Берлинское кольцо

Грузный, рано располневший Райли заворочался в кресле, и оно натужно заскрипело. Не легко приходилось этому изящному сооружению из дерева и пенопласта в такие тревожные для майора минуты.

— А, черт! — произнес он досадливо. — Путаница какая-то. Оба варианта логичны… Сколько вы заплатили за эти дурацкие нитки?

— Ничего.

— Вы же упоминали о довольно приличной сумме?

— Нитки и фамилия человека, державшего пакет 8 июня, ничего не стоят. Стоит адрес человека.

Кресло снова заскрипело, теперь облегченно — Райли встал. Встал, хотя не имел привычки подниматься во время разговора. Его вынудило сообщение капитана.

— Где он? Этот Искандер.

— Исламбек.

— Пусть Исламбек. Где?

— Вот. — Ольшер протянул бумажку с адресом. Собственно, это был не адрес в обычном понимании слова. Страна. Страна в Азии. И ее столица. — Там находится унтерштурмфюрер. Будто бы находится, по словам человека со шрамом… Я бы сам поехал. И нашел бы, — объяснил Ольшер. — Легко нашел бы его…

Райли отрицательно замахал рукой:

— Нет. Смешно немцу, да еще гауптштурмфюреру, появляться сейчас на Востоке…

— Понимаю и поэтому предлагаю послать человека со шрамом.

Все было неожиданным для Райли и приходилось обдумывать каждое новое заявление Ольшера. Последнее оказалось самым сложным и потребовало немало времени. Он докурил сигарету до конца, прежде чем родился ответ.

— Согласен.

— Дорога ему знакома, и есть связи…

— Не сомневаюсь… Сколько?

— Что, сколько?

— Сколько заплатили?

Ольшер обрел уверенность — игра шла с козырями и их у него теперь было достаточно. Начал с главного:

— Одним Галицыным.

Райли расцвел: ему понравился прием Ольшера.

— Прижали их разоблачением. Хороший почерк у вас, гауптштурмфюрер. — Майор остановился, осененный какой-то мыслью. Оригинальной мыслью, как ему показалось. — Послушайте, гауптштурмфюрер, а что, если нам создать новый «Тюркостштелле», под другим названием, естественно! Начальник уже есть. — Майор подошел к Ольшеру и похлопал его по плечу. — Мы взяли себе всю эту компанию националистов в Мюнхене, Бонне, Франкфурте-на-Майне… Выкупили их у «Сикрет интеллидженс сервис» по дешевке. Но кто-то должен управлять ими… Кто-то с опытом. — Райли понизил голос: — И с традициями…

Последняя фраза ему особенно понравилась, и он разразился хохотом:

— Традиция!.. Приступайте к делу, гауптштурмфюрер! Немедленно к делу…

14

Лес пах хвоей, старой, умирающей под теплым снегом. Снег был верно теплым: он падал и тут же таял, не успевая задержаться на ветвях сосен, лишь широкие черные лапы елей, лежавшие уже на земле, собирали горсти белого пуха.

Лес остро пах и волновал своими запахами. Волновал темнотой и таинственностью, что жила в нем. За зеленой грядой, за Татрами, уходившими в небо голубыми и синими вершинами, был фронт.

Никто не слышал звуков боя. Лес и горы хранили тишину. Особенно глубокой и, кажется, невозмутимой была она вот в такой зимний день, когда падал снег и все заслонялось густой белой завесью, соединявшей небо и землю.

У подножия Татр, в небольшой узкой долине притаился брошенный немцами как заслон, легионерский полк. Последний полк выдуманной Гитлером армии, разбитой, рассеянной, расстрелянной, задушенной, умирающей. Долго бродили туркестанцы по Европе, исходили ее вдоль и поперек, не обретя нигде пристанища, и вот подошли к своему последнему рубежу.

Подошел и Исламбек.

Более двух месяцев провел он во Франции и Австрии, скрываясь от гестапо, от своего шефа Ольшера, который нетерпеливо ждал нового сообщения из Нима о завершении операции.

Овладев пакетом, обшитым серыми нитками, именно серыми, Саид не вернулся в Ним, а помчался в Вену. Он успел проскочить через Париж, хотя англо-американские войска уже овладели полуостровом Катантен, взяли Шербур и двинулись в долину между Сеной и Луарой, нацеливаясь на столицу Франции. В Страсбурге Саид узнал, что все части Туркестанского легиона перебрасываются в Германию для переформирования. Восточный фронт, с катастрофической быстротой менявший линии и приближавшийся к самой Германии, требовал новых контингентов. Немцы стягивали силы отовсюду и с юга в первую очередь. Через Страсбург почти непрерывно шли эшелоны. Саид задержался здесь до середины июля, уточняя направление маршрутов и ожидая сигнала от Берга. В Страсбурге его и застала весть о покушении на Гитлера. Не зная еще, как обернется это событие для него лично, но чувствуя общую тревогу и растерянность, Саид поспешил покинуть свой наблюдательный пункт и перебрался в Вену. Почему в Вену? Вена была аварийным пунктом при всех осложнениях связи. Так они условились с Рудольфом перед поездкой Саида в Ним. На главной почте должен находиться адрес Берга.

Адреса не оказалось. И до этого какая-то неясная тревога жила в Саиде — общая нервозность, что ли, влияла на настроение, теперь же короткое «нет», сказанное и повторенное неоднократно девушкой с главной почты, вселило в унтерштурмфюрера страх. Страх перед неизвестностью. Саид запросил Берлин по условленному адресу. Подождал неделю. Молчание. Прибег к последнему средству. Просигналил в пункт проверки, опять в Берлин, в район Панкова. Ни звука!

«Если окажешься один…» — вспомнил Саид. Вспомнил, как приговор себе. И Бергу. Так просто Рудольф не мог покинуть «26-го». Не мог и не имел права. Значит, упал. Все-таки упал. Это не укладывалось а сознании Саида.

Он заметался но Вене. Искал друга. Искал, зная, что это бесполезно. Но сердце требовало действия, толкало — иди! Иди! На второй день он понял, что Берга нет. Нет в Вене. Вообще нет!

Один… Тогда Саид пошел к собору Святого Стефана. Пошел, как велел друг. Это было вечером, в субботу, когда многие шли. Конечно, Саид не походил на набожного католика, но и не особенно выделялся в пестрой толпе. Во всяком случае, площадь перед собором не была пуста, когда ее пересекал Саид, направляясь к дому Эккера.

«Постучишься к нему», — сказал Рудольф, прощаясь. Саид не постучался. У него хватило выдержки пройти мимо двери, даже не замедлив шага. Дверь была закрыта, окна тоже. Закрыты, несмотря на то, что Эккер любил орган и в часы службы открывал створки настежь, ловя тягучие и скорбные звуки.

Еще и еще раз прошел Саид мимо. Дверь Эккера не отворилась. Отворилась дверь соседнего дома, и из нее вышла старая женщина в черном. Женщину нагнал Саид у портика собора. Нагнал в тот момент, когда она собиралась раствориться в толпе молящихся. Спросил об Эккере. Женщина испуганно вскинула глаза на эсэсовца и сказала: «Его похоронили еще в апреле. Он уснул в кресле и не проснулся. Гестапо нашло его мертвым…»

Саид поклонился и исчез. Исчез, чтобы больше никогда не появляться у собора Святого Стефана.

Один! И стучаться больше не к кому. Во всей Вене, во всем мире. На какое-то мгновение пришло отчаяние. Оно толкало на необдуманные и рискованные поступки. Хорошо, что мгновение минуло быстро и ни один роковой шаг не был совершен.

Неделю, а может и больше, он жил борьбой с сомнениями, искал выход из тупика. Нашел. Фронт! Линия, где соприкасаются армии. Надо переступить эту линию. Он читал газеты, слушал радио, приблизительно знал, где идут бои. Но как попасть в расположение немецких войск. Туркестанец даже в форме СС не может просто так появиться в прифронтовой полосе. Его примут только свои, то есть легионеры, хотя и для них его появление должно быть как-то объяснено.