, Юрка увернулся и побежал со двора.
– Беги, беги!..
– крикнула мамка.
– Все равно никуда не денешься, жрать захочешь - прибежишь обратно...
Разбитое лицо горело, распухшие губы стягивала подсыхающая корка крови. Юрка побоялся идти к колодцу - слишком близко от дома - и пошел к морю. Оно дышало медленно и мерно, будто отдыхало от тяжкой штормовой работы. Там, где недавно над черными глубинами проносились лохматые пенные гривы, теперь дробились, множились и слепили глаза солнечные зайчики. Юрка разделся, забрел в воду по грудь и обмыл лицо. Даже на ощупь было заметно, как оно распухло.
На бугре появились две фигурки. Юрка бросился к одежде, но присмотрелся и успокоился - к нему бежали Славка и Митька.
– Ух ты, как он тебя!
– сказал Славка.
Зареванный Митька молчал и только, широко открыв "ставни", испуганно смотрел на него.
– Ну, ты его тоже саданул! Он как отдышался, как начал кричать: "Я ему башку оторву, я ему шкуру спущу"...
– Вот он теперь бить меня будет, - сказал Юрка и показал кукиш.
– Я больше и домой не приду.
– Совсем-совсем?..
Юрка кивнул.
– А где ты жить будешь?
– Хоть где, только не с ними, подлюками...
Славка озадаченно оглянулся, словно отыскивая место, где сможет жить Юрка. Вокруг были только море и песок.
– Ну да, - сказал Славка.
– А есть чего?
– Найду.
Юрка сказал это очень решительно, но тут же вспомнил, как рассказывал Виталий Сергеевич о своем побеге в детстве. Убегая, тот запасся хлебом. У Юрки не было ни крошки. Сейчас есть не хотелось, но потом-то захочется... Все равно, у них он брать не станет.
– Сбегай, принеси мне лески, - сказал он.
– И спички.
– Будешь рыбу ловить?
– догадался Славка.
– Знаешь, давай и я с тобой. Будем жить вместе. Ловить рыбу и вообще... А что? Сейчас тепло, можно хоть здесь, хоть на лимане. Нет, там лиманские мухи... Так и здесь можно или на скале. Выроем себе пещеру и будем жить... Вот здорово будет! А?