Белый мусор

Табло с пятёркой лучших изменилось и показало конец списка:

214. Жизель Яхина — 1 победа. Статус: участник.

Антуан обескуражено стоял на краю дорожки. Санитар наложил на рану лейкопластырь. Предложил пакетик с обезболивающим, но Антуан отказался.

Я подошла и погладила Антуана по плечу:

— Ты дрался сразу с двумя сильными саблистами. Почти победил. Не сильно я тебя порезала?

— Ерунда. Пошли, выпьем.

Глава 28. До потери сознания

Переодевшись, поднялись на второй этаж и сели за столик напротив сцены. Шансонье в красном пиджаке исполнял лирические куплеты под аккомпанемент лютни и скрипт-оркестра.

Гарсон проворно обставил столик банками с оранжиной и гренадином, принёс бутылку водки и тарелку сладкого сушёного картофеля. Антуан взялся за стаканы и банки, налил оранжину, добавил гренадин и корицу.

Я спросила:

— А как заказать пудру?

Антуан перестал смешивать коктейли:

— Продолжаешь самоутверждаться за счёт нарушения приказов командана?

— Могу позволить себе всё то, что он себе запрещает. Мне не нужно всё время поддерживать авторитет сурового командана. Можно парадоксально сказать, что сейчас я больший Клод, чем он сам.

— Ну, тут без пудры точно не разобраться.

Гарсон достал из кармашка камзола маленькое меню и протянул Антуану.

— Гарсон, мне пудру номер пять, а для мадмуазель «Золотую лилию».

Гарсон принял заказ и удалился. Антуан и я стукнулись бокалами, как недавно скрещивали сабли.

— Последний раз Клод нюхал пудру в кабаре лет семь назад, — доложила я.

— Он вообще последний раз был нормальным человеком лет семь назад, — задумчиво сказал Антуан. — Как стал команданом эскадрона. Сначала он был слишком занят, а теперь сверх меры горд.

Я возразила:

— Он тоже терзается от необходимости соблюдать границы. Пойми, что иначе нельзя. Тогда у нас будет не легендарный Эскадрон Клода, а Бардак Клода. Знаю точно, для него ты всё тот же братан, друг детства, которому можно доверять.

Антуан сокрушённо покачал головой:

— Но разве обязательно запираться от всех в своём форте? Вот мы сейчас нормально же общаемся? Почему он не хочет так же?

— Потому что я — не Клод. Не забывай.

— Я с радостью забыл бы, но ты говоришь, как он. И даже улыбаешься, типа, как он… Впрочем, тебе тоже нелегко?

— Нужно учится жить своей жизнью, а не Клода. Как сказал д’Егор, генотип переварит фенотип. Нужно просто ждать.

— А сколько ждать?

Я тихо ответила:

— Есть вещи, которые можно и не ждать…

Оба отвели взгляды и спрятали их в бокалы с коктейлем. Гарсон явился вовремя, чтоб развеять возникшую неловкость. Поставил перед нами подносы. Стеклянные трубочки гармонично звякнули.

На баночке с пудрой для меня красовался искусственный цветок с ароматизатором. Антуан отпустил гарсона и собственноручно подготовил порции пудры себе и мне:

— «Золотая лилия» — это лёгкая смесь. Её даже беременным разрешают.

— У моего чипа есть лицензия на рождение гражданина. Прикинь, я могу ребёнка родить, когда с кредитом раскидаюсь.

Антуан втянул через трубочку свою дозу.

Нанюхавшись, оба откинулись на диване. Некоторое время наслаждались игрой шансонье на лютне. Его красный пиджак резко стал самым ярким и притягательным пятном в кабаре.

Антуан подсел поближе:

— И всё же, каково это быть, типа, Клодом, но и не быть, и вообще вся эта бодяга?

— Это как в детстве остаться одной дома. Родителей нет и можно делать всё то, что они запрещали. В моём случае, родители — это фенотип Клода.

Приняли ещё по кучке пудры. Антуан сделал вторую оранжину с кальвадосом:

— Зря Клод не тусуется с ребятами. Много теряет. Может ты сможешь его убедить? Как фенотип фенотипа?

— Его убеждать так же бессмысленно, как растить кукурузу в радиоактивной Неудоби. — Я махнула трубочкой, рассыпая пудру: — Кукуруза вырастет и съест того, кто её посадил. Хватит о нём. Давай… о нас?

Антуан сел рядом и обнял меня. Поцеловал в шею. Ощутил, небось, как там пульсирует моя кровь, взбодрённая «Золотой лилией». Я мягко поддалась в объятиях.

Гарсон, дождавшись, когда Антуан оторвётся от моих губ, протянул ключи от номеров. Собрал напитки и остатки пудры и побежал вперёд, чтоб подготовить столик к приходу парочки.

Мне показалось, что взлетела и парила под сводами кабаре, покачиваясь на воздушных струях, которые источала лютня. Открыла глаза. Оказывается Антуан поднял меня и понёс вверх по лестнице. Закрыла глаза и продолжила целоваться.

В номере Антуан положил меня на кровать.

Не открывая глаз, представила, как музыкальные волны опустили меня в тёплую ванну. Между ног, ближе к животу, зашевелилось незнакомое возбуждение.

Продолжая то целовать, то поглаживать, Антуан расстегнул мою гимнастёрку и закатал майку. Отщёлкнул пряжку ремня с гербом Империи. На некоторое время задержался, расстёгивая тугие пуговицы на ширинке моих армейских штанов. Они с трудом выходили из петель.

— Завтра же пойду с Наташей по магазинам, — пообещала я. — Куплю кружевные трусики. К дьяволу кредит…

Волны музыки превратились в язык Антуана, который, как опытный боец, постоянно менял огневую позицию. То касался шеи, то вдруг возникал где-то между грудей. Снова прятался. И вот — уже выглядывал из окопа, где-то в районе влагалища, и вёл прицельный огонь.

Время от времени я открывала глаза, чтоб проследить действия Антуана и сопоставить с собственными ощущениями. Тот уже давно разделся и ёрзал среди моих раздвинутых ног.

Пауза зятянулась. Основное действие давно должно начаться, но Антуан почему-то не спешил. Волны лютни просочились в вентиляцию и умолкли. Стало слышно, как внизу пейзане ругались с гарсоном из-за кролика в маринаде, которого они якобы не заказывали. Закрыла глаза, чтоб вернуть ощущение полёта. Но перед внутренним взором повисла только красная куртка шансонье.

Открыла глаза, и села с рядом с понурым Антуаном. Просунула руку ему между ног и потрогала вялый член:

— Что это, братан? В чём дело-то?