Бераника. Медвежье счастье

Нам бы ночь простоять да день продержаться… Скоро снег сойдет, первая травка полезет, станет проще.

Если бы еще не мысли о внешнем мире. Как-то встретит нас село после кровавой бойни у околицы? Что там вообще за зиму произошло? О чем люди говорили, думали, сплетничали? К нам ведь даже не пытался никто пробраться, я верхом на Вежеславе несколько раз ездила к опушке, смотрела издали, из-за сугробов, на теплые дымы над заснеженными хатами. Ровное белое поле от частокола берез на границе леса и до крайнего плетня — ни цепочки следов. Значит, в нашу сторону никто не ходит, даже из любопытства.

Почему? Боятся? Или просто заняты каждый своим делом, думать забыли, как там одинокая вдова с детьми на заимке? Может, и в живых уже не числят?

Думала я долго. И в конце концов пришла к такому выводу: надо идти, но не просто в село, а прямиком в храм.

Как по-здешнему креститься — то есть осенять себя святым кругом, — я знаю на уровне подкорки, от прежней Бераники осталось. Основные молитвы тоже помню, кроме того, в учебниках, что закупил Вежеслав, были Закон Божий и молитвослов — повторила на всякий случай. И детей заставила учить, хотя они, привыкшие за зиму к моей необычной педагогике, зубрили без особого восторга.

Но что такое идеология в умелых руках, я слишком хорошо помню по прежней жизни. И если я явлюсь после зимовья не страшной лесной ведьмой, а обычной бабой, которая отстоит службу в храме и при всех примет благословение от батюшки, — это будет совсем другой разговор.

Тогда и связи старые можно попробовать возобновить, и припасы выменять опять же, а то поделок интересных и новых у нас за зиму скопилось изрядно, только ими сыт не будешь.

— Проводишь до опушки — и дальше ни шагу! — строго выговаривала я ужасно недовольному Вежеславу.

Мне уже пришлось выдержать не одну тяжелую битву и с ним, и с детьми — ни за что не хотели меня отпускать, отговаривали, боялись. Да я сама трусила, признаться, а что делать? Нельзя всю жизнь просидеть в лесу, как сычи. Так что договариваемся заранее и потом двигаем.

— Чтобы сельчане тебя даже не видели! Мы знать ничего не знаем ни про какого медведя, ни про то, что он там задрал-не задрал кого. Если нам повезет — никто из гадов уже не расскажет, а пацаненок тот, который Шона выманил, сбежал домой гораздо раньше, чем все началось. Он ничего не видел толком.

— Ур-р-р-р! — Вежеславу моя инициатива не нравилась, но он понимал, что выхода другого нет. А я втайне от самой себя все надеялась… надеялась написать письмо его родственникам. Вдруг — ну вдруг! — эти сказки про пращуров — не просто сказки? Род у него очень древний, и мы с ним не раз беседовали на эту тему — может, сохранились какие летописи? Предания? Может, получится вернуть ему человеческий облик?

Я понимаю, что, если все так сложится, его родня, скорее всего, постарается увезти единственного наследника подальше от меня и от опасности. Это если мне вообще поверят и ответят. Но… отнимать у любимого шанс даже ценой своего желания быть с ним рядом я не могу.

Когда наступил этот день — тот самый, на который я наметила свой первый поход в село, — мы очень волновались. Хотя я старательно этого не показывала, как обычно — встала затемно, приготовила завтрак детям, думала их не будить, но нет, проснулись и выползли проводить. Я перецеловала всех и отправила обратно по кроватям — можно подумать, на войну провожают, вот-вот слезы потекут. Никуда не годится!

Уложила в заплечный мешок маленькие подарочки для знакомых крестьян, самодельные восковые свечи в подарок для храма и туда же вышитый шелком за зиму аналойник. Выдумывать ничего не стала, благо в памяти Беры таких вышивок хранилось дай боже — в пансионе девочек в первую очередь учили рукоделию и языкам. А что может быть пристойнее для юной девицы, чем думать о Боге и украшать храм с любовью в сердце?

Да мне и самой понравилось, красивая получилась вышивка и какая-то… светлая. Смотришь на нее, и настроение повышается.

Дети и Веж одобрили. Мелким просто показалось красиво, а князь осмотрел внимательно и вынес положительный вердикт, которому я поверила, — в церкви он точно бывал и такое видел. Так что я решила, что из храма меня с моим даром не прогонят. Все сложила аккуратно, и пошли тихонечко по местами протаявшей тропе. Вежеслав шел параллельно со мной по лесу и отстал, только когда я на него шикнула: лес еще голый, видно в нем издалека, а нам надо, чтобы его кто-то излишне зоркий заприметил? Нет.

В последний день седьмицы по утрам в храме праздничная служба. Так что я не удивлялась тому, что улицы села пусты, — здесь народ ревностно-оцерквленный и в храм ходит по велению души, а не из-под палки. Порадовало только, что никаких следов оттаявшего побоища на околице я не видела и никакой засады, наблюдения за лесом не обнаружила. И правда забыли про меня, что ли?

На широких ступенях златоглавого храма было многолюдно, и на скромно, но опрятно одетую женщину поначалу никто не обратил внимания, а я смиренно встала в последних рядах и отстояла всю службу, где надо — осеняя себя святым кругом, когда нужно — кланяясь: тело помнило весь уклад и действовало автоматически.

Но постепенно меня заметили и разглядели. Вот зашептались справа, слева, за спиной… Вокруг вроде посвободнее стало, но в храме Божьем никто от меня специально не шарахался, скорее чуть расступались, чтобы лучше рассмотреть.

Я сделала вид, что не замечаю общей ажитации, как ни в чем не бывало пошла в свою очередь получать благословение из рук священника. Ого, а батюшка-то у нас новый… молодой, с благостным лицом и очень внимательным взглядом.

Когда-то очень давно я любила церковные службы — за стройное пение, за состояние особой душевной легкости и защищенности… Здесь обрядовая часть несколько отличалась от родного мне в прошлой жизни православного уклада. Исповедоваться люди приходили отдельно и наедине, а после службы просто подходили за троекратным святым окружием к священнику, и это считалось добрым благословением и отпущением мелких грехов за прошедшую неделю.

Новый батюшка даже не запнулся, увидев перед собой незнакомую прихожанку, хотя по его взгляду мне показалось, что он понял, кто я. Но мою смиренно склоненную голову, покрытую платком, он очертил кругом без малейшего колебания, а потом допустил к целованию золотого круга.

Только после того, как народ за спиной вскипел шепотками и возбужденным гудением, я поняла, что они ждали, как дело обернется, затаив дыхание. И теперь прямо бурлили от впечатлений и… облегчения.

Нормальная, обычная баба, то есть барыня. Не ведьма, не колдовка, не людоедка какая. От святого круга и благословения не развеялась и не рассыпалась.

Я было перевела дыхание, и именно в этот момент откуда-то из свечной полутьмы раздался визгливый, полный ненависти голос!

— Ведьма! Ведьма! Вон! Люди, что вы смотрите! Гоните ее, жгите, бейте камнями! Она еретичка, убийца!

Глава 42

Толпа прянула в разные стороны, и передо мной вдруг выросло странное существо, до того страшное и нелепое, что я поначалу онемела и вообще не поняла, что происходит. И только спустя несколько секунд до меня дошло…