Белый отель
Шрифт:
Фрау Анна сказала, что болезненные явления время от времени возвращаются, но в относительно легкой форме, и не мешают ей работать. Все же она опасалась, что поздний «старт» в занятиях музыкой, а затем долгий перерыв, помешают достичь вершин профессионального мастерства. Я счастлив отметить, что с тех пор каждый год до меня доходят хвалебные отзывы о талантливой исполнительнице, которая успешно выступает в Вене и до сих пор живет вместе со своей престарелой тетей.
IV
Санаторий
1
Весной 1929 года фрау Елизавета Эрдман путешествовала на поезде из Вены в Милан. В надежде сохранить к концу поездки бодрый вид, она позволила себе роскошь, — купе первого класса, и большую часть времени провела без попутчиков.
Они остановились у крохотной тирольской деревни. Вместо нормальной станции одна-единственная платформа, но на ней ожидала целая толпа людей, и фрау Эрдман решила, что встречают какую-нибудь важную персону. К ее неудовольствию, вскоре выяснилось, что это туристы, обремененные чемоданами и рюкзаками. Они просто оккупировали поезд. Купе второго класса не вместили всю ораву; они просочились в ее вагон. Пять мужчин и женщин с рюкзаками наперевес ворвались в купе, ей пришлось быстро положить свой багаж на койку. Даже в проходе, прислонившись к окнам и дверям, стояли люди. После суетливой процедуры вселения, вещи разместили на верхней полке, так что рюкзаки и лыжи нависли над головой фрау Эрдман, а ей самой показалось, будто мясистые туши попутчиков плотно зажали ее в угол. Туристы напялили на себя столько одежды, что все, даже трое мужчин, казались беременными; они галдели, громко смеялись, обращаясь друг к другу с грубоватой фамильярностью приятелей, познакомившихся во время проведенного вместе отпуска. Любого, не принадлежащего к их компании, они воспринимали как чужака. Окруженная со всех сторон пузырящейся массой пошлости, Фрау Эрдман испытала легкий приступ клаустрофобии. Пузырящаяся масса, — именно такой образ возник перед глазами. Она поднялась, извинилась за то, что, проходя, задела ноги попутчиков, и дошла до двери.
Как нарочно, именно сейчас ей захотелось в туалет. Но оглядевшись, она увидела, что придется буквально пробиваться сквозь толпу людей, причем многие сидели на чемоданах или рюкзаках. Какой-то юноша поймал ее напряженный взгляд и жестом показал, что она может пройти. Но фрау Эрдман, мрачно улыбнувшись, помотала головой, словно говоря: «Не стоит тратить столько сил, лучше подождать!» Юноша растянул губы в ответной улыбке. Он угадал смысл невысказанной фразы, и она его позабавила. Фрау Эрдман заметила, что он стоит в центре свободного «островка» рядом с открытым окном, и протолкалась к нему. Высунув голову наружу, жадно вдохнула свежий воздух.
Почувствовав себя намного лучше, она прислонилась к стеклянному окошку двери. Молодой человек попросил разрешения закурить, и, услышав, что дама не возражает, предложил ей сигарету. Она отказалась, на что новый знакомый заметил, что число курящих леди увеличивается с каждым днем; неужели ей ни разу не хотелось попробовать? Да, ответила фрау Эрдман, в молодости она любила курить, но бросила из опасения, что испортит голос. Она сразу же пожалела о своих словах: случайная фраза наверняка повлечет за собой вопросы, а ответы заставят заподозрить, что она ищет повод похвастаться. Он действительно поинтересовался, чем занимается новая знакомая; пришлось признаться, что она профессиональная певица, едет в Милан и будет выступать в Опере. Да, ей досталась одна из главных партий.
Все это произвело большое впечатление. Он внимательно изучил довольно невыразительное лицо попутчицы, на котором уже обозначились морщинки, — однако у нее такие красивые глаза и чувственные губы! — в тщетной попытка вспомнить, видел ли он ее фотографии в газетах. Он изучает геологию в университете, сказал юноша, и мало разбирается в музыке, но ведь о театре Ла Скала в Милане слышал каждый. Наверное, она одна из «великих». Женщина рассмеялась, став почти привлекательной. Потрясла головой. «Увы, нет! Я просто замена. Вы наверное знаете, кто такая Серебрякова?» (Юноша не знал.) «Вот она как раз великая певица. Партию исполняла она, но упала с лестницы и сломала руку. Ее дублерша оказалась не готова, и у дирекции возникли серьезные трудности. Понимаете, опера идет на русском, а в мире существует не так много сопрано со знанием языка, у которых выступления не расписаны на месяцы вперед. Я оказалась единственной, кого они смогли найти!» Фрау Эрдман звонко рассмеялась и вокруг глаз зазмеились морщинки. Она осталась довольна своей непоказной скромностью; приятно чувствовать свободу
от иллюзий собственного величия.Ее собеседник запротестовал, но она настаивала: «Правда, правда! Только так я и получила роль. Меня это совсем не беспокоит. Я считаю, что мне очень повезло. Мне ведь почти сорок, и лучше петь я уже не стану. А теперь собираюсь исполнить в Ла Скала одну из главных партий. Будет что вспомнить!» Она пожала плечами.
Настала очередь юноши рассказать о себе. Нынешним летом он сдает выпускные экзамены, а потом надеется найти место учителя в Риме, и жениться на любимой девушке. После недели долгожданного отдыха, — лыжи и походы в горы, ночи под звездным небом, — он как раз едет к ней. Он прекрасно расслабился. Она расспрашивала его о прелестях альпинизма, но молодой человек разочаровал ее, оказавшись совсем скупым на язык, когда речь зашла о духовном аспекте его любимого времяпровождения. Он лишь поделился своей самой заветной мечтой: забраться на Юнгфрау. Фрау Эрдман почему-то развеселили его слова, но она скрыла улыбку, понимающе кивая головой, когда он описывал все трудности восхождения.
Остались позади прозрачные озера и цветущие долины Тироля, поезд с грохотом скрылся в туннеле. Темнота не располагала к беседе. Подземное путешествие длилось достаточно долго, оба успели осознать, что у них нет ничего общего, в том числе и тем для разговора, поэтому, когда вагон вынырнул из мрака, продолжали молчать. Наконец, фрау Эрдман сообщила, что все-таки предпримет небезопасный поход в туалет, чтобы помыть руки. На обратном пути, с трудом проложив себе путь, добралась до юноши и они пожелали друг другу удачи и доброго пути. В купе она расположилась на тесной койке, разглядывая стекло окна, по которому хлестал разбушевавшийся ливень, полностью скрывший пейзаж.
К счастью, на следующей станции, уже в Италии, к составу прицепили несколько пустых вагонов; по поезду прошли проводники и приказали всем, кто едет вторым классом, занять свои места. Фрау Эрдман облегченно вздохнула и расположилась в своем купе поудобнее. Времени оставалось достаточно, чтобы пройтись по всей партитуре; но самая первая сцена, в которой усталые крестьяне возвращаются с полей, навеяла сон, и она перестала читать. Когда поезд проезжал окрестности Милана, она стала нервничать, с трудом заставила себя дышать нормально. Встала перед зеркалом, чтобы поправить прическу и накрасить губы. Вдруг все поймут, что она уже слишком стара, чтобы играть юную девушку? Перед глазами возникла сценка: у встречающих заметно вытягиваются лица, на них написано разочарование.
Но если те, кто собрался на перроне, испытали подобное чувство, они умело скрыли его. Высокий, немного сутулый, лысеющий мужчина с поклоном выступил вперед, представившись сеньором Фонтини, директором театра. Его низенькая, пухлая, аляповато одетая жена сделала реверанс; фрау Эрдман пожала руки еще четырем или пяти встречающим, в смятении пропустив мимо ушей их имена. Потом ее ослепили вспышки фотокамер; сеньор Фонтини с помощью своих товарищей буквально пронес ее сквозь гудящую толпу репортеров, выкрикивавших вопросы диве, держа наготове блокноты. В сутолоке она оставила в купе один из чемоданов, некий помощник администратора бегом отправился за ним. Наконец, они покинули вокзал, над ней услужливо раскрыли зонтик, чтобы уберечь от дождя, посадили в автомобиль и повезли в отель. В вестибюле здания, расположенного в самом сердце города, ожидала еще одна группа встречающих, и ей вручили букет цветов. Но сеньор Фонтини, не желавший трепать нервы своей приглашенной звезде — замене Серебряковой, проложил путь к лифту и лично проводил в предназначенный для нее номер на третьем этаже. Посыльный и швейцар, держась немного позади, тащили багаж. Сеньор Фонтини поцеловал ей руку и предложил отдохнуть несколько часов. В половине девятого он пригласит ее на ужин. Оставшись в роскошном номере, фрау Эрдман без сил опустилась на диван. Просторные, богато обставленные апартаменты вполне подошли бы особе царской крови. Всюду стояли вазы с цветами. Она скинула одежду, приготовила ванну. Нежась в теплой воде, наслаждалась комфортом и чувствовала, будто ее окружили всеобщей заботой. Но что случится, если ее выступление не оправдает такого внимания?
Одевшись для ужина, она присела за небольшой кабинет, — он стоял у окна, выходившего на оживленную улицу, — и быстро набросала несколько строк на открытке, предназначенной тете. «Милая тетечка! Снаружи льет, как из ведра, в моих апартаментах цветы как в оранжерее. Да, именно апартаментах! Я потрясена тем, какое значение мне здесь придают. Я не о цветах! Боюсь, что не смогу спокойно перенести ужин, не говоря уже о завтрашней репетиции, а тем более — о выступлении! Наверное, придется упасть с лестницы и сломать ногу. С любовью, Лиза».