Белые волки

двери, штыком вперед — красноармеец. С ко-

лена по толпе — на выбор. Опустел под-

сумок. Влип в стену спиной. Хрипло, будто

в гору с ношей тяжелой взобрался:

— Не подходи, убью!

Мимо два солдата с бело-зелеными по-

вязками.

— Кормилец, родненький, пристрели

армейца!

Простоволосая женщина ухватила за рукав.

Жарко дышит в лицо.

— Родненький мой, миленький, при-

стрели армейца!

На ходу вскинул ружье, прицелился, вы-

стрелил.

Не глядя, побежал дальше...

Потом поодиночке и группами сводили к

реке. Снимали одежду. Чисто делали свое дело.

Обходились без пуль. Пули жалели. Шашкой,

по всем правилам военного искусства, ударить

наотмашь, потянуть к себе. Как наученьи, где

глиняная фигура заменяет человека.

Суровые и молчаливые падали в реку.

Окрашивали воду в красный цвет. Будто полот-

нища красных знамен плескались у берега.

И было так день, и два, и три.

ГЛАВА II.

В ТЮРЬМЕ.

В тюрьму из комендантского дома их ве-

ли вечером. Как колючей проволокой,

обхватило двойное кольцо. Внутри — чехи,

снаружи — казаки.

Напирала несытая толпа. Протискивалась

между лошадиными мордами, совала палками.

Бросала каменьями, плевалась.

Старуха с треплющимися по ветру седыми

космами, с тонким железным прутом в руке,

вцепилась в казака.

— Сыночек, допусти. Допусти, сыночек.

Разок ткнуть!

Казак лениво замахивается нагайкой.

— Уйди, бабка, зашибу!

в ширину, —их сорок...

Андреич, Петрухин, Соломон, Вера.

Захаров Алексей, Морозов Павел, — члены

горсовета.

Рабочие железнодорожники, взятые при

попытке взорвать бронепоезд.

Профсоюзные работники.

Молодой парень Сергей, только что при-

шедший из деревни и приставший к боль-

шевикам.

Красноармейцы.

В углу, на нарах, с завязанной головой

.
– Соломон. Лицо как стена, известкой краше-

– . ная. Возле Вера. Держит руку Соломона

в своих, любовно гладит. Тихо, вполголоса,

будто дитя укачивает:

"*" Спи, мои маленький, усни.

Сладкий сон к себе мани.

Рядом Петрухин. Упорной думой сдви-

нуты брови. Временами в гневной вспышке

сжимаются кулаки. Андреич качает черной

с проседью головой. Мысли Петрухина для

него как на ладони.

— Нет. Алексей, не вырваться...

Молодой парень Сергей затосковал.

— Расстреляют, должно быть.

Андреич утешает:

— Ну, тебя за что. Тебя выпустят. По-

держат и выпустят... За что тебя, птенца

такого.

Любовно смотрит в лицо парня. Лицо у

Сергея бледное, с мягким ов?лом. Длинные,

как у монашка, волосы. Маленькая русая

бородка. Большие темно-серые лучистые

глаза.

— Как за что? Ведь и меня с ружьем

в руках взяли. Боязно мне, дяденька.

По деревенской привычке всех старше

себя зовет дяденькой.

— Дяденька, ты самый старший здесь,

покаяться хочу. Там — есть бог, нет бога, я

еше не знаю и боюсь. С вами пошел по-

тому, что со злом боролись. Было зло на

земле, я пошел против него, добра хотел

для всех. Теперь за добро умирать буду. А

про бога не знаю.

Серьезно, без усмешки, отнесся к просьбе

молодого монашка Сергея.

— Что ж, милый, если думаешь легче

будет, кайся.

Сидят на нарах, топотом неслышным

шепчутся.

Вера подозвала Петрухина . Что-то шепнула.

Петрухин подошел к двери. Позвал

в глазок

— Надзиратель!

Прилип к глазку судачий мутный глаз.

— Ну, что еще?

— Здесь женщина, дайте выйти женщине.

Парашка есть.

— Послушайте, ведь женщина!

— Жен-щи-на! Не все равно? У вас равно-

правие!

Нащупал в глазок Веру.

— Не стесняйся, касатка, вон в углу

парашка!

Ночью, когда в камере спали тревожным

кошмарным сном, по тюремному коридору

гулко затопали тяжелые шаги. Застучали при-

клады по каменному полу. Загремел засов

открываемой двери.

Всех словно пружиной подбросило.

Сергей вцепился в Андреича задрожав-

шими пальцами.

— Дяденька, боязно мне!

Вошел начальник со списком в руках.

Увели пятерых красноармейцев.

В камере осталось тридцать пять...

—

Глубокая скорбь в голосе Соломона:

— Не за себя, за тебя. Вера. Безумно жаль

твою жизнь. Она могла бы быть такой пре-

красной!

— Милый, она и сейчас прекрасна. И

было счастье. Счастье в борьбе, счастье в на-

шей личной жизни.

Благодарно жмет руку Веры.

— Милая...

Перед ночью Вера обрезала густую зо-

лотистую косу.

— Товарищи, кто выйдет живым, пере-

дайте матери.

А ночью опять по коридору гулкие ша-

ги. Гремят засовы у двери.

У начальника в списке:

— Соломон Лобовский, Алексей Петру-

хин, Вера Гневенко, Захаров Алексей, Моро-

зов Павел.

— Собирайтесь!

Дрогнула рука Веры в руке Соломона.

Потом к начальнику спокойно:

— Позвольте спеть.

— Без пенья обойдется!

Глаза прячет, не смотрит.

Вера припала к груди Соломона. Тихо

запела. Будто ветер степной по траве по-

бежал.

Начальник поднял руку, хотел сказать что-

то. Не сказал.

Вера пела.

Голос креп, наливался звенящим сере-

бром. Затаили дыхание солдаты, замерли за-