Бесконечное лето: Город в заливе

It’s a sleepless night, she’s callin' your name

It’s a lonely ride, I know how you want her

Again and again, you’re chasin' a dream, yeah

But Johnny my friend, 'cause she’s not what she seems

Johnny B, how much there is to see

Just open your eyes and listen to me

Straight ahead, a green light turns to red

Oh why can’t you see? Oh Johnny B

Суровая песня-предупреждение от неизвестного доброжелателя. Бойся, говорит, этой очаровательной женщины — она не та, за кого себя выдает. Или это коллективное бессознательное наводит тень на плетень? Так, а мысли-то путаются, что-то расслабляющее средство от Слави не слишком помогло. Может, повторить? Э, нет, гусары, молчать — наверняка, все дело в вине, оно было крепче, чем мне сперва показалось. Или нет?

— Ладно, — сказал я со значением. — Что произошло, мы в самых общих чертах разобрались. Не скажу, что все понял, но так даже лучше — крепче буду спать по ночам. Теперь второй вопрос: как нам поступить со всей сложившейся ситуацией?

— Даже и не знаю, — Славя опустила глаза, но в их глубокой синеве мне почудился озорной блеск. — А как ты хочешь с ней поступать?

«Поступить, а потом догнать — и еще раз. И еще потом, для верности».

— Я имею в виду, — чего-то у меня сегодня день сбивчивых мыслей, — вот эта вся непростая коллизия. Алиса, ты… — я опять сбился и осип, — и я. Треугольник.

— Никакого треугольника здесь нет, — сказала Славя и бросила на меня загадочный взгляд. — Есть только три точки: ты, я и она — и никаких соединительных линий. Но если тебе вдруг захочется повторить наш приятный опыт, только скажи, мы организуем «карман», и никто ничего не узнает. Ну, а если нет… — она чуть погрустнела, — тогда все пойдет, как шло раньше. Ты останешься с Алисой, а мне и девочкам придется барахтаться самостоятельно, как и с кем выйдет. На меня ты видел, как Датч глаз положил?

— Я думал, ты хорошая, — сказал я железным голосом. — А ты вот какая оказалась коварная.

— Я? — Славю, похоже, эта мысль шокировала. — Нет! Я просто делаю так, чтобы другим было хорошо — в первую очередь. Тебе вот разве было плохо?

Пришлось признать, что нет, очень даже хорошо. А потом второй раз — даже еще лучше получилось.

— Я же не глупая и понимаю, что без тебя вся наша компания никуда не годится, она развалится на части на следующий же день, — деловито продолжала Славя. — Ты — наше связующее и объединяющее звено. И еще ты мне нравишься, правда, по-настоящему. Поэтому…

— Меня нужно холить и лелеять, — догадался я. — Ура, наконец-то!

Девушка на секунду запнулась, но потом все-таки улыбнулась.

— Вот таким ты мне нравишься куда больше.

Это было приятно. Внутри, казалось, рос и выбрасывал протуберанцы ласковый теплый шар. Жесткий стержень, вросший в позвоночник, плавился и больше совсем не мешал, все душевные мышцы, какие ни есть, расслаблялись и блаженствовали. Может, и правда, стоило как-нибудь это повторить?

Музыкант заканчивал очередную песню — что-то такое неторопливое и блюзовое, название чего буквально червячком вертелось на языке, но дальше не продвигалось. Конечно, и танцевать под такую музыку было бы одно удовольствие, и Славя, может, как раз этого и ждала, но только это означало бы уже окончательную уступку ее чарам, а я этого пока не хотел.

— Ты ее правда так любишь? — поинтересовалась она, внимательно наблюдая за мной. Все мои решения и колебания, наверно, безошибочно отражались на лице.

Я вздохнул.

— Здесь все сложно, Славя, ладно?

— А когда в таких вопросах бывает просто? — очень по-взрослому подняла она бровь. Тут я как-то некстати вспомнил, что облик шестнадцатилетней девушки — совсем необязательно настоящий, и хотя друг друга мы об этом никогда не спрашивали, возникло чувство, что на самом деле она куда старше.

— Послушай, — медленно сказал я. — Я не могу выбирать… и не могу не выбирать. Алиска… она яркая и горячая, как пламя лесного костра, безрассудная, нахальная… и одновременно такая светлая и ласковая, как летнее солнце. Она практик, не задумывающаяся о тяжелых и страшных вещах — и потому, как ребенок, живет только сегодняшним днем. Мне это очень близко, и мне это очень дорого. Я не могу ее бросить.

— А что насчет меня? — Славя смотрела прямо и строго. — Глаза ее, еще секунду назад бывшие теплым синим морем, сейчас застыли и напоминали глубокий озерный лед. Я провел по губам ладонью.

— Ты — как бездонное небо, — честно сказал я. — Загадочное и бесконечное, нежное и удивительное, пахнущее дикими ягодами, медом и вином, высокими соснами и глубоким космосом. Чем больше я тебя узнаю, тем больше хочу знать еще. С тобой мне кажется, что с плеч свалился тяжелый груз, и впервые чувствую себя по-настоящему уверенным во всем, что делаю. Тебя я оставить тоже никогда не смогу.

Славя по-прежнему молчала, но с ее лица пропало серьезное выражение.

— Что ж, — она беззаботно потянулась. — Это мне подходит. Знаешь ведь, как сделать девушке приятное, коварный обманщик.

Музыкант, закончив свое представление на этой улице, обходил столики со шляпой в руках. Славя, не глядя, положила в головной убор увесистую горсть неизвестно откуда взявшейся мелочи. «Благодарю, мадам, и храни вас господь», — с жутким акцентом сказал парень. — «Покровительство искусству, помощь слабым и убогим — благородное дело».

— Еще какое, — согласилась Славя, но музыкант не понял. Он вообще не говорил по-русски.

— Думаю, нам пора возвращаться, — с сожалением решил я. Наклонился и легко провел под столом по гладкому шелковистому бедру. Давно хотел это сделать. — Какова процедура? Трижды хлопнуть в ладоши, попрыгать на одной ноге, вызвать ТАРДИС?

Славя покачала головой.

— Нет, ничего такого. Нужно только…

— О, смотри! — я уже подскочил со своего места и с удовольствием потянулся. — Наконец-то солнце!

Над домами и правда висел золотой, клонящийся медленно к закату диск. Стайка птиц с холма на мгновение пересекла его темной зернистой тучкой.

— Жаль, — тихо сказала Славя.

— Почему? — я удивился. — Не любишь солнышко?

— Люблю, — согласилась девушка. — Просто… если где-то есть солнце, то в другом месте его наверняка не окажется. А мы отсюда уже уходим.