Беспамятство
Шрифт:
В каждом сильном человеке гнездятся эксклюзивные слабости, дело не в этом. Пана и так уже почти всё отдал молодой жене. Осталась эта квартира, в которой Ляля прописана с рождения. Однако чётко вырисовывалось, что планы Вероники шире видов на жилплощадь уже хотя бы потому, что в этих планах замешан Бачелис. Наверное, предстоит какая-то борьба. Борьбы не хотелось - пусть берёт всё даром. Хотелось только знать - кто убил Макса?
Брагинским Ляля старалась звонить как можно реже: она у Светика с Ромкой в неоплатном долгу, а сейчас не может зайти к ним в гости - не на что купить коробку конфет, являться же с пустыми руками не приучена. Отсутствие денег угнетало. Ляля никогда не думала, что это может быть так унизительно. По больничному листу выдали сущие копейки, надо выходить на работу — и без того несколько месяцев потеряно, скоро зимняя сессия, а она студентов в глаза не видела. Но как читать серьёзную
не имея другого источника дохода, кроме преподавания в институте, Ольга тянула с решением, пока выбор за неё не сделала коротышка-дсканша. Галина Петровна Черная не страдала излишней чувствительностью, поэтому рядом с нею всегда находились исключительно люди нужные или полезные. Правда, у неё был сын - инвалид с детства, которого ГэПэ обожала и из-за которого от неё ушёл муж, но она об этом никому не рассказывала: то была её другая жизнь, личная, а не общественная.
– Знаете, Ольга Витальевна, - твёрдо сказала маленькая женщина, - на заседании деканата мы решили не продлевать с вами контракт. Вы долго отсутствовали - лежали в больнице, а у наших
больниц и репутация, и возможности одинаково низкие. Теперь наверняка станете часто прихварывать, пропускать занятия, дела кафедры вы ещё прежде забросили. Ко всему прочему недавно развелись, причём, как мне известно, именно вы выступили инициатором развала семьи, а ведь мы доверяем вам воспитание молодежи. Если хотите, можете остаться почасовиком.
Как быстро разносится информация! Стоило ей поссориться с отцом - и результат налицо.
– У вас нет отрыжки компартией или где вы там теперь состоите - в «Единой России»? Медвежатина - слишком жирное мясо. Может, хотя бы изжога, а?
– с мстительной надеждой спросила Ольга.
Впрочем, она не очень расстроилась — на фоне последних событий институт выглядел крошечной точкой в пространстве, где у неё больше не было интересов, Ляля пошла в ломбард и заложила украшения - все, кроме обручального кольца с выгравированным изнутри именем мужа. Когда-то ей нравилось покупать и получать в дар от родителей и Макса «побрякушки», потому и накопилось порядочно. При тотальном советском дефиците драгоценности были эквивалентом денег, в них вкладывали не только целые состояния, нажитые криминальным путём, но и честные деньги, если их чудом удавалось заработать, в основном за границей. Подарив Ляле на день рождения очередную подвеску или серьги, мама повторяла: мало ли что бывает - продашь и никогда не будешь нуждаться. не представляла (и не одна она, а люди и поумнее, и поопытнее в делах), что кардинально изменится уклад жизни и бриллианты потеряют ценность - не на ярлыке в магазине, где они по-прежнему баснословно дороги, а в реальном быту. Теперь прилавки завалены ювелирными изделиями на все вкусы, сбыть с рук можно только антиквариат, ломбарды же предлагают половину стоимости и то по цене лома.
Вырученных денег Ляле хватило на всю зиму, которую она прожила в тоске и безделье, почти не выходя из дома. Вначале сотрудники кафедры прилагали не слишком утомительные усилия, чтобы вытянуть её из трясины депрессии, носили грейпфруты, полезные для восстановления физической энергии, рассказывали институтские новости. В слухи об увольнении никто не хотел верить, памятуя, что Большакова — любимчик ГэПэ. Но когда на стене
б деканате появился приказ, подписанный ректором, сослуживцы исчезли с горизонта бывшей завкафедрой молниеносно. Их можно понять; нет более общих интересов, трудно выражать сочувствие, когда у самого ничего не болит, а дома, после дня всухомятку, ждут на обильный ужин. Прежде многие в Большаковой откровенно нуждались: то денег занять, то родственника на работу пристроить, то лекарство достать. Кому она интересна теперь? Сама в гости ходить перестала, валяется на диване в прострации, а у людей времени в обрез - в выходные детей воспитывают, недельные домашние дела пытаются разгрести да мотаются по сетевым супермаркетам и дальним рынкам, где продукты дешевле. Ольга и бывшие коллеги вновь существовали на разных планетах, неважно, что с другим названием.
Одно время она посещала ближайшее кафе, где часами сидела у застеклённой стены, выходившей на улицу, пила капучино, ама- ретто и беспрерывно курила. Она была хотя уже и не супермодно, но элегантно одета, не стара и не дурна, но кроме официанта к ней никто никогда не подходил. Возможно, мужчины боятся женщин, от которых пахнет пустыней, как сыростью
из подвала. Подцепить в кафе бабу - куда ни шло, но бациллу одиночества — не дай Господь! других проблем хватает.Потом и походы в кафе стали раздражать. Откуда столько людей, далеких друг от друга, как звёзды? Мы видим только отражённый свет, но что у них внутри? Ненависть, любовь, равнодушие? Или все счастливы? Нет, взгляды пугливо скользят в сторону, чтобы не выдать ужасную тайну. У каждого что-то случилось - страшное или ерундовое, но свое, неповторимое. Каждый чего-то хочет, недоволен, болен, влюблён. Огромное количество людей, совершенно неизвестных, непонятных, с разными запахами и целями - это, в конце концов, невыносимо. Даже дома она не одна: во всех зеркалах - интересная женщина, но совсем незнакомая, не вызывающая сочувствия. Что за низменная наклонность вешать в каждой комнате зеркало! А в ванную зайти страшно - четыре человека вместо одного, к тому же голого. Все сказки связывают зеркала с несчастьями, Только почему-то, когда была счастливой, она их не замечала.
На дальние прогулки не хватало сил, на хороший театр - средств, да и не волновали се выдуманные трагедии, когда собственное нутро
корчится с утра до вечера от невидимых мук. Здоровье не улучшалось, а тоска прирастала. Ближе к весне она сделала вылазку на Митинское кладбище. Место захоронения Макса узнала у Вали, и та взялась её сопроводить,
– Сами не найдёте. Оно такое большое, больше нашей станицы. Даже микроавтобус внутри ходит.
– Найду, не беспокойся.
Добираться на трех видах транспорта Ляля не стала, да и билеты дороги. Поехала на своём «Форде Фокусе», приобретённом незадолго до развода, но добиралась долго, попав в автомобильную пробку возле радиорынка, потом пропустила поворот с Пятницкого шоссе, пришлось возвращаться. А могилу действительно нашла очень быстро, тем более Валентина уже поставила мраморную стелу с портретом. Быстро управилась! Ольга горько усмехнулась
— забыла, что когда есть деньги, нет проблем, а она за бензин отдала последние и купила четыре хризантемы. Все. Завтра нужно решать, на что жить дальше и жить ли вообще.
Жить. После первой клинической смерти, она поклялась себе, что на самоубийство больше не пойдёт. Почему? Сама не знала ответа. Выкручиваться, как бедняки, ис умела, а придётся привыкать. Привыкла же обходиться без парикмахера и маникюрши, без бассейна, без фруктов - последнее наиболее чувствительно, но так живёт, или точнее — существует, половина россиян, а может, больше. Раньше она об этом не задумывалась.
Странные мысли посещали Ольгу на кладбище - не подходящие моменту. Где священный трепет, где волнение? Этот город мертвых - временный, как всякая свалка — вызывал внутренний протест. Здесь поклоняются праху, а в Библии сказано
– не сотвори себе кумира. Лучше бы живых жалели, зачем им наша любовь после смерти? Что мёртвым земная красота вперемешку с запоздалыми слезами? Да и плачем не о них, ушедших, а о себе, лишний раз убедившись - нет бессмертия, ну, нет, хоть ты тресни! Кто следующий? Жизнь — подлянка, а умирать не хочется, вот парадокс! Кому жизнь в радость, расстаётся с нею легко, ибо знает, что вкусил сполна и цена невысока. А кто прожил в маятс и благородной нищете — какое у него утешение? И разве не заслужил бессмертия хотя бы тем, что не наложил на себя руки?
Ни само место упокоения любимого, ни его удачное изображение на чёрном мраморе с голубой искрой не возбуждали особой печали. Новая боль оказалась не сильнее той, что уже получила постоянную прописку. Ольга лишь судорожно, всухую, всхлипывала
– слёз тоже не было, их не было давно, с того момента, когда она закричала в больнице, вспомнив, наконец, что Макс погиб. Какой- то участок мозга, отвечающий за впечатлительность, запекся, словно от тысячевольтного разряда молнии, и перестал испытывать жалось к собственной участи. Она знала, что Макса больше нет, но обходила в сознании этот факт стороной, чтобы сберечь мужа в памяти живым. Она хранила в себе множество деталей его облика, мучительно сладкие ощущения от соприкосновения тел, даже запахи его помнила - один от головы, другой от кожи, третий подмышками. Так нюхачи хранят в памяти оттенки духов. Но память
— это то, что внутри неё, а всё, что вне, - бутафория. Напрасно она приехала на кладбище.
Ольга собралась уходить, когда её окликнула Валя, которая всё это время стояла со старшими детьми в сторонке, стараясь не мешать. Как женщина простая и воспитанная по старинке, она с достоинетвом несла свой вдовий крест. Держалась по-прежнему скромно, но хорошая, хоть и чёрная одежда и банковский капитал придали ей уверенности. Она первой вступила в разговор:
– Мы обе его любили. Теперь Максима нет и делить нам нечего. Давайте подружимся - вместе будет легче переносить горе.