Бесконечная любовь

Хоть я и забываю заниматься безопасным сексом с преступником, но очки в мою пользу за то, что я не забыла пристегнуть ремень безопасности. Мне хочется смеяться, но, когда я пытаюсь, это слишком больно. Кровь приливает к голове, голова кружится голова, мое зрение плывет передо мной. Я моргаю, пытаясь сосредоточиться на чем-то, на чем угодно, сквозь дымку боли и смятения. Я слышу Ивана, но пока не могу его разобрать.

— Шарлотта! — Иван звучит более паникующим, чем я когда-либо слышала. — Шарлотта, скажи что-нибудь, пожалуйста! — Настойчивость в его голосе, и неприкрытый страх пронзают меня до костей. Я никогда не слышала, чтобы кто-то произносил мое имя таким образом. Никогда не слышала такой отчаянной мольбы, которая сейчас в нем.

Я пытаюсь сказать ему, что да, я в порядке или, по крайней мере, что я жива, все еще не определено, но все, что выходит, — это слабый стон. Я не могу сделать полный вдох и чувствую, как что-то теплое стекает по моему лицу.

Вероятно, моя собственная кровь.

Иван ругается по-русски, возясь с защелкой своего ремня безопасности. Мое зрение достаточно проясняется, чтобы я поняла, что он рядом со мной, вылезает со своего места.

— Я вытащу тебя отсюда, Шарлотта, — обещает он. — Я…

— Иван!

Громкий голос с русским акцентом наполняет воздух со стороны Ивана в машине, и новый страх заполняет пустоту в моей груди. Я задавалась вопросом, на одну безумную секунду, не Брэдли ли сбил нас с дороги. Действительно ли он был настолько сумасшедшим, чтобы сделать это. Но теперь я знаю, что это не так. Это были братья Ивана. Один или несколько из них. Лев? Моя грудь сжимается от возможности, что это мог быть он. Из них троих я больше всего боюсь его.

Иван поворачивается рядом со мной, оставляя попытки вытащить меня, и начинает выползать из разбитого окна со своей стороны. Я даже не понимаю, что он вытащил пистолет, пока не слышу выстрел, достаточно близко, чтобы понять, что это он, звук только усиливает звон в ушах, когда я беспомощно кричу. Это заставляет меня чувствовать себя слабой, но я не могу сдержаться. Это слишком. Все это было слишком долго, и это похоже на переломный момент, момент, после которого я больше не могу притворяться, что со мной все в порядке.

Все это не нормально, как я и говорила Ивану с самого начала.

Выстрел раздается снаружи машины, когда Иван вырывается, мои уши болят от шума, и я смутно слышу приглушенный крик боли. Мое сердце колотится, грудь болит от пронзительного ощущения, которое пугает, и я не знаю, адреналин это или реальная травма. Я борюсь с ремнем безопасности, отчаянно желая увидеть, что происходит, но я в ловушке вверх ногами, абсолютно беспомощная.

— Иван! — Мне удается прохрипеть его имя, мой голос хриплый и еле слышный. — Иван!

Никакого ответа, только звуки возни и хрипов снаружи машины. Я напрягаю слух, пытаясь разобраться в хаосе. Раздается еще один выстрел, затем еще один. В ушах звенит, и я не могу понять, кто стреляет и попал ли кто-нибудь в кого-нибудь.

Внезапно в треснувшем окне с другой стороны от меня, на периферии моего зрения, появляется лицо. Широкая рука тянется, чтобы схватить меня, и я вырываюсь, снова крича. Я не думала, что могу бояться больше, чем уже боялась, но теперь я знаю, что ошибалась. Этот страх, страх перед тем братом, который пытается вытащить меня из обломков, новый и острый и усугубляет все остальное в стократ.

— Нет! — Кричу я, дико борясь с ремнем безопасности, пытаясь вырваться от него подальше. Это движение посылает толчки яркой, раскаленной добела боли по всему моему телу, но я не могу перестать бороться. Я больше всего боюсь быть схваченной. Из этого выхода не будет.

Рука на мгновение отдергивается, затем возвращается с чем-то, сверкающим в тусклом свете. Нож. Мое сердце подпрыгивает к горлу, я боюсь, что нож пронзит меня, но я быстро понимаю, что он не собирается причинять мне боль. Он собирается меня освободить.

Я возобновляю борьбу, игнорируя мучения, которые она вызывает, отчаянно желая остаться там, где я есть. По крайней мере, здесь Иван все еще может прийти за мной. Я все еще свободна от его семьи. Будущее, ожидающее нас в Вегасе, не то, чего я хотела, но это лучшее будущее, чем то, которое я нашла бы в руках семьи Ивана.

— Не двигайся, — приказывает грубый голос на английском с сильным акцентом. — Будет больнее, если я ударю тебя этим. И отец будет недоволен, если ты будешь ранена.

— Я не понимаю о ком ты — огрызаюсь я, все еще извиваясь, как рыба на крючке. — Но мне, черт возьми, все равно.

Мужчина усмехается, все равно протягивает руку и начинает пилить мой ремень безопасности, другой рукой сжимая мою шею с такой интимностью, что я вздрагиваю.

— Перестань трогать меня!

— Перестань извиваться, — парирует он, продолжая пилить. — Лучше, если ты…

Он так и не заканчивает фразу. Нож дергается назад, едва не задев мой живот, когда мужчину оттаскивают назад, подальше от машины, и я мельком вижу Ивана, окровавленного и держащего пистолет в другой руке, пистолет, теперь приставленный к виску его брата. Того самого брата, которого он пригвоздил к машине возле нашего мотеля тем самым пистолетом.

Я задыхаюсь, мое сердце колотится так же сильно, как и моя голова, когда я смотрю, как Иван тащит своего брата дальше в траву, размазывая кровь по нему, когда он это делает. Другого не видно, и я понимаю с тоской, что это значит, что Иван либо вырубил его, либо убил.

Я не знаю, что это говорит о моей наивности, но я надеюсь, что я все поняла правильно, из всего, что мне рассказал Иван, я должна была бы уже знать, что их смерть наступит тогда, когда они не откажутся от преследования нас, и Иван дал им обоим единственный шанс, когда не убил их в прошлый раз.

Лицо Ивана сейчас — та же маска холодной ярости, которую я видела у Брэдли. Он не собирается никого щадить. Холод окутывает мое тело, и я задаюсь вопросом, впадаю ли я в шок или это просто естественная реакция на то, что я наблюдаю за мужчиной, с которым я спала, с которым я проводила дни и ночи, в которого я могла бы влюбиться, приставившим пистолет к голове собственного брата.

Кровь стекает по лицу Ивана, пачкая воротник рубашки, только добавляя дикости происходящему передо мной. Но он, кажется, не замечает этого, все его внимание сосредоточено на человеке, которого он схватил перед собой.

— Я сказал тебе цену, которую ты заплатишь, если снова придешь за нами, — рычит Иван низким и опасным голосом. Он никогда не был таким хищником, как сейчас, жестоким и диким, — жестоким существом на грани убийства. — Мне не нравится убивать свою собственную семью. Но все закончится здесь. Я больше не буду рисковать.

Ники, я думаю, я помню. Тот, кто больше. Я думаю, я помню, как Иван произнёс его имя. Ники смеётся, как будто к его голове не приставлен пистолет, звук холодный и пустой.