Белый вор

Степанов попросился пожить: больше негде. Дед неохотно предложил майору спать в комнате Рудник, рядом с младенцем. Успокоил, накормленный ребёнок орёт по ночам не больно.

Степанов ворочался на диване. Лунный свет падал между штор из окна. Майор видел выпроставшуюся из кроватки ручку с шестью пальцами, ноготками-коготками.

На душе скребли кошки. Не по себе ему было ночевать у Попова, вынуждали обстоятельства. Надо кое-что разузнать в Магадане, а то и свести счёт.

Под утро Степанов провалился в короткий сон без сновидений. Часы показывали полпятого, когда он смутно различил шаги в коридоре. Сквозь сон Степанов подумал, что ему показалось. Он перевернулся от стены к дверям и увидел у дивана ноги Попова.

Степанов вскочил мгновенно. Выражение лица отставного шамана не предвещало ничего хорошего.

В пятне лунного света в углу резко проступала грубая резьба скуластого эвенского идола.

Попов был в удивительно нешедшей его сгорбленной фигуре полосатой пижаме, тапочках на босу ногу. Он попытался улыбнуться. Уголки губ дрогнули, но не растянулись. Лишь запульсировали живчиками.

– Чего тебе надо, дед? – тёр глаза Степанов. Он вспомнил рассказ Рудник, как дед ходит по ночам. Ошибка Степанова, не запер на ночь дверь.

Попов прятал напряжение. Плечи выдавали его, трясясь.

– Уходить тебе надо, майор.

– Уходить? –недоумевал Степанов. – Сейчас?

– Утром уйдёшь, - твёрдо сказал дед.

– А чего?

– Не по понятиям мне, чтобы ты спал у меня.

– Не по понятиям?

Попов смутился:

– Не по закону… Тундры, - обманно ткнул пальцем в угол. – Эвенский бог чужому человеку гостить не велит. Я же шаман, бывший…

– А я мент – бывший.

Попов вздохнул:

– Мент- есть мент. В крови.

– Погоди, дед. Мне про Странного информацию бы собрать…

– Чего ему мстить желаешь? Он тебя из зоны выкупил.

– Куда выкупил? Жить мне вне закона? Воровать и грабить, как он?

Попов повёл головой:

– Я и говорю- мент.

Степанов загорячился:

– Тебе, Попов, бог эвенский не велит меня держать. Мне же западло принимать одолжение от ублюдка. Меня они унижают.

– Свобода унижает?

– Из его рук? Да.

Попов пожал плечами, сел на стул. Половица скрипнула. Ребёнок заверещал. Попов чуть качнул кроватку, успокоив младенца.

– Чего прокурору не мстишь? Вчерась сказывал, он тебя в отсидку бросил.

Степанов облизал пересохшие в волнении губы. Ему не хот Попову елось признаваться в братстве со Странником. Слова же так и подкатывали.

– Прокурор- следствие. Странник – причина. С него началось. Он перешёл барьер. Опозорил семью.

Попов понял.

– Перегородок, майор, между людьми нет. По-человечьи надо жить, по сути. Понтуешься ты почём зря.

Комок стоял в горле. Слёзы обиды накатывались на глаза. Степанов, хрустнув костяшками, сжал кулаки:

– Всё равно, отомщу Страннику.

В груди Попова старчески хрипнуло:

– Никому никогда не мсти. Погоди. Кому мстить желаешь, тому жизнь воздаст… Так-то, бывший. Говорит тебе убивец… Бывший.

Степанов глядел на жилистые сильные руки старика. В припадке мог тот придушить его ночью.

17

ПО СЛЕДУ

Странника в Магадане не было. Степанову в городе оставаться не существовало смысла. Под влиянием Попова он засомневался в мести. Дед великодушно снабдил бывшего майора деньгами, через блатные каналы выправил липовую ксиву.

Под чужой фамилией Степанов семь дней ехал поездом в Москву. Когда перевалили Урал, сердце майора забилось учащённо. Как примет его супруга? Главное, удастся ли восстановить доброе имя на службе?

Два года потребовалась на то и другое.

В столице жили и работали влиятельные друзья Степанова. Они, в отличие от ейского прокурора, не оставили в беде. Не подставляли.

Дело об убийстве Парикмахерши пересмотрели. Выходило, что Странник застрелили её. Ему одним трупом меньше, другим меньше…

Ахмедов Сергей Владимирович находился в федеральном розыске. В отделениях ,на боковых стёклах служебных машин, на щитах висели его фотографии. И нигде ни слова никто не говорил, что грабежи и бандитские налёты совершает двоюродный брат Степанова.

Майор вернул пагоны, вместе с ними вернулось желание мстить. Через оперативный источник он узнал, Странник в Москве. Удалось установить квартиру, где тот обретается.

Не поделившись информацией с коллегами, Степанов взял из СИЗО медвежатника, готовившегося к очередной отсидке. И поехал с ним в бандитскую берлогу.

Медвежатник, подобрав отмычки, вскрыл две бронированные двери. затем Степанов препроводил его в машину, замкнул наручники и оставил под наблюдением сотрудника.

Степанов стоял в зале квартиры, по виду мало чем отличавшейся от типичной московской. Больше пошлости в ярких обоях и кричащей роскоши в красной индонезийской мебели.

Здесь обдумываются планы взятия инкассаторских машин и филиалов банков, здесь делят добычу и потом пируют. Верно, затхло пахнет табаком и винным перегаром.

Через платок Степанов взялся за ручку выдвижного ящика шкафа. Ложки, вилки. Мятое криминальное чтиво в мягком переплёте. Серая тетрадка. Степанов раскрыл её.

Наклонным летящим почерком написано: «Я больше не хочу жить. Каждый день тянет умереть. Скинуть шкуру груза…»

Сентиментально для вора. Степанов хмыкнул. Нельзя отрицать души в Страннике. Возможно, впрочем – наверняка он страдал, но вместе с тем убивал и грабил, раз перейдя барьер… Зачем? Ответ банален: чтобы продолжать ту жизнь, которую выбрал.

На лестнице послышались шаги. Степанов достал «макаров». Жестоко и до отчаяния забавно встретиться на пустой «малине» с братом.