Бельгийский лимонад

— Никак Грановский? — узнал лейтенант. — Поди, в экзаменационном билете вопрос по нему был?

— Нет, просто вспомнилось. Может, потому, что он из ваших мест.

Овсянников не смог бы объяснить, почему вдруг память извлекла на свет одну из лекций Грановского, читанную им в Московском университете 26 ноября 1849 года. Удивительно, выплыло даже число, хотя он не сдавал по этому разделу истории средневековья экзамена, не зазубривал текст.

Директор школы поджидал их в вестибюле — оказалось, лейтенант озаботился предупредить его по телефону.

— Это вот и есть наш гость из Сибири, — представил лейтенант Овсянникова. — Надо сделать все возможное, чтобы ему не уехать от нас с пустыми руками.

Директору можно было дать что-нибудь лет сорок, так что на его собственный «огляд» рассчитывать не приходилось. Другое дело, если сохранились хоть какие-то документы предвоенной поры.

— Что вы, какие документы! Единственная надежда, что сохранился кто-то из выпускников сорок первого. Ну, и учителей надо попробовать поискать — теперь они, как вы понимаете, на пенсии...

— Тогда что же? — сказал лейтенант Овсянникову. — Тогда ты, наверное, начинай тут с директором разматывать эту цепочку, а мы попробуем организовать поиск с другого конца, по своим каналам. Если что, после обеда буду у себя, вот мои координаты.

Когда проводили лейтенанта, директор сказал, переходя без лишних церемоний на «ты»:

— Я тебе плохой помощник в твоем деле, надо бы дождаться военрука, он задолго до моего сюда пришел. К тому же заведует у нас школьным музеем... Да ты снимай плащик-то, он не раньше, как после обеда появится, военрук-то.

По-видимому, разочарование, которое испытал Овсянников, отобразилось у него на лице, потому что директор вдруг зачастил:

— Да ты не расстраивайся раньше времени, все равно на кого-нибудь да выйдем. У него, по-моему, должны быть сведения о старых учителях, для музея он что-то такое выискивал.

— Ну, а у вас... у тебя, неужели у тебя ни о ком из них ничего не удержалось в памяти? А то чего же я впустую полдня терять буду.

Оказалось, директора как-то тут знакомили с бывшей учительницей географии, которая и живет-то рядом со школой, через дом от нее. Только старушке изрядно за восемьдесят, и ее все чаще подводит память. Овсянников, тем не менее, решил, что должен с ней повидаться, это была хоть какая-то стежка в прошлое.

— Пойдем, провожу, — вызвался директор.

Хозяйку застали на крылечке дома — она грелась на солнышке в наброшенной на плечи шубейке.

— Я шамая и ешть Алекшандра Ларионовна, — прошамкала, щуря на них обесцвеченные глаза. — А учительниши тут нет, не живет учительниша, я живу.

Директору, видел Овсянников, было неловко, что ничем не смог помочь, он попытался расшевелить старую женщину, принялся рассказывать, что работает теперь в той школе, где она когда-то преподавала, но в ее глазах так и не зажегся ответный отблеск.

«...У него было около шестидесяти тысяч войска; впрочем, через Альпы он перешел, имея не более сорока тысяч...»

Теплилась еще надежда на ребят из отдела полковника Герасимова да была тень надежды на областной архив. Если и там ждут подобные результаты, останется лишь повернуть, не солоно хлебавши, обратно «через Альпы». Восвояси.

Как уже пришлось поворачивать, когда перед поездкой в Орел разыскал в далекой Антоновке Марию Сергеевну Коршунову и стал выяснять, была ли она замужем за Бовиным.

— Ты в какой гостинице остановился? — приступил к Овсянникову директор, едва успели попрощаться с учительницей. — Дай телефон, просигналю, как появится военрук.

«Похоже, толку от твоего военрука, сколько и от тебя!» — чуть не вырвалось у него, однако сдержался, объяснил, что гостиничного телефона не записал — не подумал о необходимости записать, но что после обеда сам позвонит в школу. Тем более, намерен поехать отсюда не в гостиницу, а сразу в управление КГБ.

Расспросил дорогу, сел на трамвай. Дома ему добрую тысячу лет не доводилось пользоваться этим транспортом, надобности такой не возникало, поэтому утратил представление, какие теперь курсируют по городским рельсам составы. Орловский трамвай приятно удивил: красно-желтый вагон с элегантными обводами, с дверной пневматикой, предоставлял в распоряжение пассажиров просторный, полный солнца салон, имел уважительно-мягкий ход, на сиденьях, под гранитолевой обивкой, умиротворяюще пружинил поролон.

Эта трамвайная приятность обернулась коварной неожиданностью: Овсянникова... сморила дрема, обыкновенная дрема. Хорошо, догадался перед тем попросить соседку, чтобы подсказала, когда будут подъезжать к нужной остановке.

А сойдя, спросонья никак не мог взять в толк, что с ним происходит: продолжение сна это или уже явь, потому что на остановке его встретил лейтенант Васин. Оказалось, специально караулил.

Подхватил под локоть, повел к машине, объясняя на ходу, что приехал по звонку директора школы: тот порасспросил понастойчивее своих, и вышел на бывшую учительницу начальных классов, которая сама тоже кончала эту же школу и как раз в 41-м.

— Поезжай прямо к ней домой, вот тебе адрес и все остальное. Она теперь на пенсии, должна быть дома.

— Послушай, Андрей, а как...

— Не терпится узнать, что у нас? Есть кое-что, немного пока, но есть, кое-что наклевывается. Но об этом после, с этим успеется, сейчас главное — поймать конец живой цепочки.

— Отдаешь мне машину, а сам?

— Я тут пока загляну в одну контору, а Коля тебя доставит и вернется за мной.

В машине Овсянников вчитался в набросанный на календарном листочке текст, собираясь назвать водителю адрес, но тот опередил, сообщив:

— Лейтенант уже сказал мне, куда ехать: Медицинская, 18.

— Квартира 27, — машинально добавил Овсянников, как будто машина могла доставить его прямо к порогу.

Водитель рассмеялся, приняв это за шутку, кивнул:

— Бу-сде!

После адреса на листочке значилось: «Капустина Евдокия Михайловна, 1923 г. р.» Год рождения породил сомнение: Капустина должна была бы выпускаться не в 41-м, а в 40-м. Неужели опять вместо живой цепочки только мираж?

Подрулили к пятиэтажному дому. Открывая дверцу, Овсянников увидел крупную, статную женщину, которая вышла из второго подъезда с хозяйственной сумкой в руках. На открытом лице читалось: учительница. Подталкиваемый этим наитием, шагнул навстречу.

— Вы кого-то ищете? — проявила «учительница» готовность помочь.

Назвал фамилию, и когда услышал, что это она самая и есть, даже не удивился тому, как точно сработало наитие. Не спрашивая, зачем понадобилась, Евдокия Михайловна протянула ключ:

— Как раз к обеду, вот только за хлебом схожу. Вы пока располагайтесь там: второй этаж, квартира двадцать семь.

Напряжение отпустило Овсянникова, поверилось: здесь помогут. Ключ взял, но остался ждать возвращения хозяйки на улице: по крайней мере, накурился впрок.