Белый павлин. Терзание плоти

Он тяжело встал, подошел к столу. Наливая в чашку чай, он пролил его на скатерть и стоял, глядя на пятно. Потом начал есть. Обильно полил винным уксусом горячую рыбу и ел с безразличием, что мне показалось отвратительным. Делал паузы, чтобы вытереть чай с усов или поднять кусочек рыбы с колен.

— Ты еще не женат, я полагаю? — спросил он во время одной из таких пауз.

— Нет, — ответил я. — Я полагаю, что должен сначала осмотреться.

— Ты не очень мудр, — ответил он тихо и с горечью.

Через некоторое время вошла служанка с письмом.

— Утром пришло, — сказала она, положив письмо перед ним.

Он посмотрел на конверт, потом сказал:

— Ты не принесла нож для мармелада.

— Да? Я думала, вам он не нужен, обычно вы им не пользуетесь.

— Не знаешь ли ты, где мои домашние туфли? — спросил он.

— Должны быть на своем месте.

Она вышла и обернулась.

— Наверное, мисс Герти их куда-нибудь положила. Я принесу другие.

В ожидании ее он читал письмо. Перечитал его дважды, после, не меняя выражения лица, положил его назад в конверт. Но он больше не стал есть свой завтрак, даже после того, как служанка принесла нож и домашние туфли, хотя и съел перед этим очень мало.

В полпервого в доме раздался повелительный женский голос. В дверях показалась Мег. Когда она вошла в комнату и увидела меня, то остановилась как вкопанная. Она понюхала воздух, посмотрела на стол и воскликнула, шагнув вперед:

— Сирил! Кто бы мог подумать, что ты придешь, что я увижу тебя этим утром! Как дела?

Она дождалась моего ответа, потом немедленно повернулась к Джорджу и сказала:

— Должна сказать, прелестную сценку ты показываешь Сирилу. Ты закончил? Если да, то Кейт может унести поднос. Ты закончил?

Он не ответил, допил чай и отодвинул чашку тыльной стороной руки. Мег позвонила в колокольчик и, сняв перчатку, стала укладывать посуду на поднос, сдвигая остатки рыбы и косточки с края его тарелки короткими и неприятными скребками вилки. Видно было, что она относится ко всему этому с отвращением. Вошла служанка.

— Убери со стола, Кейт, и открой окно. Ты открывала окно в спальне?

— Нет… нет еще.

Она посмотрела на Джорджа, как бы говоря, что он всего несколько минут назад спустился вниз.

— Тогда открой, когда унесешь поднос.

— Это окно не открывай, — сказал Джордж грубо и упрямо. — Здесь холодно.

— Если ты решил поголодать, то надень пиджак, — ответила Мег решительно. — Здесь достаточно тепло для тех, у кого есть жизнь в крови. Как по-твоему, Сирил, холодно сейчас?

— Этим утром довольно свежо, — ответил я.

— Конечно, нет, не холодно. И я считаю, что эту комнату необходимо проветрить.

Служанка, однако, сложила скатерть и вышла, не приближаясь к окну.

Мег стала монументальней, толще, в ней появилась непоколебимая уверенность. У нее и впрямь был теперь вид властной, добродушной, спокойной матроны. На ней были красивое зеленое платье и ток [32] со страусовыми перьями. Она двигалась по комнате и, казалось, подавляла все вокруг, особенно мужа, который сидел с отрешенным, унылым видом. Его жилет неопрятно болтался поверх рубашки.

Вошла девочка. В ее манерах ощущались гордость и спокойствие. Лицо красивое, но слишком надменное для ребенка. Белое пальто, отделанное горностаем, муфта и шляпа ее очень украшали. Длинные каштановые волосы были рассыпаны по спине.

32

Женская шляпа без полей.

— Папа позавтракал?! — воскликнула она очень повелительным голосом.

— Да! — ответила Мег.

Девочка спокойно посмотрела на отца.

— А мы уже побывали в церкви и вернулись домой обедать, — сказала она, снимая маленькие белые перчатки. Джордж с иронией смотрел на нее.

— О! — сказала Мег, увидев открытое письмо у его локтя. — От кого?

Он забыл о письме, посмотрел, взял конверт и сунул в карман жилета.

— Это от Уильяма Хаусли, — ответил он.

— О! И что он пишет? — спросила она.

Джордж посмотрел на нее потемневшими глазами.

— Ничего! — ответил он.

— Гм, гм, забавное письмецо! Ни о чем! Полагаю, — сказала девочка высокомерно, — речь идет о деньгах, о которых он не хочет, чтобы мы знали.

— Ах ты, умница! — сказала Мег, засмеявшись по поводу предположения ребенка.

— И таким образом, он может припрятать их для себя, — продолжала девочка, кивая головой в его сторону.

— Выходит, у меня нет права на деньги? — саркастически спросил отец.

— Нет, у тебя его нет, — девочка диктаторски кивнула в его сторону. — Нет, потому что они у тебя только сгорают.

— Ты не права, — он усмехнулся, — ты хочешь сказать, что давать мне деньги все равно, что давать ребенку играть с огнем.

— Угу. Правильно, мама?

Маленькая женщина повернулась к матери за подтверждением. Мег покраснела, поскольку он процитировал ребенку ее слова.

— Какой ты непослушный! — сказала Герти, повернувшись спиной к отцу.

— Это то, что тебе сказал священник? — спросил он.

— Вовсе нет! — ответила дочь. — Если хочешь знать, то пошел бы сам в церковь и послушал. Каждый, кто ходит в церковь, хорошо поступает. — Она посмотрела на маму и на себя с гордостью, — …И Бог любит их, — добавила она, — потому что они богобоязненные и кроткие.

— Что? — воскликнула Мег смеясь и глядя с тайной гордостью на меня.

— Потому что они кроткие, — повторила Герти с легкой улыбкой превосходства.

— И с этого момента ты решила быть такой? — спросил Джордж.

— Разве я не права, мама! «Кроткие наследуют землю», правда?

Мег была слишком удивлена, чтобы ответить.

— Кроткие получат селедку на земле, — сказал отец насмешливо и тоже удивленно. Девочка посмотрела на него с сомнением.

— Ведь это не так, мама? — спросила она, повернувшись к матери. Мег рассмеялась.

— Кроткие получат селедку на земле, — повторил Джордж, добродушно подшучивая.

— Это не так, мама, правда? — воскликнул ребенок в замешательстве.

— Скажи отцу, вечно тебя учит чему-нибудь плохому, — ответила Мег.

Тогда я сказал, что мне пора идти. Они уговаривали меня остаться.