Берлинский фокус

– Конечно.

– Спасибо. – Арчи спустился со сцены, пробормотав в мой адрес что-то похожее на «самодовольный пидор».

Он отошел, и Эйли тихо сказала:

– Несчастный одинокий старик. – Она посмотрела на меня с сочувствием. – Как ты, Уильям?

Я хотел сказать «одиноко», но остановился на «нормально».

Эйли помолчала, словно хотела что-то добавить, но передумала.

– Ладно, осваивайтесь, а я займусь стульями.

Мы с Арчи проводили ее взглядом до лестницы, и я подошел, чтобы извиниться.

– Я ляпнул не подумав. Ты прав, что я знаю о жизни?

– Что люди знают о жизни, сынок? – Он метнул на меня взгляд. – У тебя кто-то умер недавно?

Сердце привычно рухнуло в болото страха, боли и стыда, но голос меня не выдал.

– С чего ты взял?

– Показалось. – Я заплатил Арчи по оговоренному тарифу и добавил сверху, как и обещал. Он пересчитал, улыбнулся и спрятал деньги в карман джинсов. – Смотри сюда. – Он показал на мелочи под стеклом: сигаретные пачки, пуговицы, дамские брошки, пара колец, шелковый цветок мака, старые газеты и программки. – Видишь «Вудбайнз»? – Он ностальгически улыбнулся. – Я курил такие, когда был мальчишкой.

– Значит, они действительно тормозят развитие?

– Засранец. Они нашли все это под половицами на галерее. Представляешь? Какая-то бедняжка теряет обручальное кольцо, парень роняет припасенную на ночь пачку, и их находят через сто лет.

– Не подозревал, что ты увлекаешься историей, Арчи.

– Доживешь до моих лет, поймешь. То, что для тебя история, для меня вчерашний день.

– Да брось, ты не такой старый.

– Я хочу сказать, ничто не исчезает навеки. Какие-то следы остаются, так что будь готов. Потерянные друзья иногда возвращаются.

– Как пачка «Вудбайнз»?

– Будь готов, вот и все. – Он улыбнулся беззубым ртом. – А она ничего цыпочка, тебе повезло.

– И мистика посещают грязные мысли.

Я только потому и не тороплюсь умирать, сынок.

Все равно промахнулся, она замужем.

– А-а.

Судя по взгляду, Арчи бы это не смутило.

– Ее дочка одна из тех, для кого я выступаю.

– Понял.

– Ее муж – мой друг.

– Понял, а ты страшный зануда, на которого она дважды не взглянет. Вот. – Арчи достал пятерку из своих денег. – Положи в копилку для детишек.

– Ты не обязан.

– Я никому не обязан. Им нелегко, этим ребятам, но если дать им шанс, они на многое способны.

– Наверное.

– Ты посмотри на себя. Наверняка твоей матери говорили, что ты не вылезешь из подгузников, а ты смог.

– И теперь болтаю со старым пнем. – Я покачал головой и взял у него деньги. – Спасибо, ты хороший человек, Арчи.

– Скажи это, когда я вернусь со штрафом. Я взберусь по чертовой лестнице, ты палочкой не успеешь взмахнуть и сказать абра, твою мать, кадабра.

Арчи уехал, и я подошел к Эйли. У меня были свои планы, но я решил помочь ей расставить складные стулья для зрителей.

– Я думал, Джонни появится.

– Он расстроится, что не застал тебя. Он по уши в работе, сам понимаешь.

– Экзамены?

– Экзамены, рефераты, оценки.

– Наверное, вам и вместе некогда побыть.

– С маленьким ребенком всегда тяжело.

– А с благотворительностью особенно.

Эйли улыбнулась:

– Да уж, время расписано по минутам, но ты же знаешь, Джон не может по-другому. Ему необходимо что-то делать.

Я поднял выпавший из связки стул, расправил его, хлопнув рукой по сиденью, и начал новый ряд параллельно Эйли.

– По-моему, всю работу делаешь ты.

Эйли остановилась и, глядя мне в глаза, твердо сказала:

– Меня никто не заставляет.

– Я и не говорил.

– У тебя такой взгляд, мол, бедняжка Эйли, опять за всех отдувается.

Я поставил следующий стул и поднял руки.

– Эйли, я едва тебя знаю, а до того вечера в баре я и Джонни сто лет не видел. У меня нет оснований делать какие-то выводы.

Мы продолжили молча, только стулья царапали неровный деревянный пол. Наконец Эйли сказала:

– Помнишь, я сказала, что при каждой нашей встрече кто-нибудь хамит. Судя по всему, я не ошиблась. Извини.

Я поставил еще один стул.

– У тебя, видимо, очень спокойная жизнь, если ты называешь это хамством.

– Возможно.

Эйли расправила еще один стул и потерла лицо.

– Тебе плохо?

– Нет, просто немного устала.

– Всю ночь париться с придурками вроде меня, наверное, тоже непросто.

– Это моя работа. К тому же я на полставки.

– Я надеялся, ты скажешь, что я не придурок.

Эйли засмеялась:

– Ну, выглядишь ты намного лучше, чем неделю назад.

– Стараюсь.

Теперь мне пришлось отвести глаза.

Эйли взяла меня за руку.

– Я не считаю тебя придурком. Совсем нет.

– А кем ты меня считаешь? – тихо спросил я.

– Раздолбаем, наверное.

Наши глаза встретились. Губы зудели от желания поцеловать ее. Я подумал о Джонни. На лестнице раздался какой-то шум. Я оглянулся и увидел мать Эйли с маленьким ребенком на руках.

– Мам, что ж ты не позвонила? Я бы спустилась и взяла ее. Уильям, это моя мама, Маргарет.

Маргарет говорила подчеркнуто вежливо:

– Мы уже встречались.

– Я помогал Эйли расставить стулья. Это Грейс? – Я вдруг смутился. – Я еще не видел ее.

Маргарет прижала ребенка ближе, поддерживая головку.

– Она только что уснула.

– Мам, дай ее мне, она уже слишком большая, чтобы таскать ее на руках.

Маргарет поцеловала внучку в макушку, и мне показалось, она не отдаст ее, но она протянула ребенка Эйли.

– Я не смогла поднять коляску наверх, я говорила тебе, она слишком тяжелая.

– Зато устойчивая.