Белые волки

Иногда от края ям, где стояли молчали-

вые темные фигуры, раздавался клич:

— Да здравствует!..

В коротком залпе и длинной матерной

брани тонул клич...

Когда у края ям не оставалось ни одной

темной молчаливой фигуры, уходили в про-

вал ночи.

Потом приходили опять и опять. И пока

в светлевшем сумраке не начинали обрисо-

вываться стволы деревьев, прыгали по лесу

перекатами, от дерева к дереву, сухие ко-

роткие залпы.

Их было пятеро. Пятеро безусых красно-

армейцев.

Шли мелким частым шагом, ежась босой

ногой по твердым комьям земли. Сняты

сапоги и обмотки. Сняты крепкие штаны и

рубахи. Только шлемы чуть темнеют крас-

ными звездами.

Самый молодой чуть слышным шопотом:

— Не дойду, братцы, ослаб я. Всего

избили.

— Держись, Ваня, держись. Дойдем

сейчас.

Двое под руки взяли, поддерживают не-

заметно.

— Держись за нас, легче будет!

— Но, но, торопись!

Плашмя прикладом ударил по заду.

— Торопись!

На лесной опушке остановились. Пятеро

обнялись. Слабому на ухо:

— Держись, Ваня, сейчас все кончится.

У пяти ям пять черных силуэтов выросли.

Взметнулся крик бодро, смело:

— Да здравствует власть советов!

Залп. Все кончено.

Алексей Петрухин, Соломон Лобовский, Ве-

ра Гневенко, Захаров Алексей, Морозов Павел.

Шли будто на прогулку, шагом упругим

и легким. Впереди, под руку, Петрухин, Со-

ломон и Вера. Сзади, тоже под руку, За-

харов с Морозовым.

На лесной опушке, в кольце солдат, про-

стились. Со всеми поцеловалась Вера, чуть

дольше с Соломоном.

В ряд, на два шага друг от друга, лицом

в лицо, глаза в глаза с палачами, у пяти ям —

пять фигур.

Офицер командует звонко, отчетливо. С

, выдержкой.

— По первому... взводом...

Долго медлил с командой. С наслажде-

нием выдерживал паузу.

— Отставить!

Забилось сердце частыми неровными

толчками. Перевел дух.

— По первому... взводом...

Снова пауза. В секунде — вечность. Оде-

ревенели руки с ружьями у плеча.

— Отставить!

Вера поняла пытку. Вспыхнули глаза.

Неиз'яснимым восторгом затрепетала грудь.

И всем голосом, полным, сочным всколых-

нула приникшую к деревьям тишину.

— Это есть наш последний...

— Заткнуть глотку стерве! Пли! Пли!

Взмахнула руками, будто крыльями. От-

делилась от земли вся легкая, воздушная.

Жутко прозвучал запоздавший выстрел.

— Отставать? Кто там? Запорю!

— Палачи! Убийцы!

Соломон гневным жестом протянул руку.

Офицер подбежал вплотную. Из револь-

вера в упор. Соломон упал в яму.

Петрухин рассчитал верно: быстрый пры-

жок в бок, потом назад. По инерции вы-

стрелят прямо. А там деревья чаще, а там,

может быть, свобода.

Бежать, бежать!

Рядом упал Соломон. Спрыгнул офицер

в яму.

Раз, два...

— Стреляй! Стреляй!

Засвистели пули в догонку, защелкали

по стволам деревьев. Как иглой, укололо

плечо. Сзади, совсем близко, десятки ног

ломают сучья.

— Стреляй! Стреляй!

Скорей, скорей. Наискось, наискось, к

оврагу.

Шаг у Петрухина широкий, пружинистый.

Грудь — меха кузнечные. Выдержит, выдер-

жит. Только б пулей не задело!

Скорей, скорей!

Бешено мелькают стволы навстречу, про-

тягивают лохматые лапы, хлещут иглами по

лицу. Пули о стволы:

— Тэк! Тэк!

Крики отстают. Еще усилие, еще! Словно

стальными стали ноги, упругие, гибкие. Словно

каменное лицо, —все залитое кровью, не чув-

ствует боли. Еще усилие, еще. Наискось, наис-

кось, к оврагу. С разбега с высокого обрыви-

стого берега — в овраг. Упал в густую заросль

на дне. Вскочил. Цел, цел! Перевел дух. Овра-

гом, оврагом по густой поросли, по колючему

кустарнику. Налево, налево, к Иртышу!

Замолкают голоса вдали. Реже одиночные

выстрелы...

В предутреннем тумане светлой полоской

блеснул Иртыш.

Свобода! Свобода!

Сергей был спокоен. Шагал молча рядом

с Андреичем, держался за его руку, как,

бывало, маленький с отцом в церковь ходил.

И так шел до самого места.

Когда подходил к лесной опушке,

сказал:

— А я так, дяденька, думаю, что

бога -то совсем нет. Пошел я с вами

против зла бороться, чтобы добро было

на земле, а вот меня убивать ведут. Пошто

так?

На месте, у ям, скручивали руки назад.

После побега Петрухина боялись.

Первым Андреич.

Ковалев, лучший стрелок в роте, по-

дошел к начальнику.

— Господин поручик, в голову целиться,

или в грудь?

Посмотрел на солдата, пожевал губами,

подумал.

— Дай, я сам.

В брезжущейзаре, с колена, чтобы устой-

чивей держать винтовку, долго нащупывал

темное пятно глаз на лице.

Выстрелил. Подошел к яме, нагнулся.

Ах, чорт, на полдюйма выше взял!

Когда очередь дошла до Сергея, — по-

следний в очереди, — солдаты смущенно за-

шептались, осматривая подсумки.

— Господин поручик, пуль нет!

— Как нет?

Всю ночь стреляли, не хватило.

— Приколоть его штыком!

Солдаты замялись.

— Ковалев, кольни его!

Ковалев подошел. Глянул в большие темно-