Бельгийская новелла

Ответ был правильным: элегантный молодой человек, руководивший испытанием, сообщил об этом с такой непринужденностью, будто знания, которые он демонстрировал, были приобретены им самим, — Канопус, звезда альфа созвездия Карена, находится от нас на расстоянии в сто световых лет.

— Когда вы смотрите на Канопус, — объяснил он с несколько провинциальной самоуверенностью, — вы видите ее столетнюю давность. Лучи этой звезды, достигшие нас в этот вечер, зажглись в эпоху Наполеона III. Если бы на Канопусе находились наблюдатели с достаточно мощными телескопами, они увидели бы сегодня битву при Сольферино. [8]

8

Сольферино — населенный пункт юго-западнее Вероны, где 24 июня 1859 г. произошло сражение во время австро-итало-французской войны.

Г-н Кош имел смутное представление о подобных играх со временем, ничего особенного в них не находил; но это ничуть не мешало ему следить за происходящим с интересом, несмотря на отвращение к телевидению вообще и к этой непристойной игре в каверзные вопросы в частности. Звезда альфа созвездия Карена, о которой он никогда и не слышал, интриговала его, и особенно любопытно было ее соединение во времени и на карте с изображением императора, тоже бородача.

— Вы выиграли одно очко, мосье, — с видом снисходительного превосходства произнесло это подобие ярмарочного зазывалы. — Я попрошу показать на экране портрет исторической личности, к которой относится наш второй вопрос. Пожалуйста. Узнаете, мосье? Учтите, что, если вы и ошибетесь, вас не отстранят от дальнейших испытаний, ведь мы проводим конкурс не по исторической иконографии и даже можем назвать вам этого человека. Не нужно? Ну да, конечно, это Людовик XIV, мы совершенно согласны, и с этого момента вам дается минута для того, чтобы назвать звезду и так далее… ну, вы же знаете, о чем речь. Внимание, засекаю время по хронометру… Вы считаете в уме? Черная доска перед вами, мосье, считайте письменно, если желаете… Внимание, дамы и господа, он начинает считать, нет, он не считает, безо всякого письменного подсчета он пишет на доске название звезды, которая светит нам из эпохи Людовика XIV! Вот он уже написал, и второй ответ так же верен, как первый! Бетельгейзе,великолепно, Бетельгейзе находится на расстоянии в триста световых лет от нашей планеты, подсчитайте, и вы попадете прямо в царство Короля-Солнце… О мосье, о г-н учитель, вы почти выиграли ваши три миллиона! Готовы ли вы к последнему маленькому вопросу? Не хотите ли немного передохнуть? Тогда продолжим! О! Ее-то вы сразу узнали… Жанна д’Арк, более того, это скульптура с площади Пирамид, вы не ошибаетесь, уверены? А теперь одна минута, мосье, и вы должны дать ответ. Хронометр. А, на этот раз наш чемпион берет мел и считает на доске. Он прав, зачем рисковать и подвергать себя случайности маленькой ошибки в устном счете, которая может обойтись в три миллиона? Итак, от 1959 отнимем 1430 — самый расцвет жизни Жанны д’Арк, отличный ход. Остается примерно 530 лет. Думайте, мосье, но не слишком долго, секунды все-таки бегут… Что вы пишете? Ригель? Но ведь так оно и есть, мосье, бесподобно! А что это вы добавляете? Звезда бета созвездия Орион— высший класс, мосье, вы превзошли себя. Дамы и господа, партия выиграна, на все три вопроса были даны правильные, поразительно точные ответы в рамках предусмотренного времени. Ибо Ригель, звезда бета созвездия Орион, которая кажется нам близкой и с виду соседствует с уже упомянутой звездой Бетельгейзе, находится от нас на расстоянии в пятьсот тридцать световых лет, а пятьсот тридцать лет назад — то время, когда жила Жанна д’Арк. А теперь, господин учитель, прежде чем я вручу вам чек, который вы так блистательно выиграли, мне хотелось бы задать вам один-два личных вопроса, чтобы удовлетворить любопытство зрителей…

Г-н Кош повернул выключатель: его терзали противоречивые чувства. Отвращение к ящику, который притащил в его дом Гарри Джордж Мэн, и вообще к телевидению как изобретению усиливалось тем, что именно в нем видел он источник зла, воплощенного в этой варварской игре. Что стало бы с маленьким учителем, если бы он проиграл, если бы ошибся и неправильно назвал звезду или век, если бы, почти держа в руках эти три миллиона, [9] он допустил маленькую ошибку и не вспомнил расстояние до звезды? Почти уже достигнув того, что для него, видимо, является небольшим состоянием, а может быть и спасением, ибо несомненно он очень беден, учитель возвратился бы к себе домой, кляня себя и терзаясь отчаянием… Психические срывы, самоубийства случаются и из-за более мелких неудач. С другой стороны, он все-таки выиграл. Расплатится с долгами или сменит квартиру, купит автомобиль или женится на девице, которую ему не отдавали в жены, а может быть, отправится в дальнее путешествие. Заплатив за все это лишь некоторым моральным ущербом, недостойным фиглярством на виду у всех! Ну, а экзамены или платные шуты? Люди чувствительные страдают, попадая в цирк. А другие, столь же чувствительные, в цирке испытывают эмоции, которым приписывают высшую утонченность. В своем осуждении этой современной игры-зрелища г-н Кош стремился быть все же терпимым. К тому же сама по себе игра — пришлось это признать — взволновала его. Он никогда особенно не интересовался астрономией. Знал только, что такое световые годы и что если бы люди смогли передвигаться со скоростью, превышающей скорость света, понятие времени для них изменилось бы. Он никогда не пробовал смотреть на звезды, размышляя о том, что их лучи доносят до нас свет из эпохи Людовика XIV или Карла XII. Немного досадуя, он все же признал, что эта передача его обогатила.

9

Речь идет о так называемых старых франках.

Поднявшись со своего низкого кресла, он подошел к столу, где его ожидало ярко-голубое американское небо. Этим открыткам тоже нужно было время, чтобы попасть к нему: когда он получал их, они как бы отбрасывали его назад во времени; несколько наспех нацарапанных строчек от молодой новобрачной, рассеянно выполняющей свой дочерний долг, и изображение автострад или парохода с колесами на Миссури переносили его на три, четыре, пять дней назад, в тот момент, когда цветную открытку покупали, писали и, наклеив марку, отправляли по почте. Три, четыре, из последнего пункта пять дней — по мере того как автомобиль новобрачных углублялся на запад, открытки шли дольше и дольше, но позднее, когда путешественники переедут пустыни и приблизятся к калифорнийским городам, конечным пунктам больших авиалиний, срок пересылки может сократиться. Г-н Кош вновь углубился в свои ежедневные подсчеты почтовых сроков пересылок, вновь стал решать несложную бухгалтерскую задачу, где число дней между датами отъезда и прибытия варьировалось так же, как сроки платежа в его торговых сделках; открытки, находившиеся, по его предположению, в пути, были у него как бы на текущем счету, казались такими же реальными, как чеки, которые он должен получить. Он снова повторил маршрут путешествия, своего мысленного путешествия, словно эхо повторявшего подлинный путь молодоженов по сигналам, которые они посылали ежедневно. По прибытии в Нью-Йорк, 18 мая, — телеграмма с нежным приветом. Затем (и г-н Кош, привыкший составлять балансы, распределял в уме даты отъезда и прибытия на две колонки) открытка от 20-го числа из Франт Ройел, deep into Virginia, where highway meets skyway, [10] получена 23-го; далее открытка с изображением пятнистых ланей, которые под ядовито-синим небом переходят широкую асфальтовую дорогу в парке Шенандоу, — отправлена 21-го, получена 25-го, затем — открытка из Луисвилла, посланная 22-го и полученная 27-го. Время от времени в эти несколько строчек хороших, но расплывчатых новостей вкрадывалась прелестная орфографическая ошибка. Открытка из Уичито, посланная 23-го, получена 29-го. 30-го — ничего. 31-го — две открытки сразу, посланные, наверное, 25-го и 26-го; отсюда — небольшая путаница в маршруте: почтовый штемпель разглядеть было трудно, а юная новобрачная забыла указать место пребывания. Г-н Кош решил, что эти два прибывших вместе послания, наверное, были отправлены одно за другим, соответственно из районов Колорадо-Спрингс и Гранд-Джанкшен, подобно тому как лучи с Ригеля и Канопуса, достигшие Земли одновременно, были посланы из эпох, отдаленных от нас на разные отрезки времени, из эпохи Жанны д’Арк и Наполеона III. Наконец, сегодня утром, 2 июня, пришла открытка из Альбукерке, датированная 27-м. Г-н Кош подсчитал, что, оставив позади Лас-Вегас и горы Колорадо, дети вполне могли прибыть сегодня же вечером в Санта-Барбару, как и было предусмотрено. «И начнется самая прекрасная часть путешествия», — подумал он. И сразу осознал свою ошибку: это для него должно было начаться, по мере поступления открыток, путешествие по штату Нью-Мексико, который он старательно изучил по туристским справочникам, для путешественников это был уже пройденный этап. Он улыбнулся, думая о звездах, под которыми люди живут, хотя это звезды из прошлого.

10

В глубинке Виргинии, где шоссе переходит в эстакаду» (англ.).

Он сложил открытки в стопку, но не стал убирать их в ящик стола. Погасил свет и поднялся в спальню. В квадрат открытого окна глядела необычайно тихая, теплая ночь. Большие деревья из сада Амбера выделялись на фоне звездного неба, их огромные тени широко раскинулись по едва различимой поверхности Земли; среди этих теней и стволов ощущалась необычная и тревожная глубина, какой она представляется нам через объектив стереоскопа. Это оттого, что серп уже высоко сиявшей луны — высунувшись из окна, г-н Кош увидел его — поднимался все выше в темно-синее звездное пространство. Ночь казалась нереальной; она была торжественной и, можно сказать, очарованной своей собственной красотой. В небольшом просвете между деревьями, сквозь неплотную завесу темной листвы г-н Кош увидел два источника света, горевших в доме его патрона, один — красный, как в фотолаборатории, это свет из комнаты, где мадемуазель Ариадна Амбер вызывала души мертвых, другой, желтый свет, горел в кабинете, где старый торговец-маньяк рисовал план возможного расположения лагеря Карла Смелого. Г-н Кош, облокотившись на подоконник, долго созерцал небо. На какой-то башне, а затем и на других, далеко в городе, пробило одиннадцать часов. Одиннадцать часов здесь — это четыре часа там; Дезире подъезжала к Санта-Барбаре, наверное, они уже едут вдоль берега. Г-н Кош знал, что созвездия Орион летом не видно, и потому не искал ни Ригель, ни Бетельгейзе. Что же касается Карены и Канопуса, может быть, они и были в этом хаосе золотисто-голубых точек из неизвестных миров. Он смотрел на звезды, впервые увлекшись трудной игрой воображения, стремясь постичь временные несоответствия, присущие этому одновременному мерцанию. И он подумал, что в четыре часа дня, после палящего зноя в пустыне Мохаве, тихоокеанский бриз должен быть приятен. Затем, без всякой связи и даже не зная, с чего это вдруг, он вспомнил, что ему рассказывали или он читал, будто существуют мертвые звезды, свет которых виден и еще долго будет виден с Земли.

II

Мадемуазель Ариадна Амбер вызывала души мертвых, но ей не повезло; в пятьдесят пять лет у нее так и не появилось ни одного покойника из близких. Ее отец был жив, мать тоже. По правде говоря, те долгие годы, что мадам Амбер провела в частной клинике для умалишенных, где ее не разрешалось навещать, с трудом можно назвать жизнью, к тому же «потусторонний» мир за стенами сумасшедшего дома не годился для общения душ. Ее дяди и тети тоже были еще живы, так же как обосновавшийся в Австралии брат, о котором никогда ничего не было слышно. Кузены, кузины были крепки как стальные сваи. У нее было не так много подруг, но ни одна из них не умерла. Даже евреи-соседи, с которыми она немного подружилась, чудом возвратились из концентрационного лагеря, видимо, благодаря иммунитету к смерти, которым мадемуазель оккультистка одаривала своих знакомых. Поскольку ее деды и бабушки, все четверо, умерли до того, как она могла запомнить их, мадемуазель Амбер являла собой редкое для ее возраста исключение — ей никогда не приходилось переживать траур. Казалось, в своем окружении она действует на смерть, как пенициллин на бактерии.

Из этой на первый взгляд счастливой аномалии возникало одно неудобство, такое же, как у наций, столь успешно продливших среднюю продолжительность жизни, что пришлось пожалеть о том времени, когда люди умирали. Какой толк быть спиритом, если нет ни родных, ни друзей, с которыми можно было бы поговорить при помощи вертящихся столов. Конечно, есть великие люди, но общение с ними утомительно. Разумеется, отец попросил мадемуазель Ариадну употребить свои таланты и психическую власть для того, чтобы уточнить у герцога Карла и льежских полководцев расположение бургундских палаток в ночь на 29 октября 1468 года, но она заранее предвидела и предупредила, что такая практическая цель может истощить или запутать флюид. Действительно, ответы духов были расплывчатыми, противоречивыми, ошибочными или нелепыми. Некий Матье-птичник, дух грубый и насмешливый, упорно стремился вмешаться в диалог, представляясь слугой рыцаря из свиты монсеньёра Стрееля. Он был похотлив и обращался к мадемуазель Ариадне в таком непристойном тоне и с такими наглыми предложениями, что до нее иногда с трудом доходил смысл его слов. Наследнице замка Бородача понадобилась вся ее дочерняя покорность, чтобы не прервать разговор. Благодаря такой настойчивости ей хоть и с трудом, но удалось добиться от этого Матье довольно точных топографических указаний, по которым в глубине парка были обнаружены новые траншеи, найдены черепки и несколько обломков ночных горшков чуть ли не эпохи Луи-Филиппа.

Добрых два десятка лет назад г-на Амбера вселился «бес» истории: для этого достаточно было одной журнальной статьи. Со страниц одного издания ему было сообщено, что место, где расположен его дом, вполне могло быть тем самым полем, где Карл Смелый и Людовик XI едва не попали в руки франшимонцев. [11] решившихся на безумную и отчаянную вылазку ради спасения Льежа. Это было время, когда г-н Кош женился на Мадлен, когда мадам Амбер попала в клинику в первый раз, когда мадемуазель Ариадна увлеклась контактами с духами, на что убивала все вечера, вечера уже старой и, видимо, разочарованной девы. Вот тогда в большом доме в предместье Сент-Вальбюрж и начались эти ночные бдения у двух симметричных источников света, одного — красного, другого — желтого, горевших далеко за полночь в окнах двух комнат — дилетанта-историка и нарушительницы покоя мертвых. Мадлен, питавшая к хозяевам мужа — и отцу, и дочери — непреодолимое отвращение, заметив сквозь заросли сада эти две горящие фары, говорила, что опять наступила Вальпургиева ночь.

11

Защитники замка-крепости Франшимон (Бельгия), совершившие эту вылазку в 1468 г. Все они были схвачены и казнены.

III

Г-н Кош ждал почтальона на пороге дома. Этот новый ритуал возник после того, как упорхнула Дезире, ибо его обычная почта не заслуживала такой чести и он не задерживался из-за нее перед уходом на работу. Г-н Кош не отрывал взгляда от угла улицы, вычисляя, будет ли открытка, которую ему несут, из Флагстаффа или из Эль-Пасо, если они поехали на юг и в объезд до границы, а может быть, прямо из Лас-Вегаса? Он заметил про себя, что у маленького учителя во вчерашней телепередаче было меньше сомнений и он значительно точнее подсчитал время, которое понадобилось световому сигналу с Ригеля или Бетельгейзе, чтобы достичь Земли.

С опозданием в две минуты на углу тротуара появился почтальон с распухшей от новостей сумкой на животе. Г-н Кош почтительно наблюдал, как, продвигаясь от двери к двери, он вырастает, как останавливается, чтобы опустить в почтовый ящик свою толику роковых известий. В этой местности почтовый цвет — малиново-красный, как цвет королевского дома. Нашивка на воротничке почтальона, кант на его кителе — того же роскошного цвета, что и флаг короля, широкая лента ордена Леопольда и корона, отпечатанная на пригласительных билетах замка Лекен. Увы, этот праздничный цвет блекнет и тускнеет на черном мундире почтальонов, становясь просто безобразным. Но в это утро г-н Кош испытывал благоговение перед этим пурпуром, пусть на рабочей куртке, пусть запачканным, и жест руки, протянувшейся к почтовой сумке, был почтителен.

Он сразу заметил, что среди неярких газет и конвертов не видно вызывающей, режущей глаз голубизны. От Дезире, ничего не было. Да это и неудивительно: рейсы почтовых самолетов в Примексиканской низменности могли быть нерегулярными. Значит, завтра придут две открытки, ведь позавчера он тоже получил сразу две. Г-н Кош по натуре был оптимистом, если случалась неудача, быстро утешался, зная, что потом повезет, и вот так, думая о двойной порции голубых открыток, которые получит завтра утром, он в очередной раз, торопливо семеня, проделал свой обычный, четырежды в день повторяющийся путь: обогнул сад и решетку, прошел вдоль аллеи рододендронов, подошел к крылу здания, где расположены были еще безлюдные конторы, и прошел через них. Приятно пахло от протертых полов: Огюстина только что закончила утреннюю уборку. Это были обычные конторские помещения с выстроившимися в ряд, покрытыми чехлами или крышками пишущими и счетными машинками, со стандартной металлической мебелью. Но его кабинет за обитой дверью, в которую он только что вошел, казалось, перенесен из другого века. Копировальный пресс с широким медным катком-балансиром, начищенным до блеска Огюстиной, с массивным зажимным винтом, напоминающим печатный станок эпохи Гутенберга или камеру пыток. Уже добрых пятьдесят лет, то есть с тех пор, как стали использовать копирку, пресс не работал, но все же оставался здесь как свидетельство уважения к традиции наряду с гигантской — для двух цветов — чернильницей из никеля и хрусталя и массивным резным бюваром, украшающим большой, обитый зеленым сукном стол. Фирма шла в ногу со временем, коммивояжеры катили по дорогам на своих мотороллерах, главные агенты — на «ситроенах», с филиалами в других провинциях связывались по телексу. Но г-н Амбер упрямо работал по старинке: по утрам читал отчеты, которые иногда в присутствии мадемуазель Ариадны ему комментировал г-н Кош, после обеда рылся в льежских архивах, изучая подробные планы местности 1468 года; и, отдавая дань символике консерватизма, г-н Кош пользовался ручкой без баллончика и как знак отличия носил ее за ухом, дефилируя между электрическими счетными машинками и размалеванными машинистками.