Бегуны

— Вот видишь, — сказала она, переходя на ты, словно загадочный препарат сблизил их и даже породнил. — Теперь положи его сюда и отвернись.

Блау сделал так, как она велела, а госпожа Моул встала рядом и положила руку коту на живот.

Под тяжестью собственного веса тело животного обмякло и теперь, расплющенное, лежало на спине, в позе, совершенно не характерной для живого кота. Блау снова прикоснулся к мягкой шерстке, и она показалась ему теплой, хоть он и знал, что это невозможно. Доктор заметил, что глаза у кота не стеклянные, как у обычных чучел: каким-то волшебным образом Моул сумел сохранить настоящие — они лишь слегка помутнели. Блау дотронулся до века: оно было мягким и податливым.

— Какой-то гель, сказал доктор скорее себе, чем вдове, но тут она пальцем указала ему разрез на кошачьем брюхе: слегка потянув за край, можно было открыть все нутро.

Осторожно, кончиками пальцев, словно касаясь невероятно хрупкого оригами, Блау раскрыл брюшную полость и заглянул внутрь — оказалось, что можно пойти еще дальше, словно кот был книгой, изготовленной из ценного, экзотического материала, для которого и названия-то нет. Взору доктора явилась картина, которая еще в детстве наполняла его счастьем и чувством удовлетворения: безупречный порядок внутренних органов, разложенных согласно божественной гармонии, причем цвета столь естественного, что создавалась полная иллюзия, будто вскрываешь живое тело, проникаешь в его тайну.

— Теперь откройте грудную клетку! Ну же, смелее, — шепотом уговаривала вдова, все ближе склоняясь к плечу доктора. Он даже почувствовал, как пахнет у нее изо рта — кофе и чем-то приторно-затхлым.

Блау послушался, раздвинуть маленькие ребрышки оказалось легко, и доктор уже готовился увидеть бьющееся сердце — столь совершенна была иллюзия. Но тут послышался щелчок, зажглась красная лампочка, и раздались чуть потрескивающие звуки, в которых доктор узнал хит группы «Queen». «I want to live forever» [60] , — доносилось из кота. Блау в ужасе отпрянул, держа его на вытянутых руках и испытывая смешанные чувства отвращения и страха, словно случайно причинил вред этому растянувшемуся перед ним зверю. Вдова, довольная шуткой, захлопала в ладоши и радостно засмеялась, но, видимо, Блау выглядел столь раздраженным, что она замолчала и положила руки ему на плечи:

60

«Я хочу жить вечно» ( англ.).

— Ну-ну, не бойся, это он такую шутку придумал. Нам не хотелось, чтобы это выглядело слишком печально, — теперь госпожа Моул говорила совершенно серьезно, хотя ее голубые глаза продолжали смеяться. — Ну всё, всё, извини…

Доктор с трудом заставил себя улыбнуться в ответ и завороженно смотрел, как ткани препарата медленно, почти незаметно возвращаются в прежнее положение.

Да, госпожа Моул показала ему лабораторию. Они сели в машину и по проложенной вдоль пляжа гравиевой дороге добрались до каменных корпусов. Раньше, когда порт еще функционировал, здесь был рыбозавод, от которого осталось несколько просторных помещений с чистыми, выложенными кафелем стенами и дверьми, оборудованными электронными замками, как у гаража. Окон не было. Вдова зажгла свет, и Блау увидел два больших, обитых жестью стола и несколько застекленных витрин с множеством банок и инструментов. Полки, заставленные колбами из йенского стекла. «Папайн» — прочитал он на одной из этикеток и удивился. Как Моул использовал этот фермент, что разлагал с его помощью? «Каталаза». Гигантские шприцы для инфузий и маленькие вроде тех, которыми делают обычные уколы. Блау не осмелился расспрашивать вдову и просто старался все запоминать. Для вопросов время еще придет. Металлическая ванна, сливное отверстие в полу — похоже одновременно на кабинет хирурга и на бойню. Вдова закрутила подтекающий кран.

— Нравится? — спросила она.

Блау погладил жестяную столешницу и подошел к письменному столу, где по-прежнему лежали распечатки с каким-то графиком.

— Я ничего не трогала, — сказала она многообещающе, словно показывала выставленный на продажу дом будущему покупателю. — Только выбросила незаконченные препараты — они уже начинали портиться.

Блау почувствовал на плече ее руку, испуганно оглянулся и тут же опустил глаза. Вдова подошла поближе и встала так, что ее грудь коснулась его рубашки. Доктор ощутил выброс адреналина и едва сумел удержать собственное тело, невольно подавшееся назад. Тут задетый Блау стол качнулся и маленькие стеклянные ампулы чуть не скатились на пол, что оказалось очень кстати: доктор поймал их в последний момент, заодно избавившись от этой неловкой близости. Он был уверен, что все вышло непреднамеренно: вдова случайно прикоснулась к нему. Одновременно Блау почувствовал себя мальчишкой — разница в возрасте показалась вдруг огромной.

Вдова явно потеряла интерес к экскурсии и пояснениям, она достала мобильник и кому-то позвонила. Обсудила вопрос с арендной платой, договорилась о встрече в субботу. Все это время Блау жадно глазел по сторонам, рассматривая каждую деталь и обещая себе всё-всё запомнить. Мысленно записывал план лаборатории, отмечая место каждой бутылочки, каждого инструмента.

После ланча, во время которого вдова рассказывала о покойном муже, его распорядке дня и мелких чудачествах (Блау слушал внимательно, догадываясь, что удостоился величайшей милости), госпожа Моул уговорила доктора выкупаться в море. Тот воспринял это без особого восторга: куда охотнее он просто посидел бы в библиотеке, еще раз изучил кота и саму комнату. Но отказать хозяйке Блау не посмел — попытался, правда, отговориться отсутствием плавок.

— Да ладно, — ничуть не смутилась госпожа Моул, — это мой личный пляж, там никого не будет, кроме нас. Выкупаешься голым.

Однако сама осталась в купальнике. Завернувшись в полотенце, доктор Блау снял трусы и поспешил в воду, которая оказалась такой холодной, что у него на мгновение перехватило дыхание. Плавал доктор плохо — как-то не довелось научиться. Он вообще не был большим поклонником физической активности. Блау неуверенно попрыгал, опасливо нащупывая ногами дно. Вдова же отплыла довольно далеко — красивым кролем — и вернулась. Брызнула на доктора. Тот удивленно заморгал.

— Ну чего ты ждешь, плыви! — воскликнула она.

Блау долго собирался с духом, не решаясь окунуться в холодную воду, наконец послушно, словно ребенок, не желающий разочаровать родителей, проплыл немного и повернул назад. Госпожа Моул с силой шлепнула рукой по воде и поплыла дальше одна.

Блау ждал вдову на берегу, дрожа от холода. При каждом движении с нее стекали струйки воды, доктор опустил глаза.

— Что ж ты не поплавал? — спросила вдова высоким веселым голосом.

— Холодно, — коротко ответил доктор.

Женщина рассмеялась, откинув голову назад и широко открывая рот.

У себя в комнате он немного вздремнул, потом тщательно записал то, что успел увидеть. Даже набросал план лаборатории, отчего почувствовал себя немного Джеймсом Бондом. С облегчением смыл под душем соленую воду, побрился и надел чистую рубашку. Когда он спустился, вдовы в гостиной не оказалось. Дверь в библиотеку была закрыта, ключ в замке повернут, так что доктор не осмелился туда зайти… Он поиграл во дворе с котом, пока тому не надоело. Наконец услышал в кухне шум и вошел туда прямо из сада.

Госпожа Моул стояла возле буфета и перебирала зеленый салат.

— Салат с тостами и сыр. Ты не против?

Доктор поспешно согласился, хотя вовсе не был уверен, что сумеет этим наесться. Вдова налила ему бокал белого вина, он пригубил, так же неуверенно.

Она подробно рассказала Блау о несчастном случае на море, о долгих, занявших несколько дней поисках тела, о том, как оно выглядело, когда его наконец обнаружили. Есть Блау расхотелось совершенно. Еще вдова сказала, что ей удалось сохранить фрагмент наименее пострадавших тканей. На ней было длинное серое платье — свободное, с разрезами по бокам и глубоким декольте, открывавшим ее усыпанную веснушками кожу. Доктору снова показалось, что она сейчас заплачет.

Салаты и сыр они съели практически молча. Потом вдова взяла его за руку. Блау замер.

Он приобнял ее, ловко скрыв свое недоумение. Госпожа Блау поцеловала его в шею.

— Не так, — вырвалось у доктора.

Она не поняла:

— А как? Что мне сделать?

Но Блау вырвался из ее объятий и встал с дивана — весь красный, он растерянно крутил головой.

Чего бы тебе хотелось? Скажи.

Доктор с ужасом понял, что делать вид, будто ничего не происходит, бессмысленно — ничего не поделаешь, чересчур все далеко зашло, отвернувшись, он прошептал: