Бегущие наобум

— Попробуй это сказать сэру Дэвиду Тэггарту. Ты и так уже много услышала.

— Почему бы тебе не избавиться от всего? Ведь знаешь, что я никому не скажу.

Я посмотрел на тарелку.

— Разве что кто-то тебя вынудит. Я не хочу тебе ничего плохого, Элин.

— Кто может мне угрожать?

— Хотя бы Слэйд. Возможно также, что вокруг меня вертится тип по фамилии Кенникен, но я надеюсь, что это не так.

Элин заметила задумчиво:

— Если я когда-нибудь выйду замуж, то только за того, у кого не будет никаких тайн. Ты не прав, Алан.

— Ты считаешь, что разделив свои заботы с кем-то, уменьшишь их наполовину? Не думаю, что в Конторе согласились бы с твоей точкой зре­ния. В игре участвуют силы, которые не считают исповедь добрым делом для души, а на психиатров и священников смотрят с подозрением. Но поскольку настаиваешь, расскажу тебе еще кое-что, чтобы не оказалась в опасности. — Я отрезал кусочек мяса. — Мы проводили операцию на территории Швеции. Я состоял в группе контрразведки с заданием про­никнуть в аппарат КГБ в Скандинавии. Мозгом всей операции был Слэйд. Могу тебе сказать о нем одно: очень ловкий, хитрый и коварный, любит играть и побеждать. — У меня совершенно пропал аппетит. Отодвинул от себя тарелку. — Во главе организации противника стоял некто В. В. Кенникен. Мне удалось к нему приблизиться. Для Кенникена я был шведом, родившимся в Финляндии, с фамилией Стевартсен, симпатизирующим коммунистам, горящим желанием послужить идее. Ты знала, что я родился в Финляндии?

Она отрицательно покачала головой.

— Ты никогда мне не говорил.

Я пожал плечами.

— Пытался навсегда забыть об этом отрезке моей жизни. Во всяком случае, мне пришлось немало потрудиться, прежде чем я проник в орга­низацию и оказался принятым Кенникеном. Это не значило, что я завоевал его полное доверие: он использовал меня во второстепенных операциях, однако мне удалось собрать много ценной информации, которая по тайным каналам доходила до Слэйда. Но этого оказалось недостаточно: я находил­ся рядом с Кенникеном, но не совсем близко.

— Это же страшно, — сказала Элин. — Я не удивляюсь, что ты боялся.

— Жил в постоянном смертельном страхе. Такова судьба двойных агентов.

Я замолчал, стараясь мысленно найти нужные слова для объяснения сложнейшей ситуации. Наконец продолжил, старательно выбирая выраже­ния.

— Пришло время, когда я должен был совершить убийство. Слэйд предостерег меня перед опасностью провала. Он добавил, что этот человек еще ничего не сообщил Кенникену и его необходимо убрать. Я сделал это с помощью бомбы. — Сглотнул слюну и закончил. — Я даже его не знал. Просто подложил бомбу в машину.

В глазах Элин затаился ужас.

— Это были не детские игры, — жестко заметил я.

— Но убить того, кого не знал и не видел ни разу в жизни!

— Так значительно легче. Спроси любого пилота бомбардировщика. Но дело не в этом. Хуже всего, что поверил Слэйду и убил человека, кото­рый, как выяснилось, был агентом британской разведки, то есть, таким, как мы.

Элин сейчас смотрела на меня так, словно я только что выполз из-под камня. Но я продолжал:

— Встретившись со Слэйдом, спросил: что, черт возьми, происходит? Он ответил, что парень был обычным наемным агентом и ему не доверяла ни одна из сторон — таких много в нашей профессии! И посоветовал мне сообщить Кенникену о моем поступке. Я так и сделал, и мои акции у Кенникена пошли вверх. Вероятно, он отдавал себе отчет, что в организации происходит утечка информации, и многое указывало на парня, которого я убил. Таким образом, я стал одним из голубоглазых парней Кенникена, мы даже подружились. Он совершил ошибку, и нам удалось полностью ликви­дировать разведывательную сеть русских.

Элин глубоко вздохнула.

— Это все?

— О Боже, нет! — громко крикнул я. Взял бутылку виски и заметил, что рука у меня дрожит.

— После окончания работы вернулся в Англию. Меня поздравляли с отличным выполнением задания. Скандинавский отдел Конторы нахо­дился в состоянии эйфории. Господи! Меня считали чуть ли не героем. А затем узнал, что убитый мной парень был таким же агентом, как и я! Его звали Биркби, если это имеет какое-нибудь значение, и он также работал в Конторе.

Я наполнил стакан, пролив при этом немного виски.

— Слэйд использовал нас, как пешки на шахматной доске. Ни Биркби, ни я не внедрились в группу Кенникена настолько глубоко, чтобы его удовлетворить: поэтому он пожертвовал одной пешкой ради продвижения другой. Но, на мой взгляд, он, поступая так, нарушил все правила.

Элин спросила.

— А в вашем грязном мире существуют какие-либо правила?

— Ты права, — ответил я, — никаких. Но считал, что существуют: и пробовал поднять шум вокруг этого дела. — Сделал глоток чистого виски и почувствовал жжение в горле. — Никто, разумеется, не хотел ни о чем слышать: задание закончилось успехом и медленно уходило в прошлое, наступали более важные дела. Всю операцию сконструировал Слэйд, и никому не хотелось совать нос в то, как он ее провел. — Я мрачно засмеял­ся. — И вообще, Слэйд поднялся на ступеньку выше в Конторе, и попытки перетряхивать грязное белье выглядели бы нетактично, ведь пришлось бы критиковать начальство. Я сделался неудобным, а забот никто не любит, все стараются от них избавиться.

— Следовательно, избавились от тебя, — сказала она глухим голосом.

— Если бы это зависело от Слэйда, то он избавился бы от меня без церемоний, навсегда. Кстати, недавно он мне так и сказал. Но в то время он еще не поднялся настолько высоко в иерархии организации и не был настолько влиятельным. — Я посмотрел на дно стакана. — Официальной причиной моего ухода посчитали нервное расстройство. — Я поднял глаза и глянул на Элин. — Такой диагноз частично соответствует действитель­ности, скажем, на пятьдесят процентов. Нервы у меня долгое время нахо­дились в постоянном напряжении, а то, что случилось, лишь перевесило чашу весов. Контора располагает госпиталем, где трудятся послушные психиатры для таких случаев, как мой. По-прежнему где-то существует картотека данных, от которой Фрейд покраснел бы до корней волос. Если я сделаю фальшивый шаг, они найдут психиатра, готового подтвердить, что у меня в наличии целый букет болезней: от недержания мочи до паранои­дальной мании величия. Разве кто-нибудь сможет усомниться в свидетель­стве известного специалиста?

Элин вскипела от возмущения.

— Но ведь это неэтично?! Ты точно так вменяем, как и я.

— Это мир без правил, забыла?

Я налил себе еще виски, на этот раз более аккуратно.

— Они разрешили мне уйти. Так или иначе, для Конторы я оказался уже непригодным. Превратился в заблудшего пса, раскрытого агента тай­ной службы. Пополз в свою долину в Шотландии зализывать раны. Думал, что нахожусь в безопасности, до момента, пока не появился Слэйд.

— И начал тебя шантажировать Кенникеном. Он мог бы ему передать, где ты находишься.

— Очень даже на него похоже. А я, действительно, должник у Кенни­кена. Говорят, он стал импотентом, а вина за это целиком лежит на мне. Для меня гораздо лучше, если он не знает, где пребываю.

Я вспомнил нашу последнюю встречу в темном шведском лесу. Чувствовал, что его не убил, был уверен в этом, еще нажимая на курок. У стрелка появляется интересная способность предвидения, попадет он в цель или нет: я знал, что пуля пошла ниже и он только ранен. Характер раны совсем другое дело, если попаду в лапы Кенникена, мне нечего рас­считывать на жалость с его стороны.

Элин отвернулась и принялась осматривать поляну. Тишину и спокой­ствие уходящего дня нарушали лишь птицы, отходящие ко сну. Она задро­жала и обхватила себя руками.

— Ты пришел из другого мира, мира, которого я не знаю.

— Именно от него и хочу тебя уберечь.

— Биркби был женат?

— Не имею представления, но знаю одно: если бы Слэйд пришел к выводу, что у Биркби больше шансов приблизиться к Кенникену, он прика­зал бы ему убить меня, использовав те же аргументы. Иногда мне кажется, что так было бы лучше.