Берлин: тайная война по обе стороны границы

Работников третьего отдела постоянно, органически связывала со вторым отделом передаваемая для реализации информация о замыслах органов военной разведки противника, о воинских частях ГСВГ, в отношении которых активизировалась их деятельность, ориентировочные сведения (а они никогда не бывали полными) о некоторых агентах противника, действовавших против Группы войск. То есть мы им давали получаемую нами из-за кордона информацию. В бытовом общении они нам говорили, что мы «заставляли» второй отдел работать на третий, постоянно принося им лишние хлопоты. Себя они считали выше нас — «пиджаков» по служебному положению. Нам от такого сотрудничества была и своя польза. Мы проверяли через них достоверность получаемой информации.

При ее подтверждении или не подтверждении убеждались в надежности или не надежности своих помощников. На деле такое взаимодействие было выгодным в интересах общего дела. Мы же иногда морально страдали от их «настырности». Естественно, они требовали от нас дать более полную информацию по деятельности того или иного органа разведки противника. А у нас зачастую просто не было никаких реальных возможностей узнать что-либо дополнительно. Но это сотрудников второго отдела мало беспокоило. Сказал «А» — говори и «Б»… Мы, естественно, помогали им в организации работы по серьезным делам и сигналам через свои оперативные возможности на территории ГДР. При этом они не упускали возможности уколоть нас: «Не все нам, второму отделу, бегать по вашим сигналам, теперь поработайте и вы на нас!» Ниже я расскажу о ряде интересных оперативных разработок, бывших уже на контроле во втором отделе, в которых мне пришлось лично участвовать на стадии реализации этих дел. Это самая простая, понятная и безобидная сфера нашего взаимодействия. На деле бродили и более глубокие, глухие, вредящие общему делу процессы, уходящие в самые корни, подрывающие весь смысл контрразведывательной работы. Сейчас это называется ведомственная разобщенность. Это страшно пагубная для общего дела вещь, когда в рамках одного ведомства в борьбе с противником, вместо удара по нему кулаком, получается жалкий тычок растопыренными пальцами.

Если публицистически упрощенно вскрыть эту проблему, не вдаваясь в существенные детали, можно суть ее показать так.

Задача органов военной контрразведки, курируемых вторым отделом, говоря нарочито грубо, упрощенно, состояла в том, чтобы найти шпиона, арестовать его и с гордостью доложить в вышестоящий орган о результатах. А чем ты их больше выловишь возле охраняемого тобой объекта, тем тебе больше почета. Просто и ясно. В эту благостную ситуацию отчетов с мест об успехах, полученных зачастую с помощью немецких органов госбезопасности, вмешивался третий отдел. При анализе дел, поступивших на арестованную агентуру, отдел ставил вопрос следующим образом: «Нашли, выявили — очень хорошо! Но, скажите, почему нужно всех сажать в тюрьму? Что вам это даст? В ваших делах, как в густом тумане, совсем не видно органа военной разведки противника, который так обложил вас шпионами. Завтра он наймет новых исполнителей и натравит их на ваши объекты. И опять все заново? Вы же ничего не знаете о противнике. Кто он, где сидит, каковы методы его работы? Через кого и почему ему удается выявлять в ГДР людей, располагающих информацией о ваших объектах, и успешно вербовать их?

Это же глухая бесперспективная оборона. Вы бьетесь вслепую, ничего толком не зная о противнике и даже не принимая возможных в ваших условиях мер. Например, почему каждого шпиона нужно прятать в тюрьму? Если посмотреть на него повнимательнее, то можно попытаться сделать из врага друга и с его помощью и под вашим руководством (разумеется, и под контролем третьего отдела управления) попытаться навести необходимые справки: кто же этот невидимый враг, так жестко взявший на прицел ваш гарнизон?»

При подобной постановке вопроса начинались возражения. Глухие, невнятные, потому что наша оценка ситуации была принципиально правильной с точки зрения наступательной контрразведывательной работы, и официально возразить было нечего. Однако неофициальное сопротивление было даже физически ощутимо. Такой руководитель рассуждал обывательски и тоже вполне понятным нам образом. Во-первых, в годовом отчете будет на одного изобличенного шпиона меньше, отчетность страдает. Во-вторых, будет ли из этого шпиона друг и помощник — неизвестно. Как знать, кто кого еще обведет вокруг пальца — ты американцев или они тебя.

К тому же нового друга нужно постоянно перепроверять и воспитывать, хлопот не оберешься. В-третьих, в случае успеха победные лавры может присвоить себе третий отдел Управления, а исполнителя отодвинут в сторону, а то и вообще все дело возьмут в Управление.

Наглядным примером такой позиции может послужить отношение руководства Особого отдела в Шверине к сигналу на немку Мансфельд, скрывшего наличие этой информации от Управления.

Известны были и методы решения этих внутренних противоречий. Это совместный подробный план мероприятий, с указанием конкретных исполнителей на отдельных этапах работы, сроков реализации, мер поощрения сотрудников, координации действий. Утверждались такие планы на высшем уровне. Работа по ним — большая, трудоемкая и очень напряженная. На деле, даже при наличии таких планов, исполнители на местах «забывали» о своей роли, отведенной им, начинали действовать самостийно, по старой обывательской привычке, и проваливали весь хорошо продуманный план. А ведь возможность ведения активной наступательной контрразведывательной работы, исходя из реальных, а не надуманных условий в ГДР, далеко не ограничивалась указанной выше ситуацией со шпионами из числа местного населения.

Мы, работники третьего отдела, естественно, докладывали по инстанции о глухом противостоянии некоторых руководителей Особых отделов на местах. В нашем присутствии они произносили официальные лозунги о совместной работе, а после нашего отъезда говорили подчиненным: «Делай, как я говорю!» Это трактовалось так: требования третьего отдела — для сведения, но не для исполнения в работе, и своих дел достаточно!

Но и это еще не все причины. Работа контрразведки в активном наступательном режиме требует максимальных умственных и физических усилий, постоянного напряжения на все время проведения операции, особенно на ее начальной стадии. А это — большая и ответственная работа, что далеко не каждому по душе.

Однажды, на фоне этого глухого противостояния, на совещании всего руководящего состава периферийных Особых отделов ГСВГ заместителем начальника Управления в форме приказа был провозглашен тезис: «Успешная работа Особых Отделов группы войск во взаимодействии с третьим отделом будет оцениваться как высшая форма оперативного мастерства со всеми вытекающими отсюда последствиями». Это должно было, по идее, стимулировать работу особистов на местах, по увязке их мероприятий с третьим отделом. Как и по каким вопросам — в Особых отделах армий имелись соответствующие руководящие указания.

Основными организаторами такого взаимодействия на местах выступали третьи отделения в штатах Особых отделов армий, работа которых направлялась третьим отделом УОО КГБ по ГСВГ в г. Потсдаме.

Возникает естественный вопрос о допустимости «разглашения» информации об общей системе организации работы военной контрразведки по ГСВГ в послевоенные годы.

История советской военной контрразведки в Германии имеет несколько печальных страниц.

Так, в июле 1949 года изменил Родине и перебежал вместе с женой и детьми к американцам старший лейтенант Рафаил Гольдфарб, бывший начальник штаба переводчиков в Управлении. После побега на Запад он активно сотрудничал с ЦРУ США, работал в должности советника разведки, периодически появлялся в Западной Германии, активно участвовал в допросах советских военнослужащих, дезертировавших в разные годы из ГСВГ, пытаясь выявить среди них наших разведчиков. Часто выступал под фамилией «Петров».

Много информации об Управлении в г. Потсдаме — в том числе и о работе третьего отдела — американская разведка получила по «шпионскому тоннелю» (известная операция ЦРУ «Золото»). Иногда ими прослушивались даже переговоры начальника Управления Г. К. Цинева с руководством Третьего управления КГБ СССР в г. Москве. Об этом подробно пишет один из руководителей ЦРУ США Д. Мерфи в книге «Поле битвы — Берлин».

Наконец в середине пятидесятых годов значительный объем информации о нашей военной контрразведке в ГДР попал к американцам через предателя из ГРУ подполковника П. С. Попова.

Служебные помещения ГРУ в г. Берлине, где служил Попов, располагались в одном жилом комплексе со зданием Особого отдела Берлинского гарнизона. Здесь также частично располагался в те годы и третий отдел Управления. Часто сотрудники нашего и Особого отделов совместно с офицерами ГРУ занимались зарядкой. Американцы особо инструктировали Попова по этому вопросу, правда, они подозревали, что при таком общении ведется слежка и за их агентом.

Как видим, для американцев уже не являлась секретом общая организация работы военной контрразведки в ГДР, ее структурные подразделения и их руководители.