Бесконечность любви, бесконечность печали

– ...Извините, я только что из операционной, - объяснила Огородникова.
– Могу присесть?

– Меня не волнует!
– на прежней ноте продолжила Лежнивец, но вовремя спохватилась.
– Бардак, да и только!
– выдохнула в сердцах и показала на стул.
– Присаживайтесь. Разговор предстоит серьезный. Я хочу знать, как и почему здесь оказалась эта женщина, - подвинула она доктору медкарту.
– Это первое. Второе: почему вы назначили ей лимитированные препараты? За какие такие заслуги? И третье... Ладно, с третьим подождем... Внимательно вас слушаю.

Ольга Михайловна присела на стул, глянула на фамилию больной: да, такие лекарства назначаются строго по показаниям и проходят процедуру утверждения. В данном случае все соблюдено: завотделением подписала, замначмеда подписал. Оснований достаточно: поздняя беременность, ранний токсикоз. При поступлении анализы Проскуриной оставляли желать лучшего, о чем даже Катя не знала. Все на грани самопроизвольного аборта. Именно поэтому Огородникова и назначила усиленную терапию. Хотелось подстраховаться, чтобы наверняка. И не зря. Состояние стабилизировалось, к концу недели она планирует выписать пациентку.

То есть с медицинской точки зрения все вполне оправдано. Если, конечно, не брать во внимание, что каждая третья беременная в стране нуждается в подобного рода терапии и подобного рода лекарствах. Но что есть, то есть. И в данном случае, понятное дело, порадели своему человечку.

Ради справедливости надо сказать, врач Огородникова такими вольностями не злоупотребляла. И новая заведующая, считая ее опытным специалистом, никогда не подвергала сомнению ее назначения.

И вдруг из-за этого начмед вызвала на ковер. Непонятно.

– Я слушаю, - ледяным тоном напомнила о себе Лежнивец.

– Объясняю, Валерия Петровна, - тщательно подбирая слова, тактично начала Огородникова.
– Здесь уникальный случай. Женщина десять лет лечилась от бесплодия. Ни одной беременности, но при этом не выявлено никаких патологий ни у нее, ни у супруга. ЭКО прошли - не получилось. И вдруг беременность. При этом тяжелейший токсикоз на раннем сроке. Она как зашла ко мне в кабинет, я ее даже не сразу узнала: потеря веса, обезвоживание.

– То есть она - ваша протеже?
– усмехнулась начмед.

– В данном случае это роли не играет. Еще раз повторяю: уникальный случай. Да, я ее наблюдала все эти годы в медицинском центре и знаю результаты всех обследований. Поэтому, не скрою, очень обрадовалась самому факту беременности. Даже статью хочу написать о классическом случае несовместимости, - в эмоциональном запале проговорилась Огородникова.

– То есть... Беременность не от супруга?
– догадалась Валерия Петровна.

– Семья в стадии развода, - развела руками Ольга Михайловна.
– При этом огромное желание стать матерью.

Начмед взяла паузу. Похоже, обдумывала ситуацию. На душе у Ольги Михайловны отлегло: кажется, сменила гнев на милость.

– И кто отец ребенка?
– вдруг спросила она и снова нахмурилась.
– Отец ребенка знает о беременности?

– Ну... понимаете...
– доктор даже растерялась от неожиданного вопроса.
– Я посчитала неуместным уточнять такие подробности. Главное - сохранить беременность. К концу недели планирую выписать Проскурину.

– Н-да... Нравы. Стоит ли удивляться... Снова пойдет строчить пасквили в свою газетенку?
– язвительно хмыкнула начмед.

– Зачем вы так? Екатерина Проскурина - известная журналистка, с именем. Ее знают и уважают. Читатели любят. Но на сегодняшний день самое важное для нее - ребенок.

– Ребенок... Как же! Для таких, как она, нет ничего святого, - не скрывая презрения, фыркнула Валерия Петровна.
– И беременеют непонятно от кого. Уж лучше бы сразу шли в проститутки, совместили первую древнейшую профессию со второй. Как лить грязь в статейках о медицине - так пожалуйста! Это мы умеем, это мы с радостью. А чуть что случилось - сразу к докторам: караул, помогите! Вы, Ольга Михайловна, лучше бы подумали о своей репутации. Не зря говорят: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

Огородникова подняла удивленный взгляд на начальницу. Какой бы стервой ни была Лежнивец, прежде она не позволяла себе давать вслух личностных оценок. А здесь, как ни крути, перед ней коллега. Пусть и ниже рангом. В этом деле явно замешано что-то личное. Конечно же, причина не в импортных препаратах. Нечто более важное выбило ее из равновесия.

«Да пошла ты!
– разозлилась Ольга.
– Я должна тебя спрашивать, с кем дружить, а с кем нет? Сама больше года обхаживает любовницу важного чинуши, устраивает ее периодически в наше отделение. А уж какие лекарства ей назначает! Да сколько можно терпеть! Ни выходных, ни проходных. Две недели отпуска просила - дала одну. Вторую - даже за свой счет!
– не подписала. Мол, работать некому. Конечно, некому за копеечную зарплату и при таком руководстве! Вот дотяну до декрета - а дальше, пожалуйста, уж как-нибудь без меня!»

– Простите, но решать, с кем мне дружить, не входит в круг обязанностей начмеда!
– заявила она с вызовом.
– Лично я горжусь дружбой с Проскуриной.

– Ну что ж...
– угрожающе зашипела Лежнивец.
– В таком случае вынуждена напомнить вам, что входит в круг моих обязанностей. Скоро в больницу придет проверка, которая непременно обнаружит вопиющий случай расходования государственных средств! Поэтому объявляю вам выговор, так как считаю назначение их необоснованным. Это первое. Второе. На время разбирательства отстраняю вас от работы в отделении и перевожу в приемный покой.

– В таком случае я опротестую ваш приказ, -поднялась со стула Огородникова.
– А заодно попрошу комиссию взглянуть на еще одну историю болезни и сравнить листы назначений. Вы знаете, о ком я. Или любовница высокопоставленного чиновника заслуживает большего, чем известная журналистка? И гнева вашего я не боюсь, мне терять нечего, - гордо подняла она голову.
– А работу свою выполняла и буду выполнять так, как считаю нужным. Еще вопросы будут?

– Свободны!
– от негодования Лежнивец едва не задохнулась.
– Историю заберите!

«Вот сволочь!
– покинув кабинет, негодовала в душе и Ольга.
– Совсем совесть потеряла! Да все знают, через чей кабинет оформляются в больницу блатные!.. И все-таки почему она прицепилась именно к Проскуриной? Журналистику почем зря поносила... Надо разобраться. Не иначе, у нее к Кате что-то личное. Может, упоминала ее в статьях? Надо спросить...» - открыла она дверь ординаторской.

– Ольга Михайловна?
– встретила ее завотделением.
– Хорошо, быстро вернулись. Срочно в операционную. Внематочная.