Бегущий по лезвию бритвы

Приняв, как всегда перед сном, сто миллиграммов барбитурата, Сильвия спала. Со двора до нее смутно долетали голоса мужа и свекра; в какой-то момент реплики вдруг стали резкими, и она, встревожившись, села.

«Неужели ссорятся? Дай бог, чтобы нет; надеюсь, прилет Лео ничего не разрушит».

Голоса снова затихли, и она расслабилась.

«Без всяких сомнений, он — замечательный старик. Очень похож на Джека, разве что более решительный».

В последнее время, с тех пор как ее муж начал работать на Арни, он сильно изменился. Дело ему действительно было поручено жуткое. Молчаливый аутичный мальчик пугал Сильвию, и одновременно ей было его жаль. Но жизнь и так достаточно сложна. Мальчик то и дело вбегал и выбегал из дома на цыпочках с таким взглядом, словно видел невидимое и различал не слышимые окружающими звуки. Если бы время можно было обратить вспять и каким-нибудь образом вернуть Норберта Стайнера к жизни! Если бы только...

И в ее затуманенном сознании, как при яркой вспышке, возник продавец-неудачник, отправляющийся с утра со своими чемоданами объезжать покупателей: йогурт и ром с черной патокой.

Может, он до сих пор где-то жив? Может, Манфред, затерявшийся в искаженном времени, как говорит Джек, видит его?.. Впрочем, скорее всего они правы, и он видит будущее, то, что лежит впереди. Они получат то, что им надо. Но почему Джек? Джек, зачем тебе это надо? Родство между тобой и этим больным ребенком, да? О-о-о...

Мысли ее покрыла тьма.

А что потом? Буду ли я тебе снова нужна?

Не может быть родства между здоровым и больным. Ты другой — это-то и мучает меня. И Лео это знает, и я это знаю. А ты? Ты любишь меня?

Она спала.

Высоко в небе кружили хищные птицы. У фундамента здания валялись их экскременты. Он поднял несколько комков — те шевелились и набухали в его руках, и он знал, что внутри них — живое. Осторожно он понес их в пустой коридор здания. Комок раскрылся и вывалился из рук, его волосатый бок треснул. Кокон лежал на боку, и щель в нем так расширилась, что можно было различить скрывавшееся внутри существо.

Какая гадость! Там лежал червь, свернувшийся кольцом, с влажными белесыми складками, настоящий глист. Если бы только птицы увидели его и сожрали!..

Он бросился вниз по лестнице: при каждом шаге ступеньки прогибались, а кое-где доски и вовсе отсутствовали. Сквозь деревянное решето ступеней он посмотрел вниз в угрюмый стылый пролет и увидел, что тот полон древесины, до такой степени сгнившей, что она превратилась в мокрую труху. Гадость.

Взмахнув руками, он взмыл к парящим птицам и полетел, одновременно чувствуя, что падает. Они клевали его голову.

Потом внезапно он оказался на мосту, перекинувшемся через морскую гладь. У самых его ног скользили акулы с острыми плавниками. Одну из них ему удалось поймать на леску, и, появившись из воды с разверстой пастью, она начала приближаться, чтобы проглотить его. Он отступил назад, но мост прогнулся, и вода захлестнула его.

Теперь пошел еще отвратительный дождь. Всюду, куда ни посмотри, была одна гадость. С противоположного конца моста к нему приближалась группа людей. Они не любили его. Когда они приблизились, он увидел в их руках связку акульих зубов. Он был императором. Они водрузили ожерелье из зубов ему на голову, и он попытался поблагодарить их. Но они опустили ожерелье ему на шею и начали душить его. Они затянули петлю, и врезавшиеся в шею зубы срезали голову прочь.

Он опять сидел в темном сыром подвале на гниющей древесной трухе, прислушиваясь к вездесущему хлюпанью воды. В этом мире правила гадость, и у него не было права голоса; акульи зубы навсегда лишили его голоса.

— Я — Манфред,— промолвил он.

— Говорю тебе, когда нам удастся установить с ним контакт, будет потрясающе! — разглагольствовал Арни, возлежа рядом с Дорин на широкой кровати.— Я имею в виду контакт с тем, что происходит у него внутри; тогда мы узнаем будущее, а где, как не в будущем, все и происходит?

Дорин Андертон что-то невнятно пробормотала.

— Не засыпай,— Арни наклонился, чтобы прикурить следующую сигарету.— Представляешь, сегодня с Земли прибыл крупный торговец недвижимостью. У нас есть на космодроме свой парень, и он узнал его, хотя, естественно, тот зарегистрировался под вымышленным именем. Впрочем, торговец сошел с транспортера и улизнул от нашего парня. Я же предсказывал, что они появятся! Как только мы услышим маленького Стайнера, никаких секретов не останется. Понятно? — Арни потряс спящую Дорин,— Если ты будешь спать, я тебя сейчас скину пинком под зад с кровати... и можешь пешком отправляться к себе домой.

Дорин застонала, перевернулась и села. В матовом свете спальни ее тело будто светилось. Она откинула с глаз волосы и зевнула. Бретелька ночной рубашки соскользнула с плеча, и Арни восхищенно замер, увидев высокую упругую грудь с ровно посередине расположенным соском.

«Черт, вот это девка! — подумал Арни.— Действительно стоящая. И она неплохо поработала, удержав Болена, не дав ему ускользнуть, как это водится с тупоумными шизофрениками. Их же нельзя удержать на приколе — совершенно безответственные люди, витают в облаках. Взять хотя бы Болена — ученый идиот, идиот, который умеет делать вещи, так что придется нам смириться с его идиотизмом и дожидаться результата его трудов. Этих ребят невозможно заставить; вот я и не заставляю».

Арни взялся за одеяло и откинул его в сторону, с улыбкой глядя, как Дорин натягивает рубашку на свои обнаженные колени.

— От чего ты могла устать? Ты же ничего не делала, только лежала. Разве нет? Разве лежать так уж тяжело?

— Все,— пристально взглянув на Арни, ответила Дорин.

— Ты что, шутишь? — возмутился он.— Мы же только начали. А ну снимай рубашку! — И, ухватившись за оборку, одним рывком сдернул ее с Дорин и положил на стул рядом с кроватью.

— Я хочу спать,— Дорин закрыла глаза,— Так что не обессудь.

— А я и не возражаю,— рассмеялся Арни,— Ты же здесь, не так ли? Спишь ты или бодрствуешь, тело твое на месте, а мне только того и надо.

— О-о-о.

— Прошу прощения,— И он поцеловал ее в губы.— Не хотел сделать тебе больно.

Голова ее откинулась назад — она действительно собиралась спать. Арни почувствовал себя обиженным. Хотя какого черта — она никогда не проявляла особого энтузиазма.

— Когда закончишь, надень на меня рубашку,— пробормотала Дорин.

— Но я еще не закончил.

«Я могу еще час, а то и два,— подумал Арни.— Так меня тоже вполне устраивает, даже нравится. Спящая женщина хоть не разговаривает. Хуже нет, когда они начинают болтать,— это все портит. Или еще стонут». Он терпеть не мог этих стонов.

«Поскорее бы получить результаты от Болена,—думал Арни.— Я знаю, что нас ждут потрясающие новости, когда мальчишка заговорит. Замкнутый мир аутичного ребенка: подумать только, какие он может таить в себе сокровища! Наверное, как в сказке — сплошная красота, чистота и истинная невинность».