Белые камелии

Джон же в этот день был абсолютно спокоен, даже как-то необыкновенно спокоен; помнится, в прошлые дни его душу одолевали ураганы чувств и каких-то мыслей. На сегодня это как-то исключительно быстро прошло и больше не возникало. Но, быть может, это лишь затишье перед очередной бурей? Вот эта мысль менее всего радовала Константина. Ему уже надоело быть в постоянном недоумении, в ожидании чего-то невозможного и в искреннем убеждении, что вот скоро всё само встанет на свои места. Ничего не вставало на свои места, вместе с тем нежданных сюрпризов было завались. Ничего это Джон не хотел разгребать в своей голове; сегодня он решил просто-напросто забить на это дело, решив отправить его на самотёк. Пусть сегодня будь что будет.

Кладбище было небольшим, устроенным скромно, с такими же скромными могилками и надгробиями; редко можно было встретить здесь шикарно оформленное местечко. Огорожено оно было низеньким железным заборчиком; входов наделано было много — где-то находились действительно калитки в качестве дверцы, а где-то были просто поломаны прутья. Чес должен был идти именно через такой вход. На территории кладбища росло так много деревьев, что иные думали, что здесь раньше находился огромный густой лес. Но доподлинно об истории этого места никто точно не знал, поэтому и оставалось всё в тайне.

Нынче кладбище не блистало хоть какой-нибудь скудной приветливостью: всё заволокло серым туманом, ничего далее пяти метров вокруг не было видно, и лишь чёрные ветки деревьев уныло прорывались сквозь эту пелену. Джон остановил машину недалеко от входа, рядом с которым собралась небольшая толпа, и, вытащив ключ, передал его Чесу, чтобы тот потом заблокировал. Далее он вышел и как ни в чём ни бывало поравнялся с толпой; кивком головы его приветствовали лишь те люди, которым он сообщил пренеприятное известие. Лина, в чёрном, но элегантном пальто и в тёмной юбке, стояла со скорбным видом и держалась рукой за какого-то мужчину рядом; Константин его точно не знал и хотел думать, что это её брат. Правда, и скорбный вид был каким-то искусственным, и наряд больно походил на тот, в котором можно и на кладбище, а потом и в ресторан — ну, а что, чёрный цвет даже стройнит… Нет, Джон не хотел и мысли допускать об этом — тогда всё получалось так, как и говорил Креймер, получалось гнусно и отвратительно. Однако сейчас, понятное дело, бить тревогу раньше времени не стоило.

Пять минут они ещё ждали кого-то; в это время доходили опаздывающие; когда пришёл последний человек, сверстник Чеса, с которым Джон тоже общался, группа двинулась с места. Только сейчас он, стоявший поодаль от центра толпы, увидел, что человек впереди (явно не знакомый, а нанятый) нёс в руках безвкусно украшенный резьбой, цветами и узорами сосуд с пеплом «покойника». Он был слишком огромен и несоразмерен с самим содержимым; Джон лишь только покачал головой, говоря про себя, как это глупо. В группе стояла полная тишина; лишь изредка кто-то осмеливался тихо шепнуть товарищу на ухо что-нибудь. Да, казалось бы, тихо — чего ещё нужно? Но Джон смог понять настрой окружающих: у всех был такой вид, будто они только и дожидались конца, когда можно будет пойти в гости или в кафе и нажраться за упокой души. Константин, хоть и провёл в этом обществе всего минут десять, уже хотел блевать от стоявшего здесь запаха лицемерия. Кажется, потихоньку он начинал понимать Чеса в действительности; он бы тоже скорей заявил о себе как о мертвеце, лишь бы отвязаться от таких друзей.

Или, может статься, он лишь так думал, наслушавшись речей Креймера и теперь всё ища подвох? Вот это было подставой. Константин едва удержал себя от того, чтобы закурить — нервы в последнее время подставляли его, успокаиваясь лишь только от затяжки. Он вновь понял, насколько слаб. Но, видимо, его размышления о важности и вреде курения не для сегодняшней истории — нынче главный герой не он, как могло показаться на первый взгляд.

Между тем группа остановилась; Джон, шедший в самом конце, тоже приостановился. Видимо, наконец дошли до места похорон. Сам он только интереса ради подошёл ближе, чтобы глянуть на надгробие: довольно приличное, правда, слишком пафосное и, как всё у этой блондинки, безвкусное, но более или менее сносное. Почти что каждый пришедший на похороны принёс с собой букетик различных цветов. Но только не камелий. Константин усмехнулся и бросил быстрый взгляд на внутренний карман своего пальто. Кто-то начал читать заранее подготовленную торжественную речь, впрочем, сюда никак не клеящуюся; сосуд с якобы кремированным покойником стали неспешно закапывать; а Джон как можно быстрее стал смываться оттуда, ведь уже не мог находиться там. Его уход никто не заметил и замечать не собирался; наверное, многие лишь позавидовали бы его возможности так быстро сбежать, потому как считали его лишь за клиента своего друга. А может, он и есть клиент? Обыкновенный клиент, только сумевший расположить к себе парня доверительно? Может, и нет ничего в том суждении неправдивого? Константин мотал головой и не хотел верить: тогда как обосновать не менее крепкое доверие с его стороны? Нет, наверное, он всё-таки больше чем клиент и бывший учитель. По крайней мере, так непременно хотелось думать; но ведь этот мальчишка мог заварить любую кашу. К тому же, он явно не таков, каким представлялся раньше. «Что-то все вдруг неожиданно изменились», — недовольно думал Джон и направлялся к находящемуся метрах в пятидесяти от группы огромному дереву с широким стволом — там они условились встретиться с Чесом.

Туман слегка развеялся, но только лишь слегка: видимость группы стала лучше ненамного. Креймер показался из-за дерева и, как только Джон подошёл ближе, слабо улыбнулся.

— Ну, что, как там мои дружки? — хриплым насмешливым голосом медленно спросил он, опираясь о костыль. Константин пристально на него посмотрел и вновь перевёл взгляд на группу.

— Ты либо прав, либо хороший манипулятор. Я, как видишь, ушёл оттуда как можно быстрее — блевать тянет от их напущенного пафоса и торжества, — Чес кивал каждому его слову и в конце довольно улыбнулся, а потом вновь глянул на процессию в честь его похорон. Джон также оглянулся в ту сторону. Креймер не отвечал и, кажется, счёл это вообще ненужным; в чём-то Константин был с ним согласен. Сосуд с пеплом из-под первого попавшегося костра был успешно закопан, настала очередь класть букеты на надгробие, с грохотом установленное над могилой. Неторопливо стали опускаться яркие цветочки, один другого ярче, краше и роскошнее. Но не было ни одного белого цветка, хотя бы отдалённо напоминающего камелию. Чес вдруг усмехнулся, съёжившись.

— Не поскупились, однако, — Константин глянул на него и заметил, как он мелко подрагивал. Конечно, если не застёгивать свою и так лёгкую куртку до конца, так естественно можно ещё и не так задрожать при такой гадкой влажной погоде! Джон покачал головой, стянул с себя шарф и одним лёгким движением обмотал его вокруг шеи изумившегося Чеса, потом легонько его затянув.

— Серый цвет тебе больше идёт, — буркнул он, поднимая воротник своего пальто. — А вообще, тебе врачи говорили одеваться теплее, чтобы потом не дрожать и не заставлять рядом стоящего с тобой человека разжалобливаться и укутывать тебя своим шарфиком. Это как-то слишком мило.

— Но ты же повёлся… — улыбаясь, сказал немного разомлевший от тёплого шерстяного шарфа Креймер. Константин пробормотал в ответ что-то недовольное и вновь пристально упёр свой взгляд на действо впереди; Чес, глядя на него, пожал плечами и с улыбкой сделал то же самое. Похороны как-то затянулись; кажется, многие хотели выпендриться с речью; слова, от которых хотелось морщиться, иногда долетали до стоящих рядом с деревом. Они молчали. Да и не о чем, по-хорошему, было сейчас говорить. Наконец вышла (видимо, напоследок) с речью бывшая девушка Чеса и стала говорить что-то специально охрипшим, но довольно громким голосом. Речь её должна быть слезлива, но вызывала смех в душе как Креймера, так и Джона. Они даже иногда посмеивались; но вот Лина закончила, положила свой шикарный разномастный букет и пошла плакаться тому самому мужику, который с ней пришёл. Камелий там не было. Их не было нигде, казалось. Зато внутри было какое-то слишком нудное, зудящее чувство грусти: вроде и человек рядом стоит, которого хоронят, а вроде, для многих он умерший, да и вообще просто непривычно стоять лишь в паре десятков метрах от могилы живого. По крайней мере, такое неопределённое чувство было у Джона; хотелось его развеять, да ни атмосфера, ни погода не способствовали.

— «Нечасто тебя хоронят», как в рассказах про Шерлока Холмса, помнишь? — неожиданно пришло на ум Константину, который вспоминал, где же эту сцену он видел раньше. Чес усмехнулся и наклонил голову.

— Остроумно… — тихо проговорил он, держась здоровой рукой за шарф.

— Ну… всё, пошли. Здесь как-то гадко и неуютно. Прям будто не просто один раз в душу плюнули, а заплевали её к чёрту! — Джон развернулся, слегка расстегнув пальто; Креймер всё не двигался с места, ещё смотря как заворожённый вперёд.

— На! — Джон протянул руку с чем-то светлым в пальцах и аккуратно и неглубоко вставил это в наружный карман куртки Чеса. — И пошли уже скорее отсюда! Не на что здесь смотреть. Ну, кроме как на заваленную ненужными цветами твою ненастоящую могилу!

Чес не сразу понял, что происходит и что положили ему в нагрудный карман; слегка опустив голову, он увидал… белый цветок камелии! Ровно такой, как он желал, даже полумахровый! Константин, проследив за восхищённым и полным восторга взглядом, за счастливой улыбкой, за вмиг порозовевшим лицом, даже и сам улыбнулся, но в следующее же мгновение повернул голову назад и поплёлся на выход. За локоть его остановили сию же секунду. Он неспешно обернулся и увидел тяжело дышащего, раскрасневшегося Креймера; тот, схватив его, позабыл о костыле, поэтому тот глухо упал во влажную траву. Джон хотел было наклониться и поднять, как Чес его резко остановил:

— Джон!.. — крикнул он; изо рта вылетело облачко пара. — Джон, пожалуйста, не надо так… — почти шёпотом начал, понурив голову, но руки своей не отпустил, — Джон, ты и сам понимаешь, что просто так это здесь и сейчас закончиться не может…

Константин на секунду прикрыл глаза, вздохнул и подошёл практически вплотную к Креймеру, осторожно убрав вьющуюся прядь с его лица — волосы того несколько отросли за время, пока он лежал в больнице. Джон стоял слишком близко, чтобы видеть дрожащие сухие губы будто бы в желании что-то сказать, полуприкрытые веки и боящийся подняться на него взгляд; видел он и бледность вместе с нездоровым румянцем на щеках, видел и часто вырывающийся пар вместе с неровно вздымающейся грудью, видел также и какой-то бурный поток в его душе, готовый с минуты на минуту вырваться. Убрав прядь, он не смог потом оторвать свои пальцы от холодной кожи парнишки и даже не давал себе в этом отчёта; только лишь горячее дыхание и пар сообщался между ними. Чес ещё не отпускал ткань его одежды, сильно и неосознанно, что сильно, вцепившись в неё пальцами; всё его лицо, находящееся всего лишь в паре сантиметрах и слегка снизу, выражало какую-то внутреннюю борьбу и желание наговорить кучу лишнего. Того, чего так не любил Джон. Только его имя в этой безмолвной тишине неловко срывалось шёпотом с губ водителя.