Белый мусор

Как и предполагал Гоша, Серж Шаргунов успел укрыться в бомбоубежище. Был ранен, но выжил. Последствия за это посыпались одно за одним.

Жандармерия изъяла у Эскадрона лицензию на осуществление военной деятельности. Банк временно приостановил обслуживание счетов компании. Силовое противостояние между конкурентами не запрещалось законом. Но влиятельные Шаргуновы стремились наказать и Эскадрон Клода и Буртумье. Родственники требовали признать нападение на Белый Китель покушением на жизнь государственного чиновника.

Очень кстати пришлась смерть двух гражданских, жены и дочери мелкого служащего Белого Кителя. Сам он занимался на ферме транспортной логистикой и отсутствовал во время нашего налёта. Жена впервые попала в силовую конкуренцию. Не зная как себя вести, боялась покинуть дом.

Жан-Люк, рассказывала мне тётя Наташа, не спал сутками, встречался с людьми из парламента или Жандармерии. Убеждал, что произошедшее несчастный случай, а не злой умысел. Самое важное было не дать провести в суд версию о покушении. Слишком много желающих было прибрать к себе земли Эскадрона в случае его банкротства.

Буртумье тоже попал под волну Большой Беды, как заказчик. Подключил свои связи, и совместными с Жан-Люком усилиями они отбивались от атак адвокатов и следователей жандармерии.

Жан-Люк использовал своё влияние в корпорации. Смог открыть новую кредитную линию и выплатить ущерб пострадавшим. Остатками кредитных денег оплатили сговорчивость следователей, которые согласились забыть о показаниях свидетелей, что командовала бойней какая-то женщина.

Мою роль в деле, названном прессой «Геноцид в Белом Кителе», скрывали из-за причастности «Глапп Корпорасьён». Ведь на момент происшествия я оставалась их «проектом». Уверена, корпорация задним числом закрыла исследования и уничтожила компрометирующую документацию. Даже если их причастность всплывёт, они всегда могут указать, что подозревали об эмоциональной нестабильности «синтезированного существа», поэтому и прекратили держать меня в лаборатории. То есть вся вина ложилась на руководство Эскадрона Клода. Впрочем, этот пункт и был прописан в контракте с «Глапп Корпорасьён».

Командан Клод был признан виновным в превышении силы. На Эскадрон наложили штраф в минус сколько-то тысяч эльэкю в месяц. Эскадрон обязан был оплатить лечение графа Шаргунова. Дело наконец закрыли.

Судебная суматоха заняла около месяца. На время судебных слушаний все бойцы Эскадрона были отправлены в отпуск. В Форт-Блю остались только офицеры и студенты военной академии, которых распределяли по ПВК для прохождения практики.

Весь этот месяц я находилась под арестом в своей комнате. Раз в день разрешали прогулку на плацу, а раз в неделю — посещение фехтовального зала, совершенно идиотская привилегия.

Никто не хотел фехтовать с сумасшедшим существом.

Я вытолкнула бес-пилот из окна. Предосторожностей не соблюдала. Совершенно безразлично, заметят его или нет. Смелость безразличия сработала: ни один из дежурных на плацу или у ограды не заметил движения.

Заранее выпустив щупальца аудиосенсоров, бес-пилот взмыл к окну кабинета Жан-Люка.

По донесению тёти Наташи, я знала, что сегодня директор и командан должны решить, что делать со мной.

Глава 39. О вреде блонамина

На экране я видела: Клод и Жан-Люк в кабинете вдвоём. Заходящее солнце налепило жёлтый прямоугольник на стене за спиной Жан-Люка. Управляющий директор устало курил. Клод сидел в кресле напротив. Между ними стояла бутылка водки и две рюмки.

Командан поднялся и пожал руку управляющему директору:

— Прости, что был груб с тобой. Ты спас Эскадрон.

— Мон ами, твой отец не зря взял меня на работу. Что теперь?

— Объявлю Жизель о нашем решении.

Жан-Люк качнулся на стуле:

— А может её того… прихлопнуть? Гражданский чип — ворованный. Родственников, кроме тебя, нет. Никто искать не будет. А? Хватит рисковать?

Клод замялся:

— Это как-то не по-компаньонски… мы к ней привыкли, подружились. Антуан — влюбился. Парни не поймут, что мы своих убиваем.

Жан-Люк утомлённо махнул сигаретой:

— Ладно, не буду лезть в ваши солдатские разборки.

Клод кивнул и налил в рюмки:

— Иногда я размышляю о том, что всё ещё молод и ошибаюсь в людях.

— Двадцать семь лет, — хохотнул Жан-Люк. — Ты ещё ребёнок.

— Ведь я был уверен в том, что нет большего врага, чем Жан-Люк. — Клод протянул рюмку. — А кто в итоге оказался причиной беды? Существо, синтезированное по моему образцу.

— Надо быть осмотрительнее. Не тащить в доверенные лица кого попало. Даже если это твои генотип с фенотипом.

Клод и Жан-Люк чокнулись и выпили.

— Уф, что бы сказал отец, если бы узнал, что семейный бизнес чуть не пропал из-за истерики женской копии его сына? — покачал головой Клод.

— Дедушка уж точно не понял бы ничего… — захихикал директор.

— Зачем нужно было устраивать мясорубку в Белом Кителе? — помотал головой Клод и налил себе ещё рюмку.

— А чего ты ожидал от психованного синтезана?

— Д’Егор утверждает, что влияние мог оказать блонамин, лекарство, что она принимает. У него сложный состав, половину веществ наш доктор вообще впервые видит.

— Ерунда, — быстро ответил Жан-Люк. — Зачем корпорации пичкать синтезированное существо таблетками безумия? В ней своей дури хватает.

И только мне со стороны было видно, что Жан-Люк торжествовал. Что он глумился над доверчивостью Клода. Неужели командан настолько упал духом, что верит в доброту Жан-Люка?

Захотела срочно что-то предпринять, доказать Клоду, что он заблуждался… Но… Эскадрон Клода больше не моё дело. И никогда им не был.

— Ладно, пошёл к ней, — сказал Клод и вышел.

Я не спрятала пульт от бес-пилота, а сам аппарат так и оставила болтаться напротив окна кабинета директора. Какая уже разница?

Пока Клод шагал по коридорам, я раскрыла вещмешок и набила одеждой. Сделала это быстро, как по тревоге. Не зная чем занять те долгие три минуты, разделяющие мою комнату и кабинет Жан-Люка, села на стул.

Клод распахнул дверь и вошёл.

Я медленно поднялась. Заходящее солнце не попадало в комнату, будто уже исключило меня из личного состава.

Мне немного хотелось плакать, но держалась, знала, что Клод будет благодарен. Он смущался, когда Руди начинала плакать. Он совершенно терялся, когда плакала тётя Наташа, ругаясь на подлеца Жан-Люка, который уже который год обещает ей лицензию. Клод боялся женских слёз больше смерти.