Белый край

— Расстраивает не слово, а то, что это правда.

Не правда! Хотелось крикнуть, но его не убедить. Здесь нужно что-то серьезнее слепой веры. Хотя бы внятная речь, на которую я не была сейчас способна.

— Идем, — сказал Нэмьер.

Он вышел из комнаты, волоча за собой шлейф красного халата. Указав мне на стул, брат лорда скрылся в темноте и раздалось постукивание ящиков.

— Однажды в детстве я подслушал разговор отцовских советников, — начал он. — Они называли его слабым, донельзя скучным и ограниченным. Печально было это слышать, но они были правы. Отец находился не на своем месте, думаю, он стал бы прекрасным фермером.

Я устроилась за столом и ловила каждое слово.

— Отец был чувствительным человеком. Он любил мою мать, хоть я ее и не помню.

Ящик стукнул в последний раз, и из темноты показался Нэмьер. Он приблизился и протянул мне мятый листок бумаги.

— Его письмо к ней, взгляни. Отцу было уже за тридцать, когда он писал это.

Я не смела взять такую личную вещь. На него и смотреть было неудобно, но тут взгляд упал на подпись. Буквы сливались в закорючки, и одна из них превращалась в сердечко.

— Как мило! — воскликнула я.

Нэмьер скупо улыбался, но его лицо светилось нежностью. Он долго рассматривал письмо и будто забыл обо мне.

— Знаю, отец долго горевал по ней. Отказывался жениться, хотя понимал, как был нужен законный наследник. В конце концов он выбрал мать Стефана. Из деловых соображений, но они очень сблизились.

Все так же рассматривая письмо, брат лорда понес его обратно.

— После рождения Стефана она простудилась. Это казалось пустяком, мы не успели испугаться. Все случилось быстро, она угасла за считанные дни.

Голос растворялся темноте, пока вовсе не затих. Раздалось звяканье и плеск воды. Нэмьер вернулся с двумя кубками и один поставил передо мной; так просто, ничего не спрашивая и не предлагая. Наверное, он отвык от людей. Призраки здесь не возражали, только исполняли веленое. Стало безумно жаль его. Скорбное, мертвое, безнадежное место, а я домом была недовольна.

Нэмьер продолжил не сразу. Сперва он сел напротив меня, отпил из кубка и долго смотрел в одну точку.

— Что случилось дальше? — спросила я.

— Дальше? — Он вздохнул и помолчал. — Дальше было Великое очищение. До этого Арантаковцев еще терпели, но королю взбрело в голову уничтожить их раз и навсегда. В те времена их действительно было много. Все шло неплохо, пока не явились королевские обвинители и чародеи. У отца не было выбора, ему пришлось казнить наших друзей, преданных слуг.

Нэмьер говорил без эмоций, но слишком сильно сжимал кубок и старательно смотрел в одну точку.

— Это сломило отца окончательно, а потом умерли и мы со Стефаном, — так же ровно сказал он.

— Как умерли?

Я затаила дыхание. Сейчас прозвучит что-то важное, как приговор, после которого все перевернется.

— Проклятье. Думаю, кто-то из Арантаковцев или членов их семей мстил. Это напоминало пневмонию, но длилось всего сутки.

Нэмьер опять замолчал. Он походил на статую, только пальцы нервно скользили по кубку. Я едва сдерживалась от вопросов. Внутри будто кто-то скребся, требовал ответов. Сейчас. Немедленно. Скорее.

— Помню, как проснулся, — Нэмьер нахмурился. — Это по праву можно назвать вторым рождением — я ничего не понимал. Совсем ничего, как младенец. Я видел комнату, свое тело, отца, но не узнавал. И я не мог уйти от своего тела. Нужно было быть рядом, это как во сне, мучительное желание, навязчивое. Хотелось уйти, особенно, когда нас перенесли в тот склеп. Уйти и не видеть его мрачные стены и отца, весь этот кошмар. Но приходилось неделями сидеть у гроба, в пустоте.

Его взгляд заметался по комнате, будто все вокруг исчезло. После увиденного образы в моей голове стали ярче. Темнота, два гроба, несчастный лорд бегал от одного к другому. Его глаза округлились, жидкие волосы торчали во все стороны. Он всхлипывал, звал сыновей, просил богов вернуть их. Я бы умерла второй раз, увидев таким своего отца.

— В какой-то момент появился Калсан. Он почти не изменился с тех времен, разве что стал носить красное. Он велел высечь на гробах руны, и стало легче. — Нэмьер улыбнулся. — Только тогда я понял, что люди знают обо мне, что я не покинутое всеми создание, а дух Стефана был настоящим. Потом Калсан стал читать заклинания, темные. Не знаю как, но я чувствовал это. Это как проснуться ночью и уловить запах гари — его не видно, но тревога растет. Меня тянуло куда-то… казалось, что в свое тело, но оно было мертво, туда не вернуться. Но мне все равно нужно было это, нужно!

Он осекся и замолчал на минуту. Я не торопила. Не уверена, что до сих пор хотела все знать, но прервать рассказ не решилась.

— Это продолжалось долго. Казалось, что годы. Однажды Калсан читал очередное заклинание, и что-то произошло. Стефан сравнил это с судорогой. Что-то происходило со мной, то ли боль, то ли… не знаю, но я менялся. Впервые за все время ощущал что-то, меня будто рвали на части, потом собирали и снова рвали. Раньше все было видно, и вдруг исчезло, свет факелов ослеплял. Появился ужасный холод, он все естество пробирал. И воспоминания. Боги, я видел, что отец страдал и любил меня, но только тогда вспомнил, кем он был. Вспомнил и свою любовь, как мы жили… догадался, что произошло. Наверное, следовало радоваться, но я ужаснулся. Стать зачарованным монстром, противным богам и природе… страшно это сознавать.

Я все меньше понимала, что происходило. Сказанное напоминало сказку, но таковым не являлось. Или Нэмьер шутил? Вряд ли, но как еще это объяснить? Голова шла кругом.

— А ваш отец?

Брат лорда приоткрыл губы и медленно втянул воздух. Он заговорил не сразу, сперва долго рассматривал что-то в темноте.

— Помню, как лежал на полу. Рядом был Калсан, говорил что-то, а я так и видел лицо отца. Как он плакал над гробами много-много раз. Хотелось закрыть глаза и все забыть, даже то, кто я теперь. Человек? Дух? Существо? Здраво мыслить не выходило, но я осознавал, что случилось. Стефан кричал рядом. Я не обращал внимание, пока Калсан не кинулся к нему. Оказалось, что…

Нэмьер выдохнул и потер переносицу. Он не хотел говорить дальше. Не нужно было, но я не успела прервать:

— То, что умерло, не должно возвращаться сюда. Это божественный порядок. Никто не вернется из мира мертвых просто так. Калсан утверждает, что не понимал этого и верил в свои силы. Мне же кажется, что ему было просто любопытно, он отмахнулся от последствий. — Нэмьер грустно усмехнулся. — Стефан все кричал, Калсан оставил меня и бросился к нему. Оказалось… я увидел, как Стефан склонился над телом отца. Наше существование не может быть простым. Мир мертвых зовет нас, нужны силы, чтобы противостоять ему. Живая сила, которой у нас нет. Ее в избытке у чародеев, но они могут противостоять нам. Простые люди — нет. Отец обнял Стефана, и тот ненароком вытянул из него все.

Наступило тяжелое молчание. Нэмьер ничего не сказал о слезах брата, наверняка это была метафора. Отпив из кубка, он продолжил:

— Сперва все шло неплохо. Менялись только люди, которые часто находились рядом. Они отдавали нам свою силу, а мы поддерживали их жизнь с помощью мира мертвых. Но это было временно, в конце концов у людей не оставалось собственной энергии. Нужно было еще. Постепенно весь Ашвейн превратился в это.

— Ты говорил, что чародеи перенесут такое?

— Они все поняли быстрее нас и разбежались. Я не стану никого принуждать быть рядом и красть то, что дано богами.