Белые флаги

Странно... Вот уже несколько месяцев мы живем в одной камере. Казалось бы, мы знаем все о каждом из нас. Казалось бы, мы откровенны между собой. И все же как мы далеки друг от друга! И эта отдаленность мне напоминает линию горизонта: ты будто приближаешься к ней, а она отодвигается от тебя.

Заключенные ведут себя по-разному. Один похож на тюленя - гладок, увертлив. Другой - как рыба: думаешь, он уже у тебя в руках, ан нет! Глядишь, выскочил, ушел... Этот - как волк: затаил в сердце злобу и молчит. Тот, словно змея, боится, как бы кто не раздавил, и поэтому держит наготове ядовитое жало. А иной, напуганный и затравленный, как молодая косуля, боится всех и всего. Им некуда деться, негде укрыться, вот они и вынуждены прикидываться: кто тюленем, кто волком, кто рыбой, кто змеей... А есть и открытые, бесшабашные натуры, - такой весь перед тобой, душа нараспашку. Он уже свыкся со своим положением и теперь ждет чего-то, что вот-вот должно произойти. Что именно и когда именно, - этого в тюрьме никто не знает. Но в один прекрасный день это "что-то" все же наступает. Оно нарекает все своим именем. Оно воздает каждому по заслугам. Оно отмеряет и отвешивает причитающееся всем с точностью до золотника. Это "что-то" одни из заключенных называют Богом, другие - Судьбой, третьи Справедливостью...

Я тоже заключенный, и я также жду свершения этой справедливости. Жду, когда раскроется дверь, появится Она, возложит на мое плечо свою праведную руку и скажет:

– Заза Накашидзе, встань и следуй со мной!

– Гамцемлидзе, получи обвинительное заключение!
– объявил надзиратель и протянул внезапно побледневшему Гамцемлидзе несколько сложенных вдвое листов бумаги.

Гамцемлидзе взял дрожащей рукой бумаги, обвел камеру испуганными глазами, торопливо сунул заключение в карман и сел. Надзиратель ушел.

В камере послышался глухой ропот, потом наступила мертвая тишина. Происходило нечто из ряда вон выходящее. Согласно неписаному закону тюрьмы, каждый заключенный обязан вручить старосте камеры обвинительное заключение для всеобщего оглашения - люди хотят знать, с кем их свела судьба, за какие преступления арестован каждый их сосед по камере. Гамцемлидзе нарушил этот оберегаемый свято порядок!..

Напряжение в камере нарастало. Казалось, в ней даже стало жарче... Наши натянутые до предела нервы словно сплелись невидимыми нитями в один общий нерв, и стоило одному из нас неосторожно потянуть за свою нить, как... Первым коснулся этого общего нерва Гоголь. Коснулся осторожно, чуть дотронувшись пальцем, ибо Гоголь был старостой и хорошо знал, к чему ведет в камере малейшая неосмотрительность.

– Гамцемлидзе, ты, конечно... того... не обижайся... Но не кажется ли тебе, что ты повел себя не совсем правильно?
– спросил он, обратившись к Гамцемлидзе.

– Чем неправильно, товарищ староста?
– удивленным тоном спросил тот.

– А вот чем: мы все здесь пользуемся одинаковыми правами...
– Гоголь сделал паузу и покосился на Девдариани.
– Все, кроме воров... И ты, например, знаешь, за что сидит каждый из нас...
– Гоголь сделал еще одну паузу и перевел взгляд на Тиграна. Гулоян и Девдариани лежали на нарах, не вмешиваясь в дело.
– Вот я и говорю, ты знаешь про нас все, поэтому разреши и нам поинтересоваться, кто ты, в конце концов, и в чем ты обвиняешься?

– Не понимаю, что вам от меня нужно?
– нервозно переспросил Гамцемлидзе.

– Передай обвинительное заключение старосте. Так принято, - сказал Шошиа.

– Какое еще обвинительное заключение! Это еще вопрос - кто здесь обвинитель и кто обвиняемый, кто виновный и кто безвинный!
– закричал Гамцемлидзе.

– Прочти нам обвинительное заключение!
– спокойно, но твердо потребовал Шошиа.

– Что значит заключение?!
– не сдавался Гамцемлидзе.
– Здесь могли написать тысячу глупостей. Вот ты!
– обратился он к Гулояну.
– Ты обвиняешься в убийстве. Разве ты убил человека?

Гулоян смущенно отвернулся.

– Убил!
– ответил за него Девдариани.

– Это правда?
– спросил. Гамцемлидзе Тиграна.

Тот опустил голову.

– Ты брал взятки?
– повернулся Гамцемлидзе к Мебуришвили.

– Смотря как понимать взятку...
– ушел от ответа Мебуришвили.

– А ты, Чейшвили?
– не сдавался Гамцемлидзе.

– Послушай, Гамцемлидзе!
– сказал Девдариани.
– Из всех нас только два человека не убивали, не воровали, взяток не брали и вообще ни в чем не виновны - это уважаемый Исидор и Заза Накашидзе. Ну-ка, кто осмелился сказать, что это не так?

– Я, я невиновен!
– взвизгнул Гамцемлидзе.

– А нам об этом неизвестно...
– сказал Лимон.
– Отдай заключение старосте!

– Никому я ничего не отдам! Нет у меня никакого старосты! Я сам себе староста! Я не папуас, в вождях и предводителях не нуждаюсь! Это тирания какая-то! А ты, - он повернулся к Лимону, - ты, пожалуйста, не пугай меня! "Я поклялся всегда быть злейшим врагом всякого проявления тирании гад человеческим разумом!" - так сказал Джефферсон*, отец американской Декларации свободы! И я повторяю его слова!

_______________

* Д ж е ф ф е р с о н Т о м а с (1743 - 1826) - американский

государственный деятель, философ, автор проекта "Декларации

независимости", провозгласившей независимость Соединенных Штатов

Америки (1776 г.).

Лимон не ответил.

– Отнять у него заключение, и все тут!
– предложил Чичико.

Гамцемлидзе выхватил из кармана бумаги, смял их и бросился к параше. Но было уже поздно. Чейшвили и Гулоян схватили его. Гамцемлидзе был пригвожден к стене, словно распятый Христос.

Гоголь подобрал рассыпавшиеся по полу листки, взобрался на верхние нары и приготовился к чтению обвинительного заключения.

– Отпустите ею!
– крикнул Чичико сверху.

Чейшвили и Гулоян отошли в сторону. Гамцемлидзе медленно осел на пол, прислонился спиной к стене и притих.

– Когда Джефферсон говорил те слова, он был президентом, во-первых, имел двухмиллионное войско, во-вторых, и пользовался к тому же поддержкой двухсот миллионов человек, - это в-третьих. Не забывай об этом, Гамцемлидзе! А теперь слушайте!..
– И Чичико Гоголь приступил к оглашению обвинительного заключения - уникального шедевра красноречия...

"ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ"

по обвинению Вячеслава Ражденовича Гамцемлидзе в преступлении, предусмотренном 118-й статьей Уголовного кодекса Грузинской ССР. Дело возбуждено в прокуратуре Орджоникидзевского района г. Тбилиси 20 ноября... года.

Проведенным по делу следствием установлено следующее:

24 октября около 23 часов 30 минут находившийся в состоянии опьянения Вячеслав Ражденович Гамцемлидзе явился на квартиру своего друга, ныне находящегося в заключении Вахтанга Кирилловича Гамкрелидзе (пр. Чавчавадзе, No 761), и передал находившейся в квартире жене Гамкрелидзе Елене Абибовне Гажония 100 (сто) рублей. Пострадавшая Гажония в своих показаниях показывает, что Гамцемлидзе, как близкий друг Гамкрелидзе, и раньше оказывал ей материальную помощь. Однако на сей раз взамен 100 (ста) рублей Гамцемлидзе предложил Гажония вступить с ним в половую связь. Пострадавшая Гажония, уже несколько лет находящаяся в незамужнем состоянии в связи с нахождением ее мужа в заключении, все же категорически отказалась от вступления в интимную связь с Гамцемлидзе. Пострадавшая Гажония показывает в своих показаниях, что она и раньше замечала у Гамцемлидзе неравнодушные взгляды в ее адрес. Получив отказ, обвиняемый Вячеслав Ражденович Гамцемлидзе (семейный) набросился на пострадавшую Гажония с целью удовлетворения своей половой страсти. Долго терпела и молчала пострадавшая Гажония, не желая криком привлечь внимание соседей, но обвиняемый Гамцемлидзе не отставал от нее. Тогда пострадавшая Гажония была вынуждена изо всех сил укусить обвиняемого Гамцемлидзе, в результате чего у него вырвался звериный рев, а также оказался вырванным на левом плече кусок мяса. Ворвавшиеся на крик соседи стали свидетелями того, как зарвавшийся Гамцемлидзе рвал платье на пострадавшей Гажония, и как он рвался к установлению с ней интимной связи, и как она вырывалась из его объятий..."

Гоголь смолк и окинул камеру внимательным взглядом. Онемевшие заключенные смотрели на него расширенными от удивления глазами. Все услышанное было для них столь же неожиданным и непонятным, как раскат грома в ясном небе.

Гоголь спустился с нар и остановился перед Гамцемлидзе.

– Ну, что ты скажешь?

– Неправда! Неправда это!
– крикнул Гамцемлидзе.

Тогда Гоголь с силой рванул левый рукав Гамцемлидзе, и на обнажившейся руке, у самого плеча, все ясно увидели бледно-розовый рубец.