Бегущий по лезвию бритвы

Джек промолчал.

— Это действительно так страшно? — спросила Дорин.

— Нет. Просто приводит в замешательство,— попытался объяснить Джек.— Они никак не согласуются с тем, что ты до сих пор видел и знал, поэтому продолжать привычное существование оказывается невозможным.

— И вам часто приходится делать вид, что все в порядке, ну, изображать? Как актеру? — Он не ответил, и она продолжила: — Как вы пытались это сделать сегодня.

— Я бы с радостью согласился дурачить окружающих,— кивнул Джек,— Чего бы я только не отдал, чтобы научиться прикидываться. Но тут-то и происходит настоящий распад личности, до этого мгновения все идет как по маслу — врачи ошибаются, утверждая, что расщепляется сознание. Я бы вполне мог сохранять его целостность, но тогда мне пришлось бы наклониться к доктору Глобу и сказать ему...— Он внезапно замолчал.

— Что сказать? — спросила Дорин.

Джек сделал глубокий вдох.

— Ну, я бы сказал: док, я вижу вас в перспективе вечности, и вы — мертвы. В этом заключается суть болезненного восприятия. Оно не нужно мне, я не желаю его.

Женщина взяла его за руку.

— Я никому не говорил об этом раньше,— продолжил Джек,— даже Сильвии, своей жене, и сыну Дэвиду. Я каждый день наблюдаю за ним, слежу — не проявляется ли это и в нем. Такие вещи легко передаются по наследству, как у Стайнеров. Я не знал, что у них сын в Бен-Гурионе, пока Глоб не сказал об этом. А ведь мы уже много лет как соседи. Стайнер никогда и словом не обмолвился.

— Нас ждут назад к обеду,— сказала Дорин.— Вы не возражаете? Знаете, если хотите, вы можете отказаться работать на Арни и остаться у мистера И. У вас прекрасный вертолет. Оттого, что Арни решил вас купить, вы не обязаны все бросать.

— Создать прибор для коммуникации аутичного ребенка с нашим миром — очень увлекательная задача,— пожал плечами Джек.— Думаю, в задумке Арни есть глубокий смысл. Я мог бы стать посредником и принести пользу.

«И на самом деле не важно, зачем Арни нужен сын Стайнера,— подумал Джек.— Возможно, он движим чисто эгоистическими мотивами, рассчитывает на значительный доход в звонкой монете. Но меня это совершенно не волнует. К тому же не обязательно порывать с мистером И. И может просто сдать меня Союзу водопроводчиков в аренду: мне будет платить мистер И, а тот, в свою очередь, будет получать деньги от Арни. И все будут счастливы. Уж конечно, возиться с нарушенным сознанием ребенка гораздо интереснее, чем копаться в холодильниках и диктофонах. Если мальчика мучают какие-нибудь известные мне галлюцинации...»

Джек был знаком с временной теорией, которую Глоб выдал за собственное изобретение. Он читал о ней в «Научной Америке»; естественно, он читал о шизофрении вообще все, что удавалось достать. Он знал, что теорию разработали швейцарцы и Глоб не имеет к ней никакого отношения. «Странная теория. Но что-то в ней есть».

— Давай вернемся в «Ивы»,— сказал Джек. Он был страшно голоден, а трапеза обещала быть обильной.

— Ты смелый человек, Джек Болен,— ответила Дорин.

— Почему? — поинтересовался он.

— Потому что возвращаешься туда, где плохо себя чувствуешь, к людям, которые вызвали у тебя, как ты выразился, видение вечности. Я бы на твоем месте сбежала.

— Но в этом-то и заключается самое главное: все задумано, чтобы человек сбежал. Для того и существуют видения, чтобы уничтожить взаимоотношения с другими людьми, чтобы изолировать тебя. И если им удается добиться своего, твоя жизнь среди людей закончена. Именно это и имеют в виду, когда говорят, что шизофрения не диагноз, а прогноз; она не описывает то, чем человек страдает, она только предсказывает, что будет дальше.

«Но со мной такого не произойдет. Я не превращусь в немого Манфреда Стайнера, запертого в психиатрическом заведении. У меня есть жена, сын, друзья, я буду работать и сохраню их. Да и любовные связи, если таковые возникнут,—добавил про себя Джек, взглянув на женщину, державшую его за руку,— я буду стараться продолжать».

Он сунул руки в карманы и нащупал что-то твердое и холодное. Удивившись, он извлек наружу нечто похожее на сморщенный засохший древесный корешок.

— Господи, что это такое? — спросила Дорин.

Это была водяная ведьма, которую подарили ему бликмены утром в пустыне. Он совершенно забыл о ней.

— Амулет на счастье,— объяснил Джек.

— Какой уродливый!

— Да,— согласился он,— но добрый. А мы, шизофреники, как раз страдаем из-за враждебности окружающих, мы притягиваем к себе их бессознательную неприязнь.

— Я знаю. Телепатический фактор. С Клеем тоже так было — все хуже и хуже, пока...— Дорин бросила на него взгляд,— С параноидальным исходом.

— Это самое неприятное в нашем состоянии — постоянное осознание подавленных, загнанных вглубь садизма и агрессии в окружающих нас людях, даже незнакомых. Мы впитываем это в ресторанах...— он вспомнил о Глобе,— в автобусах, театрах, ощущаем в толпе.

— Вы не знаете, чего хочет Арни от этого мальчика Стайнера? — спросила Дорин.

— Ну, теория предвидения...

— Но что Арни хочет узнать о будущем? Не знаете? И вам даже не придет в голову попытаться это выяснить.

Действительно. Он не был любопытен.

— Вы удовлетворены своей технической задачей,— медленно проговорила она, изучающе глядя на него,— созданием необходимой аппаратуры. Это плохо, Джек Болен, это — нехороший признак.

— Да,— кивнул он,— это особенность шизоидов — удовлетворяться чисто техническими проблемами.

— И вы не спросите Арни?

Он почувствовал неловкость.

— Не мое дело. Работа интересная, и мне нравится Арни, нравится больше, чем мистер И. Я не любопытен. Таков уж я уродился.

— А я думаю, вы боитесь. Только не могу понять почему — вы смелый человек, но где-то глубоко внутри чего-то страшно боитесь.

— Возможно,— с грустью ответил Джек.

И они вместе направились обратно к «Ивам».

Вечером, когда все разошлись, включая Дорин Андертон, Арни Котт сидел один в своей гостиной в самом прекрасном расположении духа. Ну и денек выдался!

Он приобрел прекрасного мастера, который уже починил его бесценный диктофон, а в дальнейшем создаст электронное устройство, которое будет расшифровывать провидческие сведения, полученные от аутичного ребенка.

Он выдоил необходимую информацию из психиатра и тут же избавился от него.

Так что в целом день выдался исключительный. Не удалось разрешить только две проблемы; клавесин до сих пор не настроен, и... что же еще? Вылетело из головы. Арни попытался вспомнить, сидя перед телевизором и глядя на бои, транслировавшиеся из Прекрасной Америки — американской колонии на Марсе.

Наконец память прояснилась. Смерть Норба Стайнера. Он лишился источника контрабандных продуктов.

— И это устрою,— вслух произнес Арни.

Он выключил телевизор, взял диктофон и произнес текст, адресованный Скотту Темплу, с которым он сотрудничал в бесчисленном количестве важных деловых предприятий. Темпл был двоюродным братом Эда Рокингхэма и твердым орешком: ему удалось договориться с ООН и получить контроль над большей частью медицинских поставок на Марс со всеми преимуществами, вытекающими из этой монополии.