Бегуны
Шрифт:
Экипаж перевернулся так неудачно, что каркас кринолина поранил Грациелле ногу и, видимо, перерезал нерв — сохранился небольшой парез. Рассказывая об этих драматических событиях, Грациелла приподняла юбку и продемонстрировала женщинам ногу, поддерживаемую обручами кринолина и облаченную в плотную кожаную штанину, укрепленную китовым усом.
— Кринолин может и пригодиться.
Идею подала именно Грациелла, голос и виртуозность которой Людвика смогла вполне оценить во время отпевания. Подала в тот самый миг, когда приподняла колокол платья и обнажила то, что скрывал причудливый купол, натянутый на китовый ус и спицы.
На похороны пришло несколько тысяч людей. Пришлось остановить движение по всему маршруту похоронной процессии и направить экипажи по другим улицам. Весь Париж стоял. Когда зазвучало с такой самоотверженностью подготовленное «Introitus» и голоса хористов вознеслись к сводам церкви, люди заплакали.
начал бас, Луиджи Лаблаш, так нежно и тепло, что Людвика немного успокоилась.
Затем вступили из-за ширмы тенор и альт:
Mors stupebit et natura, Cum resurget creatura, Judicanti responsura. Liber scriptus proferetur, In quo totum continetur, Unde mundus judicetur. Judex ergo cum sedebit, Quidquid latet apparebit: Nil inultum remanebit [118] .И наконец Людвика услышала возносящийся к куполу чистый голос Грациеллы — точно фейерверк, обнажение искалеченной ноги, ничем не прикрытой правды. Грациелла пела лучше всех, это было совершенно очевидно, и ширма лишь немного заглушала ее голос. Людвика представляла себе миниатюрную итальянку такой, какой видела ее на репетициях: взволнованная, натянутая, как струна — голова обращена к сводам церкви, вены на шее набухли — Грациелла издает эти волшебные звуки, поет кристально-прозрачно, и никакая ширма, никакая нога не могут ей помешать, и будь проклят этот чертов мир:
118
Трубный глас, разносящийся // над смертью во всех землях, // созывает всех к трону. // Смерть оцепенеет и природа, // когда предстанет тварное, // чтобы держать ответ судье. // Возглашается предписанное, // в котором предсказывалось все, // откуда мир будет судим. // Когда судья воссядет, // все тайное станет явным, // ничто не останется без отмщения ( лат.).
За какие-нибудь полчаса до границы с Познанским княжеством [120] дилижанс остановился возле трактира. Сперва путешественницы освежились и немного подкрепились — поели холодного запеченного мяса, хлеба и фруктов, — а затем отошли в сторону и, подобно другим пассажирам, скрылись в придорожных зарослях. Полюбовавшись цветами и перелесками, Людвика извлекла из корзины большую банку с коричневой мышцей и поместила ее в хитроумную конструкцию из ремешков на высоте лона. Анеля тщательно привязала их концы к каркасу кринолина. Людвика опустила платье, и теперь уже невозможно было догадаться, что под ним скрыта такая драгоценность. Людвика повернулась туда-сюда, махнула подолом и направилась к экипажу.
119
Чем оправдаться мне, несчастному, // к какому заступнику обращусь… ( лат.)
120
Познанское великое княжество — княжество, учрежденное по решению Венского конгресса 1814–1815 годов на отошедшей к Пруссии части территории Варшавского герцогства.
— Далеко с этим не уйдешь, — заметила она своей спутнице. — По ногам бьет.
Но далеко идти и не требовалось. Людвика уселась на свое место — прямо, возможно, чересчур прямо, но ведь она была дамой, сестрой Фридерика Шопена. Полькой.
На границе прусские жандармы велели женщинам выйти из экипажа и принялись тщательно проверять, не провозят ли те в Царство Польское [121] нечто могущее разжечь тлеющие в польском
обществе вольнолюбивые настроения, — но, разумеется, ничего не обнаружили.121
Царство Польское — часть Польши, присоединенная к России на Венском конгрессе в 1815 году.
По другую сторону границы, в Калише [122] , уже ждал экипаж из Варшавы и несколько друзей, свидетелей печальной церемонии. В черных фраках и высоких шляпах они выстроились в два ряда, бледные печальные лица с трепетом обращались к каждому вынимаемому свертку. При помощи ловкой Анели Людвике удалось на мгновение удалиться и незаметно извлечь банку из теплого нутра платья. Нырнув в кружева, Анеля осторожно вынула сосуд и подала Людвике жестом, каким подают матери новорожденного. Людвика расплакалась.
122
Калиш — древнейший город в центральной части Польши. После изгнания французских войск из России здесь в феврале 1813 года располагалась ставка Александра I и был подписан договор между Россией и Пруссией о продолжении войны против Наполеона.
В сопровождении нескольких экипажей сердце Шопена прибыло в столицу.
Сухие препараты
Цель паломничества — другой паломник. На сей раз разобранный на части, разложенный на дубовых полках, над которыми реет красивая, каллиграфически выведенная надпись:
Еminet in Minimus
Maximus Ille Deus [123] .
Здесь собраны так называемые сухие препараты [124] внутренних органов. Часть тела или орган очищают, затем набивают хлопковой ватой и высушивают. После этого поверхность покрывают лаком — таким же, каким пользуются художники. Эту процедуру повторяют несколько раз. Потом вынимают вату и покрывают лаком внутреннюю поверхность препарата.
123
В самых малых — Величайший Бог ( лат.).
124
Сухой анатомический препарат — препарат, сохраняемый в высушенном виде или в герметически закрытом прозрачном сосуде без жидкости.
Увы, лак не уберегает ткани от старения, поэтому со временем все сухие препараты приобретают схожий цвет — буро-коричневый.
Вот, например, прекрасно сохранившийся человеческий желудок, увеличенный, шарообразный, тончайший, словно сделанный из пергамена, дальше кишки, тонкая и толстая, — интересно, какие деликатесы перерабатывала эта пищеварительная система, сколько прошло через нее животных, просыпалось семян, прокатилось фруктов.
Рядом — гратис [125] — публика могла также полюбоваться на черепаший пенис и дельфинью почку.
125
Gratis ( лат.) — бесплатно, безвозмездно, только за благодарность.
Государство Сеть
Я — гражданка государства Сеть. Перемещаясь во всевозможных направлениях, я перестала ориентироваться в животрепещущих политических проблемах моей родины. Тем временем проводились беседы и переговоры, конференции, сессии и встречи на высшем уровне. На столы выкладывались огромные карты, на них флажками обозначались завоеванные позиции, чертились векторы очередного похода.
Еще несколько лет назад при нечаянном пересечении какой-нибудь, ставшей совсем уж прозрачной и условной, границы экзотические названия чужих, ныне забытых сотовых сетей тут же рапортовали о себе на экране моего телефона. Мы проворонили ночные перевороты, не узнали о содержании актов о капитуляции. До сведения подданных империи не довели информацию о передвижениях армий любезных и предупредительных чиновников.
Как только я выхожу из самолета, мой — столь же предупредительный — телефон немедленно сообщает, в какой провинции государства Сеть я нахожусь. Предоставляет нужную информацию, обещает помочь в случае необходимости. Предлагает полезные номера, а время от времени, по случаю Дня святого Валентина или Пасхи, уговаривает поучаствовать в рекламных акциях и лотереях. Сердце мое тает, от анархических настроений не остается и следа.
Со смешанными чувствами припоминаю одно далекое путешествие, когда я оказалась вне действия какой бы то ни было сети. Сначала телефон отчаянно искал хоть какую-нибудь зацепку, но тщетно. Его сообщения выглядели все более истеричными. «Не найдена ни одна сеть», повторял он. Наконец сдался и бессмысленно таращил на меня квадратный зрачок — бесполезный предмет, кусок пластика.