Белая Длань

– Но как?
– шокировано отозвался Мерн IX. – Как у этих себялюбивых ублюдков это получилось?

– Подробностей не знаю, но это был не последний случай, когда людям может и хитростью, а где и изворотливостью удалось сокрушить этих раздутых ящериц. – ответил отцу Эдмунд, сейчас не в силах узнать того, кого когда-то считал своим примером.

– Сейчас я бы хотел узнать у вас, лорд Уильямм. Что вы можете посоветовать мне? – обратился Эдмунд к своему наставнику, что сейчас пребывал в не самом хорошем расположении духа.

– Что я могу сказать тебе, мальчик? Ты сказал, что на твоей стороне рыцарь Долины с валирийским мечом, да Кидвеллы, дери за ногу этих затворников? Будь у меня подобный набор я бы, конечно, обрадовался, да после отправился на Стену, ибо лучше умереть там, чем тебя засмеют здесь. – покачал головой Осгрей, вгоняя Эдмунда в тоску ещё сильнее. – Но. – сделал чёткое и громкое утверждение лорд Холодного Рва. – Это ведь не твой путь верно? Я могу сказать тебе, что делать с армией, но не с поиском союзников, уж точно не зная всей ситуации. Однако, твой отец, несмотря на свою самую глупую в жизни ошибку, на этом собаку съел. Он был не самым великим из правителей, зато умел заключать договора. И хотя я презираю ту выходку Лорена Ланнистера, но будь нашим противником кто угодно кроме Таргариенов мы бы гнали их ссаными тряпками до Ступеней, а может быть и куда подальше.

– Я понял вас. – кивнул Гарденер благодарно. – Отец? – позвал он короля Простора, что сейчас пребывал в прострации уставившись в одну точку.

– Что, сын мой? – глухо отозвался Мерн.

– Мне нужен твой совет. – кристально честно озвучил Эдмунд.

– Зачем? Я и так загубил всё, что было можно и нельзя. – пребывал король в состоянии самобичевания.

– Послушай же, отец. – схватил Эдмунд короля за плечо, подмечая, что в этот раз он, по прихоти судьбы, поменялся ролями с младшим братом. – Мне нужна твоя помощь. Как сказал мне Гавен – шанс ещё есть. Я не виню тебя за то, что ты отправил нас всех на эту бойню на Пламенном поле. Я виню себя за то, что не смог возразить тебе в тот день, согласиться с лордом Уильяммом, когда он говорил тебе о своих опасениях. Будь я чуть твёрже и решительнее, быть может, я бы смог избежать трагедии, но этого не случилось. – покачал последний Гарденер головой, словно осуждая самого себя. – А потому теперь я прошу тебя дать мне совет. Напутствие. Наше прощание, которого так и не случилось при жизни.

– Ты не виноват, Эдмунд. Не виноват. – прошептал Мерн, неожиданно крепко сжимая в объятьях сына. – Мне стоило послушать Осгрея, когда был шанс, но желание вписать себя в историю, стать лучше, чем был мой отец, что сгинул в сражении с Аргилаком затмило мой разум. Мой совет тебе. Моё напутствие. Моё прощание. Будь сильным, не иди на поводу амбиций, слушай тех, кому веришь и кто всегда рядом подле тебя. – с раскаяньем посмотрел король в сторону лорда Уильямма на что тот только похлопал своего старого друга и правителя по плечу. – Я верю, ты станешь королём, который заткнёт за пояс всех. Я не жду, что ты не сделаешь ошибок, но ты по крайней мере не сделаешь подобную моей. Прости меня за всё Эдмунд, прощай. – разорвал король объятья.

– Сир Уильямм, я ещё задержусь здесь и постараюсь найти ваших сыновей. – обратился Гарденер к наставнику. – Мне передать им что-то от вас?

– Да что им говорить? Как были молодым дурачьём такими и остались. – отказался Хранитель Северной Марки. – Пообещай только мне, что если потомки моего брата не окажутся совсем уж пропащими, то ты восстановишь справедливость для моего рода.

– Обещаю, сир Уильямм. – кивнул Гарденер, крепко пожимая руку своему наставнику и отцу его близких друзей

Вскоре, лёгким движением руки проводника, фигуры короля и его рыцаря вернулись на свои законные места. Мир замерших воспоминаний брал своё и Эдмунда ещё ждали люди, с которыми ему предстояло поговорить в последний раз. Однако, с каждым пройденным шагом в этом месте, Эдмунду становилось всё легче идти, при том, что чувство вины прошлого уходило на второй план, а на замену ему приходила ответственность, которую он брал на себя в эту ночь.

Глава 16. Прощание на Пламенном поле. Часть 2

Двигаясь всё дальше по мрачному полю остаточных прижизненных воспоминаний Гарденер раздумывал над тем, как же было всё проще в его прошлой жизни, не той когда он был Луи МакМёрфи обычным клерком ирландо-французского происхождения, а Эдмундом Гарденером, законным принцем Простора до Завоевания Эйгона. Тогда ему и в голову не могло прийти то, что он станет изгнанником на собственной земле, что его родные и близкие сгинут, а единственной возможностью увидеть их вновь и услышать их голос будет сделка с богом мёртвых, вернувшего его к жизни и преследующего свои неясные цели.

Место, в котором пребывал Эдмунд, продолжая искать среди сотен застывших фигур своих друзей и сына, обладало какой-то поистине удручающей атмосферой. Первое время ему казалось нахождение среди остатков чужих предсмертных воспоминаний чем-то загадочным и опасно чарующим, но теперь эти чувства сменились скукой и тоской. По сути, это был огромный склеп тех, кому было отказано в достойном посмертии, хотя проводник чётко дал понять, что это место не является чистилищем, но от того было ещё тревожнее осознавать каким в самом деле должно быть место для застывших на полпути душ. Факт того, что именно его семья практически в полном составе стала частью этого мрачного антуража не добавлял ему спокойствия и умиротворения, скорее только укрепляло ненависть к тем, кто был повинен в свершившемся. Семеро также больше не вызывали человеческого благоговения, конечно, опасаться их гнева всё ещё стоило, но и последствия их безразличия к людским судьбам он никогда не забудет.

Чем больше находился Гарденер здесь, тем сильнее изменялся внешний облик и манера общения того, кто был его неотъемлемым компаньоном в данном путешествии, а именно проводника. Если изначально слуга Неведомого только общим телосложением и гуманоидной формой напоминал человека, то после посещения отца и наставника преобразился до неузнаваемости. В частности, впалый нос изменился на обычный, чуть припухлый, стали различимы жемчужно-белый зубы, а мертвенно-бледная кожа приобрела некоторые оттенки смуглости и дряблости, что уж и говорить, если проводник обзавёлся слегка растрёпанной седой шевелюрой. По крайней мере это было то, что сумел заметить Эдмунд, ибо остальное было по-прежнему скрыто рваным серым балахоном, являющимся неизменным атрибутом проводника.

Не стоило забывать и о том, что на Пламенном поле погибли не только воины Запада и Простора, также здесь присутствовали речники, штормовики и выходцы с островов Узкого моря. Таргариен брал в свою армию воинов покорённых королевств, показывая таким образом свою милость и власть, но Гарденер знал истинную природу это валирийца. Властолюбец, что грезил о славе Древней Валирии, каких было много на всём протяжении истории с момента её падения, но именно Эйгон задумался о том, чтобы не собирать разрозненные бывшие колонии валирийскиго фригольд, а воссоздать родину драконьих владык запада на новом месте.

Что же, в уме и хитрости первому королю на Железном троне не откажешь, как ни посмотри. Какой смысл вновь и вновь пытаться покорять Вольные города, если они доказали свою абсолютную нелояльность и желание свободы от валирийской власти, сколько бы представителей драконьего рода не пытались восстановить над ними её, когда есть невспаханное и неспаленное драконьей поступью поле навроде Вестероса? Так ещё и находящееся в шаговой доступности от Драконьего камня.

При этом всём Вестерос никогда не знал ни верховной власти одной династии, ни опасности реликтовых огнедышащих тварей, что были частью легенд и слухов из-за моря, лёгкая добыча с какой стороны не посмотри. Если в Вольных городах были свежи воспоминания о былом могуществе Древней Валирии, но при этом известен и безумный нрав её владык, то обитатели Семи Королевств, в виде народов, что когда-то бежали от их власти, уже давно забыли об опасности сереброволосых драконьих владык, пребывая в относительном спокойствии и вечной борьбе друг с другом. Ещё одним преимуществом Вольных городов перед королевствами Вестероса было понимание того, как драконам противостоять, а точнее чёткое понимание того, что без всадника это не более чем зверь, которому до людей, по большей части, нет никакого дела.