Бесконечная любовь

Мне приходит в голову, что, если Лев не умер, нам нужно выбираться отсюда как можно скорее. Не говоря уже о том, что Брэдли не отставал от нас и видел нашу машину. Эта авария может вскоре привлечь его внимание. Я ерзаю в тесном пространстве, остерегаясь разбитого стекла, пытаясь проверить свои конечности как можно сильнее.

— Думаю, да, — шепчу я. — Я имею в виду… думаю, я смогу выбраться.

Иван помогает мне выползти из обломков дюйм за дюймом. Я вижу, как он морщится, когда я шиплю от боли, слезы текут из уголков моих глаз. Моя ладонь царапает битое стекло, и я кричу. В тот момент, когда он слышит звук, его мускулистые руки обхватывают меня, вытаскивая меня на свободу, пока он помогает мне подняться на ноги в окровавленной траве.

Мир вокруг меня тревожно наклоняется, и я покачиваюсь на месте, хватаясь за перед его рубашки. Я чувствую, как он напрягается от моего прикосновения, втягивая воздух, но я слишком хорошо осознаю то, на что смотрю, в этот момент, чтобы слишком много думать о том, что это значит.

— Спокойно, — бормочет Иван, обнимая меня за талию. Его взгляд скользит по мне, выискивая что-нибудь сломанное, что-нибудь, что, я предполагаю, может означать, что я не могу бежать. — Нам нужно идти, Шарлотта. Прямо сейчас.

Я сглатываю, глядя на неподвижное тело Ники, лежащее лицом вниз в траве. На Льва, лежащего на спине, смотрящего в небо, или… Мне кажется, я вижу, как он движется, шевелится, и клянусь, я слышу, как он стонет. Может, мне это мерещится. Но этого достаточно, чтобы я отвернулась и начала ковылять мимо машины. Я вижу еще одно тело, другого брата Ивана, и не могу сказать, жив он или мертв. Не думаю, что хочу знать.

— Прямо по дороге есть заправка, — мрачно говорит Иван, все еще обнимая меня за талию, подгоняя меня двигаться быстрее. — Нам нужно туда. Я видел знак…

— А как же люди… — начинаю я спрашивать, но он меня обрывает.

— У людей есть машины, — коротко говорит он. — И нам нужна машина.

Я уже слишком задыхаюсь от боли, чтобы задавать еще вопросы или слишком усердно думать о том, что он имеет в виду. Думаю, я знаю, что он имеет в виду, и сейчас это кажется слишком большим количеством.

Нам придется угнать еще одну машину. И мы сделаем это вот так.

Мы отходим от машины, мои ноги кажутся такими, будто их окунули в свинец, каждый шаг посылает все больше этих раскаленных добела ударов боли по моему телу, пронзая туман. Иван поддерживает большую часть моего веса, пока мы наполовину бежим, наполовину спотыкаемся к дороге, держась немного в стороне от обочины, пока Иван ведет меня к заправке вдалеке. Я вижу, как загораются огни, словно маяк в темноте, сгущающейся вокруг нас.

— Мы почти на месте, — бормочет Иван, его голос звучит напряженно. Он напряжен, каждая мышца в его теле напряжена, и я чувствую, как это исходит от него. Он постоянно оглядывается по сторонам, оглядываясь каждые несколько футов, как будто ожидает, что Лев материализуется позади нас, преследуя нас.

За исключением этого момента, я не думаю, что Лев будет преследовать. Я думаю, он просто пристрелит нас. Может быть, даже меня одну. Я думаю, что я могла стать большей проблемой, чем позволяет любая моя ценность. И в любом случае, Иван однажды сказал, что они хотели, посредствам меня, отомстить ему, причинить ему боль, причинив боль мне. Если он мертв, это не имеет значения.

Эта мысль кажется мне настолько дерзко чуждой, что она заставляет меня почти смеяться, звук горько застревает в горле. Она зацепляет, и я вижу, как Иван обеспокоенно смотрит на меня краем глаза. Он, вероятно, думает, что я теряю контроль. Может быть, я и теряю контроль. То, что я пережила за последние несколько дней, стало бы испытанием для любого. Особенно когда это так далеко от всего, что я когда-либо представляла себе в своей жизни.

Я едва могу думать о том, что нас ждет впереди. Все, о чем я могу думать, это о том, что позади — разбитая машина, тела, размазанная кровь, окрашивающая траву в красный цвет. Это кажется совершенно сюрреалистичным, как кошмар, от которого я не могу проснуться, как история из чьей-то чужой жизни. Я все время вижу поток красного, когда голова Ники открылась, выражение лица Льва, когда он направил пистолет на Ивана, тот факт, что Льву, похоже, было совершенно все равно, что один из его братьев был мертв прямо перед ним, и что все трое могли бы быть такими.

Но опять же, если послушать Ивана, он никогда не заботился ни об одном из них. Их смерть просто означала бы, что их отец больше не мог бы навешивать на свою голову возможных преемников. Он был бы единственным наследником, его место не оспаривалось бы.

Моя голова кружится, пока я пытаюсь осмыслить все это — мир, который не имеет для меня абсолютно никакого смысла.

Когда заправка полностью появляется в поле зрения, там стоят три машины. Две выключены, пустые, их владельцы явно внутри платят. Третья, черная Субару, тоже выключена, но водитель стоит рядом с ней, собираясь нажать кнопку на насосе, чтобы начать заполнять бак.

— Иван… — Я начинаю говорить, но он резко качает головой.

— Нам нужна машина, Шарлотта. — Решимость в его голосе похожа на пощечину. Он звучит холодно и жестко. Но он прав.

Мы не уйдем далеко без машины. И так же, как разница между знанием того, что Иван убивал раньше, и тем, что я увидела это сегодня, я только больше расстроена из-за этого, потому что я вижу реальность этого вблизи. Я могу признать это, по крайней мере.

Я сглатываю, чувствуя, что меня может вырвать, когда мы приближаемся, за спиной ничего не подозревающего мужчины у заправки. Тот факт, что это мужчина, заставляет меня чувствовать себя лишь немного лучше, это может быть неправильно, но было бы хуже, если бы Иван угрожал женщине.

Мужчина, пожилой с круглым, румяным лицом и редеющими волосами, одетый в джинсы и футболку, оборачивается на звук наших шагов. Его лицо мгновенно морщится, когда он видит наш потрепанный вид, осторожность и беспокойство борются за главенство на его лице.

Он вставляет насадку обратно в насос, его движения нерешительны. Но его лучшая натура, кажется, побеждает, отчего мне становится только хуже.

— Вы двое в порядке? — Спрашивает он, окидывая нас взглядом, и рука Ивана скользит к краю его рубашки, где, как я знаю, спрятан его пистолет. Мое сердце замирает в груди. Пожалуйста, не стреляй в этого человека.

Взгляд мужчины тоже следует за мной, и я вижу страх, который мерцает в его глазах.

— Эй, я не хочу никаких проблем…

— И их не будет, — легко говорит Иван. — Только если ты отдашь ключи от своей машины. Сейчас, — добавляет он, его пальцы дергаются по бокам, и глаза мужчины расширяются, а лицо бледнеет. — Никаких резких движений или призывов на помощь. И тогда мы оставим тебя в покое.

Я вижу, как мужчина тяжело сглатывает, его взгляд мечется между мной и Иваном. Я вижу, как он взвешивает свои варианты, размышляя, какой выбор лучше. Стоит ли ему согласиться, или попытаться позвать на помощь или убежать — это вариант. Если Иван действительно сделает то, что говорит, он сделает.

У меня скручивает живот, и я смотрю на мужчину, желая, чтобы он просто отдал ключи. Я не думаю, что Иван причинит вред этому человеку. Я думаю, он просто перейдет к другому варианту. Но я не хочу это выяснять.

Мужчина тяжело вздыхает.

— Ладно, — говорит он, его голос напряжен от страха, белки его глаз закатываются, как у испуганной лошади. — Просто… не причиняй мне вреда. Пожалуйста.

— Бросай ключи сюда, и все будет хорошо. — Пальцы Ивана остаются на краю его рубашки, предупреждая. — И не вызывай полицию. Если вызовешь кого-то, и посадишь кого-то нам на хвост, ты пожалеешь об этом.