Бесконечность любви, бесконечность печали

Молодой человек только сокрушенно вздохнул в ответ.

–  Уплетал торт, радовался, смеялся... А я... В больницу за ско­рой... Врачи сказали, до утра может не дожить... Ма-моч-ка-а-а-а... завыла она.

–  Кира, родная моя, не плачь! Прости, прости!.. Не плачь, род­ная!.. Я скоро... Эх, батарея садится!
– с досадой сообщил он.
– За­был телефон на подзарядку поставить! Подъеду - сразу наберу. Жди!

«Куда ж я денусь?» - шмыгнула она носом и тупо уставилась в стену напротив.

Сколько она так просидела, не известно. Показалось, что долго, даже задремать успела. Тем неожиданней прозвучал заставивший вздрогнуть телефонный звонок.

–  Я внизу, у калитки!
– отрапортовал в трубку Артем.
– Откры­вай и ничего не бойся. Я попросил таксиста подождать, пока не удостоверюсь, что в доме все в порядке.

–  Хорошо.

Отодвинув кресло, Кира приоткрыла дверь и выглянула в зали­тый электрическим и солнечным светом холл второго этажа.

«Теперь хоть высплюсь, - подумала она, спускаясь по лестнице.

–  Пусть сторожит мой сон... Сказать, что беременна, или нет?
– вер­нулась она к связанной с Артемом теме.
– Нет, не буду ни говорить, ни сохранять... Из него и без детей можно веревки вить...»

11

Вадим подъехал к офису, удачно припарковался, но долго не мог найти в себе сил выйти из машины. Словно энергетический вам­пир за ночь высосал их до дна и не дал ни малейшей возможности восполнить.

Не удивительно - почти не спал. Вернувшись в квартиру матери с диктофоном от Потюни, Вадим закрылся в своей комнате, поста­вил кассету и стал вслушиваться в диктофонную запись. Сначала прогнал весь разговор, затем повторил отдельные части, фразы, слова. Чутко улавливал звуки, посторонние шумы и в конце кон­цов будто наяву представил маленькое кафе-забегаловку, двух женщин за столиком, чашки с остывшим кофе. В какой-то момент даже почувствовал его прогорклый запах. Почему именно такой, объяснить сложно. Но именно запах, а не аромат, и именно про­горклый, а не свежий, душистый.

И, наконец, абстрагировавшись от лишних шумов и ассоциаций, он составил психологические портреты собеседниц. Бесспорно, та, что постарше, на голову выше юной студентки: в выгодном свете преподносила факты, умело давила, легко обнаружила трещину в, казалось бы, устоявшемся представлении девушки о том, «как надо» использовать информацию, и бросила туда «взрывпакет». Попала удачно, прямо в совесть: оглушила, ослепила, а дальше повела за руку к «спасительному выходу». Раскачала ситуацию и добилась своего. Что ж, интриганке Балай в данном случае можно поставить высший балл. А вот Кате...

«Главное - понять, кто на кого охотится», - вспомнилось Ва­диму.
– Правильная, но наивная девочка Катя в те годы понятия не имела о подобной охоте. Впрочем, любой едва оперившийся птенец вряд ли смог бы противостоять матерому хищнику... Со­скучился по ее голосу», - вдруг понял он и глубоко вздохнул. Хотя, скорее, простонал.

Сейчас, имея полное представление о том, что случилось много лет назад, и понимая, почему Катя написала ту злополучную ста­тью, он готов простить ее окончательно. Уже простил. Оставалось извиниться за то, что обидел ее недоверием, подозрениями. Поче­му-то сегодня он острее, чем когда-либо раньше, чувствовал вину, корил себя за то, что не поехал к ней сразу, не выяснил все от и до. Увы, привычка обуздывать эмоции и не рубить с плеча сыгра­ла плохую роль: гнев и обида перебурлили, перекипели в адском котле внутри его души, беспощадно уничтожив все живое...

И вот все утихло, успокоилось - и не осталось ничего... Хотя по большому счету ему не в чем себя винить - он не устраивал раз­борок на повышенных тонах, не бросал сгоряча обидных слов. А встретиться и поговорить спокойно можно в любой день. Вот только зачем? Их свидание ничего не изменит, лишь разбередит затянувшуюся рану... И Катю стоит пожалеть. Пусть наслаждается грядущим материнством с чистой совестью: прямой ее вины ни в чем нет, да и косвенной, если разобраться, тоже. Нашла в себе силы, извинилась. Притом публично, это дорогого стоит. Иные так и умирают с камнем на душе. И ему чувство вины следует по капле из себя выдавливать - какой от него толк?

«...Надо вернуть диктофон, чтобы на глаза больше не попадал­ся. Главное я выяснил: статью заказала Балай. Она и есть прямая виновница... Пора в офис, - встрепенулся он и заметил, что напро­тив паркуется Поляченко: - На ловца и зверь бежит! Отдам бума­ги, пусть сейчас же пробьет по своим каналам и домик, и хозяина. И если все в порядке, завтра заключу договор, нечего тянуть. И мать » разу же в Крыжовку перевезу... Может, там и у меня на душе со­ловьи запоют?» - грустно улыбнулся Вадим, вышел из машины и протянул руку спешившему навстречу Андрею Леонидовичу...

Катя подъехала к седьмой больнице, нашла место для парковки, заглушила двигатель и, стараясь ничего не забыть, выбралась из салона машины. Теперь для нее это целая процедура: повернув­шись на сиденье, сначала нащупывала ногами асфальт, затем, чуть изогнувшись, высовывала голову, а потом уже бережно извлекала тело. А ведь раньше даже не замечала, как выскакивала и тут же куда-то неслась, на ходу нажимая брелок сигнализации. Порой и не оглядывалась на машину, достаточно было услышать легкий писк. Вот ведь как все меняет беременность!

Вдохнув полной грудью свежего весеннего воздуха, Катя оки­нула взглядом окрестный пейзаж и непроизвольно улыбнулась. Среди трав, умытых накануне грозой, тут и там торчали яркие головки одуванчиков, с деловым жужжанием с цветка на цветок перелетали пчелы, а из лесопосадки у Комсомольского озера до­носилось пение птиц.

«Какая же красота кругом! Дыши, маленький, слушай, наслаж­дайся! Это твоя первая весна!
– радовалась она, мысленно обра­щаясь к ребенку.
– Впитывай в себя все звуки и запахи вместе со мной! А я тебе обо всем буду рассказывать. Теплая весна в этом году, почти лето! Даже травку уже стригут, - сообщила она малы­шу, заметив у обочины группу рабочих с триммерами.
– ...Ну что, пошли?»

Отыскав нужный корпус, Катя зашла в указанный в направле­нии кабинет, откуда ее сначала послали на анализ крови, а затем на УЗИ.

Таких, как она, в коридоре было трое, но у двух женщин время в талончике значилось более позднее.

–  Снова передо мной...
– приуныла одна из будущих мамочек.
– Может, вы меня пропустите? Дома ребенок маленький с мужем, а ему на работу надо, только на полдня и отпустили. Я специально пораньше приехала, понадеялась: вдруг кто по записи не придет?