Белые волки

— Коллега, значит. Я тоже учитель. Куда

бы это вас направить? Постойте, я дам вам

записку к одному своему приятелю-коопе-

ратору. Если у него нет угла, так он вас

тоже куда-нибудь направит.

— Спасибо вам, коллега, спасибо!

Ну, что там, дело невеликое записку

написать.

Вынул записную книжку, написал записку,

вырвал листок.

— Ну, вот вам. Он хороший парень, если

что можно сделать, сделает. Только ступайте

к нему после обеда, на службе к нему не

доберетесь.

У Ивана Александровича Ломова широкое

круглое лицо, большой высокий лоб, широкий

слегка приплюснутый нос. Застенчивая мяг-

кая улыбка на лице. Говорит мягким за-

душевным голосом.

Прочитал записку, задумался.

— Что же с вами делать? У меня негде,

видите, в трех коробочках маленьких ютимся,

нас двое, — пара ребят. К кому бы вас на-

править?

— Иван Александрович, вы бы приютили

меня хоть на день, на два. Может быть, за

это время что-нибудь удастся найти. Поймите,

неделю прожить на вокзале, без сна!

— Я понимаю, товарищ.

Привычным жестом взлохматил длинные

волнистые волосы на голове.

— Знаете что, перебирайтесь, действи-

тельно, пока ко мне, в кабинете переночуете,

а там видно будет.

Мурыгин крепко пожал руку Ломову.

— Спасибо вам, спасибо!

Два дня под-ряд Мурыгин добросовестно

потратил на поиски комнаты.

— Ну, что ж, Иван Александрович, гоните

меня на улицу. Ничего не нашел. Хоть бы

угол какой - нибудь, конуру бы какую. Везде

битком.

Ломов махнул рукой.

— Оставайтесь у меня. Как-нибудь уст-

роимся в двух комнатах, детишек перета-

щим к себе в спальню, а кабинет в столо-

вой устрою.

Мурыгин был очень обрадован. Помимо

того, что у него было жилье, ему нравился

Ломов. Захотелось подойти к Ивану Але-

ксандровичу ближе, поговорить с ним, опре-

делить его политические взгляды и сим-

патии. Как-то показал Ломову советские

деньги.

— Видали, Иван Александрович?

— Что это? А, советские рубли. Нет, не

видал. Где достали?

— У солдата купил. С фронта солдат,

должно быть, у пленного или убитого взял.

— Да, должно быть.

— Говорят, в плен теперь не берут?

— Да, говорят.

Ломов болезненно сморщился.

— Удивительная жестокость эта война.

Утеряно все человеческое. Люди истребляют

друг друга, как дикие звери.

— Это вполне понятно, Иван Александро-

вич. В гражданской войне нет общего языка

между воюющими, оттого она и более жестока,

чем война между государствами.

— Я понимаю. Но все ж таки то, что

творится, так ужасно, что становится жутко

за человека.

Мурыгин перевел разговор на атаман-

щи ну.

Ломов старался говорить спокойно, но по

тому, как в гневной вспышке ломался голос,

как сдвигались брови и как в болезненной

улыбке кривилось лицо, Мурыгин знал, что

думает и чувствует Иван Александрович.

— Возьмите вот анненковцев. И эмблема

у них — череп и кости. По черепам ид\т. По

трупам. Кровь, кровь.

Иван Александрович бледнел, взволно-

ванно ходил по комнате, нервным жестом

лохматил волосы.

— Ну, а правда, что атамановцы пороли

кооператоров?

— Да, случаи были.

— Правда, что, между прочим, и за то,

что в своих обращениях друг к другу они

писали „уважаемый товарищ' - ?

— Да, правда.

— Ну, и что же?

— То-есть что что же?

— Как кооператоры отнеслись к этому,

смолчали?

— Нет, через свой совет съездов проте-

стовали перед советом министров.

— Ну, и чего добились?

— Ничего не добились. Протест приняли

к сведению.

— Но ведь так всех перепороть можно!

Как бы вы, например, отнеслись к тому,

если бы вас выпороли?

Ломов остановился перед Мурыгиным,

серьезно посмотрел ему в лицо, ничего не

сказал и вновь заходил по комнате.

Как-то Мурыгин подобрал полный ком-

плект советских денежных знаков.

— Я еще солдата с фронта встретил. Ку-

пил у него полный комплект. Не угодно ли?

Протянул деньги Ломову.

Иван Александрович с интересом стал

рассматривать.

— Спасибо.

Улыбнулся своей мягкой, застенчивой

улыбкой.

— Однако, товарищ Мурыгин, какая у

вас счастливая случайность, вам все солдаты

с большевистскими деньгами попадаются.

Улыбнулся и Мурыгин.

— На ловца и зверь бежит.

В другой раз Мурыгин дал Ивану Але-

ксандровичу газету.

— Вот, товарищ Ломов, советская га-

зета.

— Тоже у солдата с фронта купили?

Мурыгин улыбнулся и не ответил...

На следующий день Ломов вернулся со

службы сильно расстроенный.

Прямо прошел в комнату Мурыгина.

— Получили телеграмму из районного

союза. Расстреляли члена правления. Осталась

жена, трое детей.

— Кто? За что?

— Начальник штаба. Подозрение в боль-

шевизме.

— Как же ваш союз отзовется на это?

— Пошлет в совет министров протест.

Протест примут к сведению, союз возьмут

под подозрение. Вот и все.

— Ну, а семья?

— Семье союз что-нибудь выдаст, если

только не побоится, — есть трусливые члены

правления, побоятся осложнений с админи-

страцией. Служащие между собой в пользу

семьи подписку объявили.

Мурыгин вынул из бумажника пачку серо-