Беспечные ездоки, бешеные быки
Шрифт:
Основные съёмки фильма начались незадолго до Дня благодарения [88] 1971 года и растянулись до зимы следующего, 1972 года. Боб одинаково внимательно и бережно относился как к работе режиссёра-постановщика, так и к своему образу «профи». Позёр по жизни, он вышагивал по площадке с болтающимся на шее видоискателем, обозревая свои владения. «Боб из тех режиссёров, кто прокручивает всё в мозгу, про себя, — замечает Бёрстин. — На площадке он вёл себя довольно отстранённо, можно сказать — безучастно. В отличие от Богдановича, который сам погружался в нюансы игры актёра, Рэфелсона больше интересовал результат. Он лишь указывал направление, где хотел тебя увидеть, а как ты туда доберёшься, была не его забота».
88
День благодарения — официальный праздник в память первых колонистов Массачусетса, отмечается в 4-й четверг ноября.
На
Нельзя сказать, что и на «Би-Би-Эс» удачи сыпались как из рога изобилия. «Безопасное место» Джэглома, «Он сказал, поехали» и «Марвин Гарденс» провалились, а новый проект Джима Макбрайда «Работяга смылся» завернули буквально накануне начала съёмок. Всем стало ясно, что сердце Берта Шнайдера больше не с компанией. Вспоминает Брэкмен: «Уже на съёмках «Марвина Гарденса» Берт махнул на студию рукой. По-моему, он даже сценарий не читал». «Я стал свидетелем того, как студия начала сыпаться, словно карточный домик, — добавляет Дерн. — Было впечатление, что интерес к делам пропал. А больше всего поражало, что и самому Берту было на всё наплевать». Шнайдер решил на год отойти от кинобизнеса.
Компания «Би-Би-Эс» и правда уже тяготила своих владельцев. Её площадки перестали быть прежним творческим раем. «Однажды Берт сказал мне: «Всё, хватит, сам будешь собирать арендную плату. Мне надоело в дерьме копаться», — вспоминает Рэфелсон. — Мы сами виноваты, потому что распахнули свои двери настежь, приглашая всех, кому не лень. Стоило режиссёру из Японии, Индии или Югославии появиться в Америке, он обязательно оказывался у нас. Причём, личности попадались довольно странные. На площадках снимались самые причудливые и навороченные документальные ленты, в залах постоянно проходили чьи-нибудь просмотры. Нам было наплевать — пожалуйста! В здании снимали по политическим соображениям, из-за «чёрных пантер», полицейских облав и ещё, чёрт знает, почему. Я понятия не имел, кто находился в наших помещениях, но знал, что заплатить они не могут. Быть продюсером больше не хотелось — душа превратилась в выжженную пустыню. К тому моменту у меня родилось представление о себе как о знаменитости, мол, стоило показаться на пороге, как визг толпы обеспечен. Святая простота! Старые приёмы не работали. Благоговение перед Мастером улетучилось буквально за несколько недель кризиса компании».
Тем временем, Шнайдер всё больше средств и времени стал тратить на «Чёрных пантер». Организация отказалась от конфронтации с властями и начала поиск более реалистичных путей достижения своей цели. Они устроили «Конференцию выживания», во время работы которой отказались от обуви и приёма пищи. Шнайдер направил её участникам чек на 300 тысяч долларов. Эшби тоже отметился деньгами.
13 июня 1971 года газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала «Документы Пентагона», материалы о роли правительства в развязывании вьетнамской войны, преданные огласке бывшим аналитиком Министерства обороны Дэниэлом Эллсбергом. Никсон распорядился предать чиновника суду и Шнайдер предпринял активные действия по его защите [89] . Он назвал опубликованные материалы «Мирным проектом». «Для меня те события стали поворотным моментом в жизни, — вспоминает Шнайдер. — Я довольно давно был причастен к движению за мир, но теперь оказался на переднем крае борьбы».
89
«Документы Пентагона» — сверхсекретное исследование предистории участия США в войне во Вьетнаме объёмом около 7 тыс. страниц, проведённое по указанию министра обороны Р.Макнамары по поручению президента Л.Джонсона. Д.Эллсберг передал 47 томов этих документов в распоряжение газет «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». В изложении материалов в «Нью-Йорк таймс» под заголовком «Вьетнамский архив» участие в войне рассматривалось как аморальное, а методы информирования общественности о ней как бесчестные. Эллсберг был отдан под суд по обвинению в шпионаже, но затем оправдан. Суд отметил многочисленные попытки его компрометации со стороны администрации президента США.
Помимо прочих проблем не лучшие времена переживали и его отношения с Кэнди Берген. Они «заморозились» на отметке «Берт — учитель, Кэнди — ученица», что в результате и разрушило их связь. Берт то возносил её до небес, то низводил до уровня букашки. Кэнди до сих пор была закрыта и зажата в себе. Берт же, напротив, открыт, всем естеством воспринимая окружающий мир. Он всё больше говорил ей о «сексуальной неисключительности».
— А, собственно,
что ты подразумеваешь? — спрашивала его Кэнди.— Состояние, когда двое уверены друг в друге и чувствуют себя свободными для того, чтобы через секс исследовать свои отношения с другими людьми.
— Нет, что ты имеешь в виду, говоря об исследовании через секс?
— Прости, возможно, это пугает тебя, Берген, но ты должна понимать, я — объект любви любой женщины, что появляется в моём офисе… Давай относится к этому спокойно. Тебе пора взрослеть.
Причастность Шнайдера к «Мирному проекту» — «Документы Пентагона» подтолкнули Берта к мысли о том, что стране необходим по-настоящему хороший документальный фильм о войне во Вьетнаме. В качестве режиссёра Рэфелсон предложил Питера Дэвиса, который сделал себе имя, сняв для «Си-Би-Эс» документальную ленту «Распродажа Пентагона». Новая работа получит название «Сердце и разум».
Накануне запуска в производство картины «Последний наряд» Руперту Кроссу поставили диагноз — неоперабельный рак. Эшби отложил начало съёмок, чтобы дать время актёру подумать, будет ли он участвовать в работе. «Обычно компании вели свои трейлеры и по могилам, совесть их не мучила, — замечает Николсон. — Хал же всё остановил, дал время человеку собраться с мыслями». Когда стало понятно, что Кросс не сможет работать, его заменили Отисом Янгом. На роль Медоуса как нельзя лучше подошёл Рэнди Куэйд, с его одутловатым, не обезображенным интеллектом лицом, словно вырезанным неловкой рукой из головки ещё незрелого сыра.
Хаскелл Уэкслер планировался в качестве главного оператора, но никак не мог получить профсоюзную карточку для работы на Восточном побережье и Эшби назначил на его место второго оператора, Майкла Чэпмена. Позднее его монтажёр Боб Джоунс превратится в сценариста. Так Эшби поддерживал традиции 60-х — не признавать жёсткую иерархию в профессии, когда человек всю жизнь мог проработать в качестве ассистента режиссёра, но так и не стать самостоятельным режиссёром-постановщиком.
Наряду с другими режиссёрами «нового» Голливуда Эшби имел репутацию «убийцы продюсеров». «Зачастую продюсеры вообще носа не показывали на площадку, — рассказывает Малвехилл. — Хал не любил вести с ними дела, и какое-то время спустя они перестали обращать на него внимание. Но больше всего на свете он терпеть не мог креативных продюсеров, что носили ему сценарии. Он приходил в такое бешенство, что не мог даже врубиться в материал. Только избавившись от них, он, наконец, мог считать себя автором проекта». Эре, как человек приставленный свыше, исключением не был. Оставалось принимать его как неизбежность. Знакомясь с Малвехиллом, он протянул ему руку и заявил: «Меня зовут Джерри Эре. Я алкоголик и бисексуал». Малвехилл потом долго гадал, как расценивать сказанное — как предложение или как-то иначе.
Съёмки «Последнего наряда» начались в ноябре 1972 года. Актёры любили Эшби. По крайней мере, те, кто не выносил диктата на площадке. Николсон называл его величайшим «нережиссёром» всех времён и народов. «Эшби был для актёров отцом родным, — делится впечатлениями Малвехилл. — Он не уставал хвалить их, постоянно искал что-то новое, разрешал им экспериментировать. Создавалась атмосфера абсолютной вседозволенности, при этом Эшби мог и власть употребить — как только что-то не выходило, он знал, как поправить дело». Режиссёр потакал любым творческим прихотям, говоря обычно: «Если что, я прикрою».
В качестве монтажёра Эре порекомендовал своего приятеля Боба Джоунса. Его отец монтировал «Джентльменское соглашение», «Панику на улицах» и некоторые другие ленты Элиа Казана, а сам Джоунс — «Пик Сиско». Правда, поначалу он отказывался от предложения: «Я слышал о его методах — он работал по 25 часов в сутки и даже дома продолжал заниматься своим делом». В конце концов, Джоунса уговорили.
Чем ближе был конец съёмок, тем меньше Эшби и Малвехилл общались между собой. «Чаку приходилось многое терпеть от Хала, — рассказывает Джоунс. — Он первым принимал на себя удар его безумных выходок, а в самом конце сказал: «Всё, с ним я завязал работать». На людях Эшби редко выходил из себя, другое дело, когда его никто не видел. «Он закипал постепенно и, доходя до ручки, забирался куда-нибудь в укромный уголок или машину, и взрывался, матерясь, на чём свет стоит. В такие моменты он был особенно злобен и язвителен», — продолжает Малвехилл, сам слишком зависимый от режиссёра человек. Дело в том, что даже став, благодаря ему, продюсером картины «Гарольд и Мод», Чарльз не являлся членом Гильдии продюсеров. Так что Эшби мог в любой момент забрать у него то, что когда-то подарил. «Других завязок у меня не было, значит, и деваться больше было некуда. Всё, чем я занимался, полностью зависело от Хала и он это понимал. По-моему, он так и не смог забыть самоубийство отца, — продолжает Малвехилл. — Наверное, поэтому и старался избегать ситуаций, когда его могли бросить или отвергнуть. Он нашёл простейший способ — сам прекращал отношения с людьми. Можно было точно предсказать, когда новые подружки появятся и когда исчезнут из его жизни. Точно так и в кино: завершая доводку картины, он рвал и отношения с коллективом. Старый друг или подружка были вынуждены уходить, а он заводил новое знакомство. Хал всегда оставался пассивно-агрессивным. Он никогда не начинал открыто выяснять отношения, потому что терпеть не мог конфронтации. Вот так и мне не хотелось начинать «войну».