Белый брат Виннету
Шрифт:
– Что верно, то верно. Будь он белым, его ждала бы блестящая карьера военачальника. А если ему придет в голову объединить всех краснокожих и силой оружия отстаивать их права... Да смилуется тогда Господь над всеми белыми поселенцами! Но он миролюбив и в глубине души с болью понимает, что индейцы, несмотря на сопротивление, приговорены к вымиранию.
Так прошли десять минут. В долине было тихо, команчи продолжали совещаться у пылающего костра. Олд Дэт встал и легко впрыгнул в седло.
– Держитесь за мной, - приказал он нам.
– Кто отстанет хотя бы на корпус, может не успеть даже прочесть заупокойную
Мы шагом приблизились к костру, вокруг которого сидел совет команчей. Круг воинов расступился, пропуская нас на середину, и не будь их лица покрыты толстым слоем краски, на них явно читалось бы изумление.
– Почему бледнолицые осмелились явиться на совет на лошадях?
– спросил вождь, вскакивая на ноги.
– Чтобы оказать мужественным и мудрым воинам команчей должное уважение. Какое решение вы приняли?
– Совет еще не кончился. Пусть бледнолицые спешатся, команчи не позволят, чтобы их враги сидели перед ними на конях. Не хочешь ли ты вернуть мне мои "лекарства"?
– Разве ты не обещал мне смерть у столба пыток, как только твои талисманы окажутся у тебя?
– Я сказал это и сдержу слово. Гнев команчей погубит вас.
– Мне надоели твои угрозы. Пусть наша вражда начнется немедленно.
Олд Дэт рванул с шеи трубку мира и мешочек с "лекарствами" и отшвырнул их далеко от себя. В то же мгновение он дал шпоры коню, пролетел над костром совета, разметал остолбеневших краснокожих и умчался в ночь. Мы ринулись за ним. За нашей спиной выли взбешенные бывшие друзья, а мы мчались в темноте, сминая копытами не успевших спрятаться часовых.
– Уфф!
– раздался в темноте голос Виннету.
– Я жду вас.
Мы натянули поводья, с трудом останавливая разгоряченных скачкой коней, спешились, и тотчас же несколько апачей подхватили их под уздцы. Виннету провел нас сквозь узкое и мрачное ущелье, где апачи уже успели расчистить проход для нас.
Миновав завал и выйдя на равнину, мы направились к небольшому костру, у которого сидели двое индейцев, вращавших примитивный вертел с огромным куском мяса. Завидев нас, краснокожие удалились из уважения к вождю. Мы осмотрелись: лагерь апачей мало чем отличался от лагеря команчей, который мы только что покинули. Поодаль паслись лошади, сновали гонцы.
– Пусть мои братья сядут у огня, - пригласил нас Виннету.
– Я приказал приготовить вам ужин, чтобы вы подкрепили свои силы. Я же должен вернуться к проходу. Ваш побег взбесил команчей, и они могут очертя голову броситься на штурм. Мое место там.
И он ушел. Олд Дэт устроился поудобнее у костра, достал из-за пояса нож, отхватил кусок мяса, попробовал и заявил, что нет ничего лучше бизоньей вырезки. После долгого вынужденного поста мы набросились на полусырое, честно говоря, мясо. Пока мы утоляли голод, вернулся Виннету и вопросительно взглянул на меня. Я сразу же понял: он хотел сказать, что больше нет необходимости скрывать нашу дружбу. Я встал, протянул ему обе руки и воскликнул:
– Я рад, что мне не придется проделать долгий путь на Рио-Пекос, чтобы увидеться с моим братом. Я счастлив, что снова вижу Виннету!
Мы сердечно обнялись. Олд Дэт изумленно уставился на нас.
– Что это значит?
– старый вестмен явно ничего не понимал.
– Разве вы знакомы?
– Коша-Певе удивлен, что я
радуюсь встрече с моим братом Олд Шеттерхэндом?– спросил Виннету.
– Олд Шеттерхэнд?
– воскликнул вестмен.
– Этот гринхорн - Олд Шеттерхэнд?
Старик обхватил голову руками и забормотал:
– Старый дуралей! Я же собственными глазами видел, как он расправился с собакой в пивной! А куклуксклановцы?! Он в мгновение ока скрутил их главаря, а я ни о чем и не догадался! А кто спас Инда-Нишо и перехитрил команчей? И он скрывал от меня свое имя и позволял называть себя гринхорном!
Олд Дэт все еще сокрушался и бранился, а мы с Виннету отошли от костра, чтобы побеседовать наедине.
– Мой брат слышал, что я побывал в форте Индж и там узнал...
– начал Виннету, но я прервал его:
– Да, я слышал. Когда у нас будет больше времени, я расскажу тебе, что я делал, пока мы были в разлуке. А сейчас ответь мне: где те десять бледнолицых, которые сидели у костра в лагере команчей и которые во время схватки перешли на вашу сторону вместе с твоими лазутчиками?
– Они уже уехали.
– Уехали? Куда?
– В Чиуауа, к Хуаресу. Они потеряли много времени с команчами и теперь спешат наверстать упущенное.
– Какое невезение! С ними сбежали и те, за кем я уже месяц гоняюсь по всем Соединенным Штатам.
– Уфф! Я не думал, что они вместе с солдатами Хуареса. Апачи поддерживают Хуареса, поэтому я дал им хороших лошадей и проводников и помог поскорее отправиться в путь. Бледнолицые не хотели терять ни минуты.
– Теперь у них хорошие лошади и проводники, и мне нипочем не догнать Гибсона!
Виннету на мгновение задумался.
– Я совершил непростительную ошибку, но надеюсь, что мне удастся ее исправить. Мы поймаем человека, которого ты называешь Гибсоном. Я закончил свои дела в городах белых и, когда отомщу команчам за вероломство, буду свободен и смогу поехать с тобой. Виннету даст вам лучших лошадей, и завтра к полудню мы настигнем беглецов.
Нашу беседу прервал гонец, примчавшийся из долины и сообщивший, что команчи погасили костры и покинули лагерь.
– Они попытаются еще раз вырваться из ловушки, но их снова ждет неудача, спокойно ответил Виннету.
– Если мои белые братья желают, я покажу им место, откуда они по звукам смогут следить за боем.
Виннету провел нас к завалу, указал на конец свисающего со скалы лассо и объяснил:
– На высоте в два роста человека вы найдете колючие кусты, за ними в скалах начинается тропинка, по которой можно обойти вокруг долины. Я должен быть с моими воинами, поэтому не могу идти с вами.
– Мда, - ворчал Олд Дэт, - ремешок тоненький, а во мне одних костей фунтов сто пятьдесят. Ну да ладно, где наше не пропадало.
Как ни странно, ремешок выдержал. Я последовал за стариком, а затем и остальные не без труда вскарабкались наверх. Лассо было привязано к стволу дерева, растущего на отвесной скале. Рядом, за кустами колючего терновника, мы обнаружили узкую тропинку, по которой из-за темноты пришлось продвигаться на ощупь. Найдя место, где можно было стоять без риска скатиться вниз и свернуть себе шею, мы остановились. В долине стояла гробовая тишина, и, как я ни напрягал слух, мне ничего не удалось расслышать, кроме тихого посапывания старика.