Белое на голубом
Шрифт:
– Тут ты прав. Однако ты убил горожанина. Не простого горожанина. И теперь, кериб Ароис, если я выпущу тебя отсюда, тебя быстро прирежут его родственники. Понимаешь?
– Они бандиты. Ограбили меня, напали первыми. Я только защищался.
– Да, это так. Но до тех пор, пока они не попались...
– Ясно, справедливости не найти нигде, - молодой человек снова уткнулся в тарелку, ожидая, что теперь-то смотритель уйдет.
Не ушел.
– Послушай, Ароис, как ты собираешься жить?
Нет, покушать ему точно не дадут.
– Вы же сами сказали,
– Да, но я не говорил, что буду кормить тебя даром.
Алексиор даже рот приоткрыл от удивления.
– Но вы же кормите арестованных преступников?
– Вот-вот, преступников. А ты вроде как преступником не являешься. Что будем делать?
Это какой-то нелепый сон. Нелепый!
Между тем, главный тюремщик смотрел на юношу так, словно уже знал ответ. Алексиор понял это, потому спросил:
– Что вы предлагаете?
– А у тебя просто талант вести деловые разговоры!
Молодой человек криво улыбнулся.
– Значит так... Ты мне отработаешь.
– Это я уже понял. И в чем будет заключаться моя работа.
Надо было видеть, смотритель просто расцвел.
– Для начала надо вычистить отхожие места.
Естественно! Разве найдется другая работа!
– Хорошо. Но вы будете платить мне за работу.
– Ай, молодец!
– тюремщик пришел в восторг, парень был сообразителен и, по всему видно, любил торговаться, - Но сперва ты поработаешь за еду, а там видно будет.
– Один день я поработаю за еду. Но завтра вы заплатите мне.
– По рукам.
Алексиор хотел было вернуться к своей еде, как смотритель спросил:
– Послушай, ты красивый, у тебя волосы...
И осекся, наткнувшись на свирепый взгляд парня.
– Не подумай ничего, я просто хотел сказать, может тебе сбрить волосы? Чтобы...
– Нет. От моей прежней жизни у меня только они и остались. Я не стану их сбривать. Из принципа.
– Хорошо, кериб, как знаешь, - на сей раз тюремный смотритель собрался уходить.
– Постойте, мне нужна одежда.
– Одежда?
– тот оживился, - Значит, два дня работаешь без денег. Один за еду, другой за одежду!
– Вы просто...! Хорошо.
– Отлично, молодой человек. Мы с тобой поладим, - он уже выходил из камеры, но обернулся и сказал, - Одежду тебе сейчас принесут и покажут, что надо убирать. Кстати, жить можешь здесь, в камере. Она все равно пустует. Цени мое благородство!
И вышел. Парень еле сдержался, чтобы не запустить в дверь миской.
Упырь! Жить можешь здесь! Цени мое благородство!
Но все-таки он был доволен. Пусть падать теперь ниже некуда, зато будет, откуда подниматься. И потом, как человек, смотритель Алексиору понравился.
Глава 25.
После дня казни, который государыня Охнельма провела, словно в каком-то угаре, она проспала всю ночь и следующие сутки. Проснулась со странным ощущением пустоты в голове. Долго лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе. Тело было в порядке, но все равно, как-то не
так ощущалось. Царица никак не могла вспомнить, что делала вчера, беспокоило чувство, чего-то несделанного. А чего?Так и не вспомнив, Онхельма решила встать. И кстати, где Вильмор? Куда он подевался! Пытаясь сообразить, почему она одна, царица дернула шнурок сонетки, вызывая прислугу. Вошла камеристка, вид какой-то затравленный, глаза на мокром месте. Государыня даже прониклась сочувствием, однако решила разобраться с прислугой после.
– А где государь Вильмор? Он куда-то вышел?
– Ах! Ваше Величество...
– служанка тихо вскрикнула, вскинула на нее взгляд полный слез и спросила, - Ваше Величество, Вы ничего не помните...?
– Нет, - не совсем уверенно сказала Онхельма, - Ничего. А что я должна помнить? И где государь?
Ее стало раздражать это блеяние.
Служанка, видя, что терпению царицы приходит конец, поведала ей все, что знала сама. По мере того, как девица рассказывала, в памяти Онхельмы восстанавливались события. Но так, словно она видела себя со стороны. Когда камеристка закончила, царица отослала ее жестом. Потому что говорить она не могла!
Оставшись одна, Онхельма еще долго сидела в постели, не в состоянии уложить все в голове. Не верилось, что это все ее рук дело, будто кто-то другой...
Кто-то другой прошелся по ее жизни.
Умер ее ребенок. Безумно жаль, хоть она его уже и не хотела, теперь он почему-то стал ей дорог.
Муж при смерти. Жалко стало мужа, не хотела она ему смерти, оказалось, что он все же был ей дорог.
Алексиор... С ним вообще не понятно... Исчез, люди считают, что сорвался со скалы и разбился, при попытке к бегству. Жаль, он был ей так нужен.
Мальчишек этих казненных жалко... Молодые же... Господи... Она сама их пытала... Девчонку эту слепую убила...
Господи... Вильмор...
Как это все произошло... Как...
Чувствовала себя царица ужасно.
А потому, оделась сама и, выбравшись из спальни в коридор, пошла к мужу. Хорошо, что идти было недалеко. Как устроила тогда Вильмора в большой гостиной рядом со своей спальней, так без ее ведома никто не решился его перемещать.
Озиралась осторожно, словно не в своих покоях была, а в лесу, полном чудовищ. Ей было неуютно и страшно смотреть в глазах людям, потому что понимала - единственное чудовище здесь она сама. Однако придворные, которые встречались царице по пути, подобострастно опускали глаза и старались держаться ближе к стенам, когда она проходила мимо.
Перед комнатой, где лежал Вильмор, стояла стража. При появлении государыни стража расступилась, пропустив ее внутрь. У постели царя был его личный лекарь, а рядом с изголовьем сидел слуга, дежуривший при больном государе. Царица нахмурилась, эта большая кровать смотрелась в гостиной совершенно неуместно. Вообще все было нелепо и неуместно...
– Как он?
– Онхельма внутренне сжалась, увидев бледное, словно восковое лицо мужа.
– Ваше Величество, - лекарь поклонился, приветствуя царицу.