Берлинское кольцо
Шрифт:
— Да, холодно, — согласился Саид. К нему давно подбирался знобкий, въедливый ветерок, которым дышало окно, да и вся стена, поставленная на открытое поле перед лесом. По полю белыми низкими дымками погуливала робкая поземка. Надо бы накинуть, как капитан, на плечи шинель, но Саид стыдился признаться в том, что остыл. Слишком браво и смело сбросил ее, войдя в хату. Теперь лучше потерпеть. Он поднял решительно стакан и так же решительно опорожнил его. Стало вроде горячее внутри. — Будет метель… Оттого и ветер.
Капитан не принял суть сказанного, заметил
— Плечо ноет… Перед непогодой всегда так…
Потом понял суть и выругался:
— Проклятье! Еще не хватало метели… Сжечь бы лес! К дьяволу все сжечь!
— Послушайте, капитан, — прервал поток ругательств хозяина Саид. — Давно к вам поступало пополнение?
— Что?
Биллик непонимающе поднял глаза на Исламбека: причем тут пополнение?
— В октябре прибывал кто-нибудь? — уточнил свой вопрос Саид.
— Это имеет какое-то отношение к событию?
— Да.
— В октябре — нет… Не помню.
Саид почувствовал колебание командира и стал подталкивать:
— А если вспомнить?
— Провались все в тартарары! Нет, не поступало… Пейте, господин адъютант господина Ольшера!
— Значит, не поступало… И не убывало?
— И не убывало.
— Может, кто-то уезжал на время?
— Вероятно.
— В Берлин, например?
Биллика стала раздражать настойчивость адъютанта.
— Послушайте, господин унтерштурмфюрер, на кои дьявол вам все это нужно? Батальон доживает свои последние дни, даже часы, а вы интересуетесь какими-то поездками… Воспоминание, одно воспоминание, как вы выразились… Только воспоминание…
— И все же — были поездки в Берлин?
— В Берлин?.. — Капитан задумался. Возвращение к прошлому не доставляло ему удовольствия. Вообще вся история с легионом была нелепой и скучной, мало того, что скучной, но и рискованной. В этом Биллик убедился сам. И хорошо, что наступает конец. — По требованию комитета на Ноенбургерштрассе посылали несколько человек.
— Не помните, кого?
— Нет… Хотя постойте! Двое вернулись… И одного из них я пристрелил… Совершенно точно. А вот фамилию не знаю… Была, наверное, фамилия… Вылетела из головы, да и зачем она мне… Все к дьяволу!
— А женщина?
— Какая женщина?
Биллик снова удивленно посмотрел на гостя.
— Нет, скажите, унтерштурмфюрер, зачем зам все эта нужно? Зачем?
Саид поблагодарил хозяина за угощение, словно не слышал вопроса, обращенного к себе. Вопроса, который долго, может быть в течение всего разговора, мучил капитана. Встал и направился к висевшей у двери шинели. Уже отсюда, не оборачиваясь, ответил:
— Надеюсь, вы понимаете, что не личный интерес привел меня в эту занесенную снегом деревню.
— А?! — Капитан кивнул. — Теперь ясно…
— Так, где живет эта женщина?
Ладонью капитан оттер иней со стекла и показал на далекую, почти утонувшую в снегу хату. Она вылезла из-за сугроба и как-то мечтательно, нетерпеливо дымила высокой трубой.
— Вроде там… Мне называли даже имя бабы… Не помню уже…
Не то Зина, не то Зося. Впрочем, какое это имеет значение!— Прощайте, господин капитан!
Биллик посмотрел с тоской и завистью на гостя — не хотелось оставаться одному в преддверии метельной и тревожной ночи.
— Вы исчезаете?
— Да.
— В Берлин?
— Пока в Минск.
— О, это не весело.
— Как везде сейчас.
— Согласен… Желаю успеха!
— А вам спокойной ночи… Без метели хотя бы…
10
Когда смерклось, он постучал в окно, маленькое, заиндевевшее, опорошенное снегом и еще не светившееся.
Дверь скрипнула сразу, но никто не вышел, только узкая щель обозначилась у косяка. Чей-то глаз, видимо, сквозь эту щель высматривал улицу. А возможно, так отвечали хозяева на тихий стук в окно. И он вошел уже не спрашивая.
Сени были пусты. Пахло теплом и вареной капустой. Овчиной пахло, недавно внесенной со снега и ветра, сохнувшей у печи.
И вдруг:
— Боже! — Не испуганно, а удивленно, от неожиданности.
На пороге комнаты стояла женщина, силуэт ее рисовался в проеме смутными линиями — они растворялись в кисее пара, что ринулся сверху в холодные сени. Какая она, Саид не угадал, только понял — не старая. По голосу. Он был низким и мягким.
— Боже мой! — повторила женщина уже спокойнее, но с явным огорчением и даже досадой. И отступила за порог.
Саид поклонился:
— Здравствуйте!
Она не ответила. Почему-то прижала правую руку к груди, не то защищая себя, не то прикрывая случайно отпахнувшийся ворот кофточки. Заторопилась объяснить свое удивление и огорчение:
— А я думала Вася… — И уже совсем глупо добавила: — Сын мой… С дровами должен был воротиться…
Без труда Саид уловил и смущение женщины, и тревогу, и неумелую ложь: не Васю ждала она.
— Я войду, — сказал он нерешительно. — Можно?
Все так же, стоя на пороге и заслоняя собой горницу, женщина ответила:
— Зачем? Я мужиков не принимаю.
Снова он услышал лишь испуг, теперь явный испуг и даже растерянность.
— Я войду! — повторил Саид и шагнул на женщину, заставил ее посторониться, прижать себя к косяку. И тут, в тусклом свете сумерек, еще бросавших белизну снежного поля в окна, увидел молодое лицо хозяйки. Глаза увидел большие с горящими белками.
В горнице было тепло, и он снял ушанку, расстегнул шинель.
— Зачем? — снова спросила женщина, не протестуя, а лишь упрямо повторяя запрет.
— Надо, Зоя, — добро сказал Саид, желая подчеркнуть этим свои мирные намерения.
— Меня зовут Зося…
— Я буду звать Зоя. Ведь это все равно для вас.
Она пожала плечами и затворила дверь.
— Накиньте крючок! — попросил он, продолжая стягивать с себя шинель. — Больше никто не придет.
Снова испуг оцепенил ее, и она застыла у двери.
— Или вы кого-нибудь ждете?
Неуверенно она произнесла: