Бэкап
Шрифт:
– Наверняка где-то здесь есть доступ к камерам наблюдения, – начал я осматриваться между громадинами-серверами. – Давай-ка взглянем, что происходит в этом вашем офисе.
– Да, доступ есть, – Дживс молнией метнулся куда-то вперед. Я, еле успев отреагировать, бросился вслед за ним, так, что бесконечные значки слились в сплошные линии.
– Вот здесь, – затормозил Дживс возле очередного «эвереста». – Но я не уверен, что это рациональное предложение. За работоспособность систем комплекса отвечают соответствующие программы и люди. Для меня главное – безопасность наших клиентов в их цифровом облике.
– Мы же не собираемся
– Я не сомневаюсь в этом, Питер, – Дживс, казалось, колеблется. – Но все же…
– Давай посмотрим и потом решим, – продолжал давить я. – Если ничего странного не происходит, то просто вернемся и ты продолжишь свою лекцию.
– Что ж, хорошо, – решился наконец тот. – Думаю, тебе надо сказать спасибо моему создателю. Он вложил в меня немалую толику любопытства и даже пару раз сказал, что, по его мнению, излишне много. – Он хихикнул, совсем как мальчишка. – Давай за мной.
Золотистая сфера подплыла к набухшим синевой воротам, немного повисела и вот одна из створок со скрипом распахнулась, открыв туннель, уходящий вглубь.
– Идем, – Дживс втянулся в темноту жерла, я последовал за ним. Я несся за Дживсом, еле успевая реагировать на очередной поворот в сторону, вверх или вниз. Уже через минуту я запутался в хитросплетениях пронизывающих сервер, словно дырки в сыре, информационных потоков, по поверхности которых мы скользили, как серфингисты на гребне волны.
Постепенно туннели, по которым мы проносились золотым и изумрудным метеорами, начали сужаться. Я представил, как наши сферические тела постепенно принимают каплевидную форму. В конце концов виртуальные капилляры сузились до размера волоска и я уже было забеспокоился – не завел ли меня Дживс в местную разновидность смирительной рубашки – как вдруг, завернув за очередной поворот, я вырвался в большую каверну, которую, в отличие от туннелей, заливал свет. Лишь через пару секунд я осознал, что свет исходит от противоположной от меня стороны полости, представлявшей собой громадное стекло. Или то, что представлялось мне, как стекло.
– Мы находимся в одном из кластеров, отвечающих за обработку видео– и аудио потоков, поступающих с камеры наблюдения в офисе службы информации, – прокомментировал Дживс.
Словно в подтверждение его слов до меня донеслось:
– Перестаньте. Накадзава-сан – пожилой человек, примите во внимание хоть это.
Пока я соображал, почему голос кажется мне знакомым, кто-то сказал:
– Вот и славно. Я и не собирался применять его. В вашей профессии это называется фасцинацией, если я правильно помню?
Ну уж этот голос я не спутаю ни с каким другим. Но…
– Это же невозможно! – я подлетел к окну и уставился на открывшуюся картину. – Это просто бред какой-то.
Передо мной, словно в экране громадного головизора, расхаживал по комнате мой двойник. В креслах за ним, возле дальней стены, почему-то со скованными запястьями сидели та молодая бельгийка, Амели Бомонт, и Акихиро Накадзава собственной персоной.
– Да, это выглядит странным, – меланхолически высказался Дживс.
– Странным?! – я метнул взгляд в его сторону. – Скажи лучше – немыслимым! Что это все значит? Это какая-то проверка? Ваши гребаные тесты моей психологической устойчивости?!
– Поверьте, Питер,
я удивлен не меньше, чем вы, – ответил Дживс. – Все, что вы видите, действительно происходит в офисе службы безопасности. Я не понимаю, каким образом там оказались вы…вернее, ваш биологический носитель, если операция прошла успешно. И почему мисс Бомонт и мистер Накадзава в таком состоянии. Пожалуй, я попробую связаться с создателем.– Ты можешь сделать так, чтобы мой голос был им слышен? – спросил я, возвращаясь к «экрану».
– Да. Когда захотите, чтобы вас услышали, коснитесь коннектора.
– Чего?
– Поверхности, через которую вы сейчас наблюдаете происходящее в офисе.
– Ладно, – я подплыл к стене, вырастил псевдоруку и коснулся «экрана».
В комнате, меж тем, мой двойник что-то доказывал Накадзаве.
– … Иначе может случиться так, что мы окажемся с ними в одном зале суда. На их месте я бы постарался договориться. А по этой части у меня – богатый опыт, уж можете поверить на слово. Что касается…
– Кхм, кхм, – откашлялся я. – Может быть, мне кто-нибудь пояснит, что здесь происходит?
24
– Я готов согласиться с твоим вариантом, но только после того, как мы обсудим с Россом проблемы юридического характера. Не вижу причин, почему часть моей компании должна перейти в твою собственность.
– Очень интересно. А я вот вижу. Хотя бы в том, что я как существовал вчера, так и продолжу свое бытие сегодня и завтра. А ты – всего лишь уродливое дитя Накадзавы, операционная ошибка. Тебя юридически – не существует, запомни.
– Уверен, что любой юрист, ознакомившись с контрактом, поставит твое утверждение под сомнение. Там четко прописано, что после переноса сознания мой биологический носитель обязаны уничтожить. Так что после операции все права и обязанности Питера Рыкофа перешли ко мне, как к его цифровой копии, если можно так выразиться. Я согласен, что твое существование, как минимум, вызовет споры о том, кто из нас является действительным Питером, но готов перевести этот вопрос в судебную плоскость.
– Это просто смешно и ты сам знаешь об этом. У меня нет времени ходить по судам. Скорее, я просто потребую от «Церебрума» стереть тебя или сам озабочусь этим.
– А вот с этим, боюсь, я не могу согласиться и предупреждаю, что буду препятствовать любыми возможными способами.
– Дьявол вас всех побери!
Я откинулся на спинку кресла, разглядывая один из мониторов, на экране которого красовалась моя цифрография шестидесятилетней давности. Именно ее выбрал внезапно объявившийся двойник в целях собственной визуализации. Видимо, ощущать себя лишь облаком триллионов байт в разговоре со мной ему было не по себе.
Вот уже час мы спорили, кто из нас является юридическим понятием «Питер Рыкоф» и как действовать дальше, периодически переходя на взаимные угрозы. Теперь уж я на сто процентов понимал скепсис Накадзавы, когда предложил вырастить второго клона, который будет мне «братиком». Да это не братик, а настоящая акула. Никогда бы не подумал, что выгляжу со стороны таким крючкотвором. И тем не менее, каждую секунду приходилось напоминать себе, что я веду разговор, по сути, сам с собой. Тут недолго и до шизофрении договориться. Всякий раз, когда я задумывался о том, каково это – спорить с собственным отражением, да еще когда на кону – твоя жизнь, уже через пару минут начинала раскалываться голова.