Белый верх, чёрный низ

Ребята заржали, хотя и сами были бы не прочь провести время в приятной компании. Но ошибок своего товарища повторять не стали.

Мечты парней не оправдались — кают на корабле не оказалось. Вместо них вдоль бортов в просторном салоне, куда в итоге попали всё путешественники, разместились ряды мягких кресел, по большей части уже занятых другими студентами. И всё равно свободных мест оставалось ещё много.

Стены блестели серебристым металлом, с потолка лился яркий свет, обивка сияла белизной и даже визуально казалась настолько мягкой, что буквально манила провалиться в себя, иллюминаторы выглядели огромными окнами. Однако, несмотря на комфорт, ребята чувствовали себя чужими в настолько непривычной обстановке. Фрая не могла отделаться от ощущения, что по ошибке попала сюда, и её вот-вот выставят вон.

Изысканность и роскошь обстановки раздражали, вызывая недоумение. Взять хотя бы совершенно лишённые функциональности замысловатые узоры на стенных панелях. Чтоб нанести такую гравировку, надо раскошелиться на инструмент. А какой придурок извёл мощность лазера зазря? Можно же было что-то практичное сделать — сжечь гнёзда древесных сплюшек в целом районе или нарезать крупную партию металла на заводе. Опять же, зачем тратить для покрытия стен дорогую и редкую хромированную краску, когда вполне можно обойтись обычной антикоррозийной. И ещё более бредовая идея — постелить в проходах между креслами пушистые коврики. Белые! Их же затопчут и перемажут, чистить замучаешься.

И ведь это обычный космический корабль высших. Наверняка даже не самый шикарный — не для влиятельных особ их мира. Страшно подумать, какие ненормальные условия ждут студентов в академии, где проходят двухлетнее обучение отпрыски всех высших — от заурядно одарённых, не обладающих высоким статусом, до облечённых высшей властью.

По примеру остальных разместив сумку в плотно закрывающемся ящике над головой, Фрая осторожно присела в уютные объятия кресла, практически утонув в упругой обивке.

— Охренеть, — несдержанно прокомментировал ощущения Дьяр, устроившийся на соседнем кресле. — Я себя стеклянной посудиной чувствую, которую боятся разбить.

— Так и есть по сути, — пояснила Фрая. — При взлёте перегрузки будут. Здесь предусмотрена амортизация и фиксаторы.

Словно её услышав, из боковин кресел «выстрелили» ремни безопасности, плотно обхватив ценный груз и прижав к сиденьям. Да и автоматика сидений среагировала — они пришли в движение, раскладываясь.

— Прошу внимания, уважаемые пассажиры, — разнёсся по салону приятный мужской голос. — Вас приветствует капитан «Гармонии». Соблюдайте чистоту и порядок, не мешайте другим. Если почувствуете недомогание, пожалуйста, воспользуйтесь индивидуальным медицинским пакетом или дождитесь прихода стюарда — кнопка вызова на левом подлокотнике вашего кресла. Не покидайте свои места до особого разрешения. Туалет расположен в хвосте салона, вы найдёте его по указателям. Обед будет подан сразу по окончании перехода в космическое пространство. Экипаж желает вам приятного полёта.

— Высший, — насмешливо хмыкнул Дьяр, когда звук пропал. — Вон как витиевато загнул. Я половины не понял из-за этих его «пожалуйста, прошу, уважаемые». Неужели нельзя по-простому сказать? Мол, не орите, прижмите свои задницы к креслам, пожрать вам дадут, не изгадьте наш идеальный салон.

Фрая улыбнулась, но отвечать не стала — гул заработавших двигателей проник в салон даже сквозь звукоизолирующие слои. За проёмом иллюминатора, который был виден девушке, качнулось здание космопорта, дёрнулось вниз и исчезло из поля зрения. Вместо него на несколько секунд возник вид с высоты на далекий горизонт и небольшое поселение, расположенное рядом с космопортом. А затем всё затянула осязаемая мутно-серая пелена туч.

Толстый слой облачности корабль пробивал долго, и всё это время его пассажиры, затаив дыхание, ждали. И тем не менее момент, когда шаттл вырвался в свободное пространство, стал для всех неожиданным. И шокирующим — настолько поразил вид чёрных глубин космического пространства и неровной поверхности облаков, окутывающих планету, подкрашенных оранжевыми отсветами слепящего диска Дариума.

Среагировав на ослепляющий свет, панели иллюминаторов потемнели, оберегая зрение пассажиров. И в этот момент Фрая пришла в себя, осознав, что словно выпала из времени и пространства. Заставила себя дышать ровно, перебарывая неприятное ощущение свободного падения и лёгкой тошноты. Разжала сведённые судорогой пальцы, сжавшие подлокотники, и опешила — рука сама по себе поднялась и зависла, не желая опускаться.

Скорее всего, поразилась не она одна, потому что народ в салоне также начал шевелиться, выдыхать и делиться впечатлениями.

— Мы падаем?

— Это невесомость, дурень.

— Меня щас вырвет, — пожаловался женский голос.

— Только не на меня! Где тут эти долбаные пакеты?

— Бери наш и не ной!

— Твою ж грязь! И как теперь жрать, если всё обратно полезет?

— А у меня аппетит пропал после вашей блевотины.

Напрочь забыв об инструкциях, студенты переговаривались громко. Впрочем, если это кого-то раздражало, то только не их самих. Тишина и послушание — не те спутники, которые в чести у низших. Однако все нарушения были в пределах разумного, и жизненно важные запреты никто никогда бы не нарушил — по крайней мере, с кресел никто встать даже не пытался.

— Ты как, подруга? — проявил заботу о своей соседке Дьяр.

— Нормально вроде, — ответила Фрая, прислушиваясь к себе и понимая, что своеобразное ощущение постепенно ослабевает. — А ты?

— Лучше всех. Я выносливый. И жрать уже реально хочется. Скоро там эта разноска?

И снова, словно отвечая на запросы, среагировала техника. Внутри кресел что-то щёлкнуло, спинки сложились, подняв пассажиров, ремни ослабли, позволяя сесть удобнее. А перед каждым студентом из пола поднялась узкая высокая тумба. Верхняя её часть сдвинулась, открыв доступ к подносу, крепко удерживающему в магнитных пазах блюда, ёмкость с напитком и приборы.

В узком запаянном прозрачном стакане, со вставленной в него герметично закрывающейся трубочкой, в ярком свете ламп заманчиво переливался прозрачный жёлтый сок — кисло-сладкий, с приятной едва заметной горечью. Похоже, даже тем, кто мучился тошнотой, он придётся по вкусу, потому что плоды рифрата, из которого его изготавливают, снимает симптомы укачивания.

На крошечной тарелочке, прижатый плёнкой, чтобы не улетел, лежал маленький кусочек пышной злаковой лепёшки, посыпанный семенами жута. На тарелке побольше, так же удерживаемая плёнкой, красовалась россыпь причудливо нарезанных свежих овощей и тюбик пряного соуса с завинчивающейся крышкой. А в герметичном подогреваемом контейнере под прозрачным куполом дымилась и источала умопомрачительный аромат покрытая золотистой корочкой прожаренная ножка горного репла.

В салоне на миг наступила идеальная тишина. Впрочем, очень скоро её нарушили треск разрываемых упаковок, смачный хруст, чавканье и стук приборов о тарелки. А ещё неизбежные комментарии — не в силах были низшие не поделиться с соседями своими впечатлениями:

— Чего так мало-то? Мне это на один укус!

— Хватай быстрее, а то улетит!

— Вкусно безумно, вот бы вторую порцию...

— Экономят на нас высшие.

— А ты думал, нас ждёт банкет? Перелёт и так дорогой.

— Вот прикол будет, если они и для себя так готовят.

— А ещё роскошнее не хочешь?

— Ну и для кого все эти украшательства? — недоумевал Дьяр, обгладывая крошечную косточку, свободным концом продетую в маленькую, ажурно вырезанную салфеточку, и высасывая из тюбика соус. — Такое и готовить замаешься, а зубам-то без разницы, что молоть. Лучше бы порции сделали побольше.

Фрая пожала плечами. Несмотря на согласие разума с высказанной точкой зрения, на душе было приятное умиротворение, и возмущаться не хотелось.

В общем-то, не так уж и плохо. Главное, вкусно. И действительно, это могут быть дорожные порции. А в академии от голодных и полудохлых студентов никакого толка не выйдет. Значит, кормить будут как следует.