Белое на голубом
Шрифт:
– Ой, простите, уважаемый Морфос, я, наверное, Вас разбудила, простите... я сейчас уйду.
– Успокойся девочка. Вернее, обе вы успокойтесь. Мне приятно, что вы здесь.
И тут в маленькой голубкиной головке произошел оживленный разговор. Птица Евтихия расправила перышки и шикнула на девчонку:
– Видишь, какой симпатичный дедушка, и совсем на нас не сердится.
– Ты хоть знаешь, кто это?
– зашептала девушка Евтихия,
– Нет, но он мне нравится.
Морфос просто расхохотался так, что стены заходили ходуном:
– Вы обе мне
Потом покачал головой и спросил:
– Не желаете ли спелых ягод?
– Ягод...?
– обе спросили в один голос.
– Посмотрите, там снаружи вроде растет что-то.
Дважды повторять не пришлось. Голубка тут же метнулась наружу. В такие моменты они удивительным образом объединялись, становясь одной личностью. Ягоды любили обе, и никого не смутило, что сезон ягод прошел давным давно. Морфос смотрел, как она лакомится. Смешная, вся вывозилась соком, как дитя. Евтихия наелась так, что даже округлилась, все-таки у птички проскакивали вполне птичьи привычки.
– Ну что? Вкусно?
– Вкусно, спасибо.
– А чего притихла?
– А...
– Ну, говори уже.
– Я... думаю... как там Алексиор... Я вот наелась, а как он?
– Как он? Сейчас попробуем...
– пробормотал древний дух земли.
Морфос потянулся к тому, другому берегу, куда уходили по дну скальные пласты. Давненько он туда не заглядывал...
Через несколько минут дух земли вернулся и проговорил:
– Нормально твой парень. Жив, здоров. В тюрьме сидит.
– Что?!
– заволновалась Евтихия.
– Все с ним хорошо. Твой подарок неплохо справляется.
Голубка облегченно выдохнула:
– Спасибо.
– А знаешь ли ты, что подарила наследнику?
– Нириель сказал, что это чешуйка морского дракона. Древний артефакт. Символ власти Страны морского берега.
– А знаешь ли историю, как это произошло?
– Нет...
Морфос приподнял брови, легко вздохнул и с видимым удовольствием произнес:
– Тогда я тебе расскажу. Завтра.
Простодушная птица уже хотела было чирикнуть: 'Почему не сегодня?'
Но девица Евтихия была воспитана при дворе, она вовремя среагировала и остановила подружку.
Древнему стало смешно, так, негромко посмеиваясь, он и исчез.
– А почему не сегодня?!
– птица все же высказалась.
– Имей терпение, подруга, терпение. Не забывай, что он древнейший дух земли, его нельзя торопить. Уже одно то, что он говорит с нами, великая честь.
– Ну ладно. Но я же умру от любопытства!
– Дорогуша, и как ты жила до меня?
– Ой, не знаю... Наверное, очень скучно?
И обе рассмеялись.
Еще смех не замер, как Евтихия внезапно ушла в себя, и проговорила, глядя в сторону входа:
– Господи, как я тревожусь за брата и остальных...
– Ты сделала все, что могла, ответила ей пернатая подруга.
Но все равно беспокойство мучило девушку, еще и угрызения совести, что, думая об Алексиоре, забыла остальных, а поскольку теперь и душа, и жизнь у них была одна на двоих, значит и птицу.
Удивительное
из них получилось создание. Обе от такого превращения приобрели многое, и многое потеряли. Девушка умерла как человек, и навсегда утратила возможность вернуться в человеческий облик, но зато обрела зрение и способность летать. А птица потеряла покой и сон (с птичьей точки зрения), зато получила возможность говорить и лучшую в мире подругу и собеседницу.Они еще не знали об этом, но теперь, став единым целым, обрели долгую-долгую жизнь. И еще один чудесный дар Создателя - молодость. За удивительную доброту их, и за самоотверженность.
Такую вот голубку приютил у себя старый Морфос. А ведь он тоже приобрел от этого. Приобрел себе вроде как внученьку. Существо, которое он мог любить.
***
Сердце каждого нуждается в любви, чтобы быть счастливым, В том, чтобы его любили, но еще больше в том, чтобы любить самому. Не важно кто ты, человек, животное или дух, пока ты жив, одно дыхание жизни теплится в тебе, данное Создателем. Одна любовь делает живыми и счастливыми всех.
Если же нет ее - богатство, красота, сила, власть, само бессмертие... любые дары бессмысленны.
***
Утро Алексиора началось с грохота открываемой двери. Он тут же подскочил, ожидая любых неприятностей. Однако все было проще: ему принесли еду. Не какой-нибудь стражник, а сам тюремный смотритель. Какая ему честь, однако...
Тюремный смотритель плюхнул из котелка какой-то серо-бурой кашеобразной массы в оловянную миску и поставил ее на табурет, сверху положил ломоть хлеба. А потом вытащил из кармана и положил рядом оловянную ложку.
– Ешь, кериб.
Алексиор кивнул головой в знак благодарности и собирался дождаться, когда смотритель уйдет. Но тот видимо был настроен на общение.
– Ты, говорят, здорово кинжалом владеешь?
– Всякое говорят.
Юноша взял миску и присел на табурет, всем своим видом показывая, что сейчас будет кушать, и незачем ему мешать. Правда блюдо это не вызывало у него доверия. А смотритель, судя по всему, не собирался уходить, он прислонился к стене, скрестив руки на груди, и проговорил:
– Ешь, ты такого еще не пробовал, это белая чечевица.
Алексиор поднял на него взгляд, смотритель рассмеялся, очевидно, все мысли парня в этот момент отразились на его лице. Плюнув про себя на его присутствие, Алексиор все-таки зачерпнул ложкой немного сомнительной каши и положил в рот. Ммммм...!
– А вкусно!
– Ешь, а пока будешь кушать, ответишь мне на пару вопросов.
Бедный арестант чуть не подавился. Это же надо, допрос во время еды! А они тут изрядные шутники и извращенцы. Тем временем смотритель подождал с полминуты, а потом спросил:
– Как тебя зовут?
– Ароис, - пробубнил с набитым ртом Алексиор.
– Как ты смог отбиться от пятерых вооруженных мужчин, пустить им кровь, да еще прикончить одного из них?
– Черную кровь, - зло проговорил Алексиор, бросив ложку, - Если бы вас хотели пустить по кругу, вы бы тоже проявили чудеса храбрости.