Берлин: тайная война по обе стороны границы

Исполнить планы друзей-комиссионеров нашему помощнику не пришлось. Их американский посредник вскоре после этого происшествия исчез из поля зрения. Основания для жалоб американскому командованию отпали, а копии удостоверений оказались в распоряжении советской военной контрразведки.

Это были интересные для исследователя документы. По одному удостоверению американец-спекулянт значился офицером связи главной американской квартиры на Клей Аллее в Целендорфе с сенатом Западного Берлина. По другому документу он числился руководящим сотрудником американского Красного Креста в Западном Берлине, а по третьему он был офицером американской военной разведки. И все в одном лице.

Конечно, о своем «должке» перед западноберлинской братией наш помощник скромно умалчивал перед нами, что и привело его в объятия полиции в Демократическом Берлине.

Все происходящее, безусловно, осложнило на время решение наших текущих задач. «Комиссионеру» пришлось менять место жительства и род занятий, порвать все отношения с бывшими братками. А я получил соответствующее внушение по службе за недостаточную воспитательную работу со своими агентурными кадрами.

Припоминается еще один поучительный для оперработника случай, который преподнес мне этот «Комиссионер». Очередная встреча с ним у нас была назначена в центре Берлина, на Александрплатц. Мы попытались было заглянуть в ряд кафе и ресторанов на площади, но нигде не было свободных мест — время обеда. Тогда я предложил ему пройти в уже известный мне спокойный ресторанчик, расположенный в двух кварталах от центра города. Мы пришли в этот район — остатки старой Берлинской городской стены, где размещался ресторан под названием «Цур лецтэн инстанц» («Последняя инстанция»). Подойдя к двери ресторана, я предложил спутнику пройти впереди меня. Он остановился, недоуменно посмотрел на меня и с выражением смятения на лице резко заявил: «Вы мне предлагаете войти сюда? Ну, уж нет, я не заслужил этого!» — и, повернувшись, пошел прочь от меня.

Я с трудом догнал своего помощника. Вижу его открытое недовольство моим предложением посетить этот немноголюдный ресторанчик, но никак не могу взять в толк, чем же я вызвал у него такое сильное раздражение. Мы устроились для беседы в одной из закусочных. Собеседник был немногословен, сдержан, явно чем-то озадачен, сбивался с темы намеченного ранее разговора. В заключение встречи он, собравшись с духом, резко заявил мне: «Я не ожидал от вас такого отношения ко мне! Если вы недовольны нашим сотрудничеством, то скажите прямо. Я понимаю, основания для этого у вас могут быть, особенно после знакомства со следователем в полицайпрезидиуме.

Но я прошу еще раз: скажите мне об этом прямо, открыто, без намеков, а не как с этим предложением посетить «Последнюю инстанцию».

Ответ ошеломил меня:

— У моих бывших товарищей по бизнесу она имеет свое символическое значение! Больше меня туда не приглашайте! У него дурная слава!

Видя озадаченное выражение моего лица, он в сердцах бросил:

— Сходите в Берлинский краеведческий музей и там все узнаете про этот ресторан!

Делать нечего. Надо срочно пополнять свои знания по оперативной обстановке в городе. В ближайшее же воскресенье иду в Берлинский краеведческий музей (Museum fuer Heimatkunde).

Музей создан руками людей, действительно любящих историю своего города. Это видно по поведению экскурсоводов, оформлению стендов, любовному сохранению и оформлению реликвий, собраниям графических рисунков художника Хейнриха Цилле. Он с юмором отображал в этих рисунках жизнь простых людей на городских окраинах.

В собрании музея были также исторические схемы развития и становления города из провинциального местечка в столицу прусского государства. При ознакомлении с чертежами старых границ города и фотографиями остатков сохранившейся городской защитной стены наталкиваюсь на целый стенд, посвященный истории ресторанчика «Последняя инстанция».

Раньше, когда город находился еще внутри защитной стены, этот ресторанчик разместили непосредственно в ней, вблизи от городских ворот.

Был в средние века такой обычай: всех преступников, осужденных на смертную казнь, выводили за стены города и вели к месту казни мимо это ресторана. Осужденный имел право на последнее волеизъявление. Он мог с разрешения охраны зайти в этот ресторан и угоститься бесплатно, за счет казны, после чего шел к месту экзекуции.

Именно поэтому данный ресторанчик и получил название «Последняя инстанция», то есть последняя в жизни перед смертной казнью. Таков исторический смысл его названия, сохранившегося и в наши дни.

В уголовной среде его название имеет символическое значение. Им пугают сообщников, не очень твердо исповедующих законы уголовного мира или решившихся на заранее обреченную на провал какую-либо бессмысленную преступную авантюру, при реализации которой ничего, кроме тюрьмы или казни, нельзя ожидать…

Дважды перечитал стенд, посвященный истории этого заведения. Да… Не знал я этого ранее! Безусловно, с моей стороны, с учетом прошлого нашего агента, было бестактно и большой ошибкой приглашать его сюда на бесплатное угощение. Это могло быть истолковано как скрытая угроза. Пришлось сообщить на следующей явке моему соратнику о посещении Берлинского краеведческого музея и принести свои извинения за плохое знание местных условий. Нормальные служебные взаимоотношения были восстановлены.

Глава XIII

Проверка на деле знания польского языка.

Уже в первый год моей службы в третьем отделе управления в Потсдаме, в конце 1954 года, судьба устроила мне экзамен по практическим знаниям польского языка. Выше я рассказывал, что вторым иностранным языком у меня по диплому был польский. Глубоких знаний по нему мы не получили, выучили небольшой по объему запас польских слов и некоторую служебную терминологию. Знали основы грамматики и произношения, умели пользоваться словарем. Разговорной речью на практике не владели, но многое понимали по-польски, учитывая близость этого языка с русским по словарному составу.

Управление в Потсдаме тогда имело прямой контакт с представителями польской военной разведки и контрразведки в Берлине.

Однажды в ГДР вернулся из ФРГ польский перебежчик Юзеф. Бывший военнослужащий, дезертировавший из польской армии несколько лет назад. Столкнувшись на Западе с объятиями спецслужб американцев и их настойчивыми попытками завербовать его и заставить работать против родной страны, Юзеф сумел обмануть их бдительность, перешел в ГДР и обратился в посольство Польши в Берлине с просьбой вернуть его на Родину, на милость правосудия.

После первичной беседы с Юзефом польский военный атташе выяснил, что этот бывший дезертир располагает ценной информацией по двум органам американской военной разведки в ФРГ, которыми интересовалось управление особых отделов, и одной антисоветской организации, активно работающей под руководством американской военной разведки против ГСВГ.

Атташе привез дезертира в Потсдам и на двое суток оставил Юзефа в нашем распоряжении для допроса. Однако сложность задачи состояла в том, что этот поляк не владел ни русским, ни немецким, хотя прожил в Германии уже около двух лет. Руководство отдела мудро решило, что раз я ранее изучал польский язык, то мне и вести его опрос по интересующим нас разведорганам. Мои возражения, что знания польского языка у меня имеют сугубо теоретический характер и это задание мне не осилить, оставили без внимания.

— Больше некому! Ты хоть буквы польские от немецких можешь отличить. Тренируйся! У тебя две ночи впереди. Имей в виду, этому дезертиру атташе заявил, что его сотрудничество с русскими в интересующих нас вопросах будет Юзефу зачтено на предстоящем суде в Варшаве. Так что он очень заинтересован в даче развернутых сведений!

Я попросил принять меры, чтобы где-то срочно разыскать польско-немецкий или польско-русский словарь.

Для беседы с поляком меня снабдили развернутыми вопросниками по личному составу одного из отделов НТС в Мюнхене и руководящему составу его «закрытого сектора» во главе с Околовичем.