Беспокойные дали
Шрифт:
— А теперь,— снова заговорил начальник кафедры, — представь себя в чужой стране, без знания русского языка, без систематического среднего образования, и тебе за шесть лет нужно одолеть сложные технические науки и защитить диплом инженера. Это как? Ты же знаешь, они, пока шла война, ни в увольнения не ходили, ни на каникулы никуда не ездили. Учились, как дрались в бою, самоотверженно не жалея себя. Спали по три— четыре часа в сутки. Сколько ни советовали им, отдыхать по воскресеньям, они твердили одно: «Нас послали сюда учиться. Родине нужны военные инженеры–ракетчики, чтобы громить врага». И ведь многое одолели. Русским владеют вполне прилично, осилили технические науки на хорошем уровне, а Хо Ши Тхань идет на диплом с отличием. Талантливый парень. Ну а что касается его замкнутости,
Отношения у них сложились. Андрей всего на четыре года был старше Тханя — почти ровесники. Оба любили своё ракетное дело. Оба знали цену труда.
Тхань блестяще защитил дипломный проект. Предложенное им техническое решение ускоренной заправки ракет в боевой обстановке комиссия нашла оригинальным и рекомендовала передать в НИИ для дальнейшей разработки и внедрения в частях Вьетнамских военно-морских сил.
Перед отъездом на Родину они допоздна засиделись у Андрея за праздничным столом. Тогда то и рассказал Тхань немного о себе.
Когда американцы разбомбили его родной город Хонгай, отец отправил семью к тетке в деревню, а сам ушел воевать. Через полгода он погиб, а деревню, в которой находились Тхань, его мать и сестра, американцы сожгли напалмом. Это случилось рано утром. Ещё все спали. Послышался стрекот вертолета, потом беспорядочная стрельба. Люди выскочили из хижин. Мать Тханя успела только крикнуть детям: «Бегите в лес». Её и тетку пристрелил из автомата верзила в камуфляже. Внезапно возникшая стена огня отрезала детей от солдата. Они побежали. Но тут раздался взрыв. Последнее, что запомнил Тхань, это как его приподняло и бросило во что-то мягкое. Оказалась свежая земля, выброшенная взрывом из воронки. Там их и нашли партизаны. Они лежали, обнявшись, но сестренка была мертва…
В пятнадцать лет Тхань остался один. Воевал в партизанском отряде. Мстил за погибших родителей и сестру. А ещё учился. Сам без учителей, по книжкам, случайно найденным в брошенных домах. На учебу в Союз, его послали после госпиталя, где он провалялся около трех месяцев со сквозным ранением в области шеи.
На память о себе Тхань подарил Платонову инкрустированную перламутром деревянную картину с изображением пагоды на маленьком островке, окруженном пальмами…
И вот почти через два года они снова встретились…
— Как ты здесь оказался? Что тут делаешь? Почему в цивильном виде (Тхань был в серо-голубых джинсах, кроссовках и легкой полосатой рубашке)? — сыпал вопросами изумленный Андрей.
— Слузу! — улыбался вьетнамец, явно довольный произведенным эффектом.
— Где?
— Да в Копаной Балке, куда ти своих курсантов привъёз. Вот был в отпуске, только что вернулся из Москвы
— А чем занимаешься?
— Там уцатса на курсах насы экипазы ракетных катеров. Матросы и старсины русский язык не знают. Я им перевозу то, сто рассказывает преподаватель по-русски.
— Ну и как?
— Нормально, никто не залуется.
— А как это ты попал в переводчики?
— О-о! Это дольгий история, — протянул Тхань, — и, как говорят в Союзе, «без бутильки не разобрать». Идем ко мне. Я зыву здесь, рядом, — он неопределенно махнул рукой, — там и поговорим.
— Пошли, — подхватил Андрей, — только через гастроном.
— Не-е! — покачал головой Тхань, — сегодня ты мой гость и гастроном не надо. У меня всё есть. Я из Москвы привез запас «Столичной», а то у вас тут с этим туго-туго, а подруга из Вильково привезла отличной Дунайской селедки и икры. Ну а черный хлеб, картошка и зелень это имеется без проблем. Вперед!
— А я думал, — подначил Андрей, — что ты меня снова как в Баку будешь потчевать рисовой водкой, ростками бамбука и собачьей свежатиной?
— Запомнил? — расхохотался Тхань. — Это я тода ресил побаловать тебя вьетнамской экзотикой. Только ростки были не бамбука, а псеницы. А от собачатины ты зря отказался. Отличная стука. Не надо
было только говорить тебе об этом.Так воспоминая прошлое, прибыли на квартиру Тханя.
В гостеприимной обстановке просидели за столом они далеко за полночь. Потом Тхань и Марина проводили его до гостиницы. Андрей уговорил их подняться к себе в номер. Там, конечно, по русскому обычаю застолье продолжили.
На следующий день Платонов проснулся поздно, с тяжелой головой и приятными воспоминаниями об отлично проведенном с друзьями вечере.
Потом они частенько после службы вместе коротали вечера. Встречались обычно в пивном баре на морском вокзале. За кружкой холодного пива неторопливо вели долгие задушевные разговоры. Вспоминали Баку, преподавателей, смешные и грустные истории. В этих беседах больше говорил Тхань. Чувствовалось, что соскучился он по училищу, да и многое требовало душевной разрядки. Платонов заинтересованно слушал, искренне сопереживая.
После окончания училища лейтенанта Хо Ши Тханя определили в дивизион ракетных катеров в Дананге. На береговой базе в казарме выделили угол. Там он и обосновался. Но прослужил в дивизионе всего три месяца. Пришла разнарядка в военно-морскую академию в Ленинград. Проучился там всего год, и вдруг без всяких объяснений его отозвали во Вьетнам. Вернулся в свою прежнюю часть. Обстановка на флоте, как выразился Тхань, была «душная» — командовали кругом бывшие фронтовики, как правило без специального, а иногда даже и без среднего школьного образования. На выпускников–бакинцев смотрели с неприязнью, как на бездельников, отсидевшихся в безопасности в СССР. «Мы всю войну под бомбами и напалмом Родину защищали, а вы протирали за партами штаны в своем Баку, а теперь пытаетесь ещё нас же и учить» — примерно так заявляли молодым специалистам — ракетчикам чиновники с боевым стажем, когда кто-либо пытался проявить инициативу или указать на ошибочность того или иного решения. Страна лежала ещё в руинах. Продукты и промтовары по карточкам. Безработица и разгул преступности. Родных никого. Между офицерами разобщенность и злая подозрительность. Тхань был в отчаянии, не зная, что предпринять. Как-то случайно услыхал, что формируют экипаж катерников для отправки на шестимесячные курсы в Союз и нужен переводчик. Помчался в Ханой, в кадры. Уговорил. И вот уже второй год работает в Измаиле. Скоро контракт заканчивается, но твердо решил добиваться его продления или разрешения закончить военно-морскую академию. За этим и мотался в Москву. Ребята из военного атташе обещали помочь.
— Измаиль и работа мне нравяться, — с жаром говорил Тхань, — во-первых, совершенствуешь язык, во-вторых, не забываешь специальность.
— А в-третьих, — ввернул Анрдей, — смуглянка Марина возит из Вилково отменную дунайскую селедку!
— А сто. Рази пльохо?— расхохотался Тхань…
…Сначала был глухой хлопок, а вслед за ним из-за высоких крон серебристых тополей медленно выплыло оранжево-бурое облако. Завыли сирены пожарных машин. От лазарета сорвалась «скорая». Ошалело зазвенел телефон. Командир, прервав совещание, схватил трубку. Выслушав доклад, глухо спросил:
– Пострадавшие есть? — После паузы, — Сколько? Так, так — кивал он головой, — короче, без лирики. Врачи на месте? Понял!
В сердцах, бросив на рычаги трубку, объявил притихшим офицерам:
— Взорвался бак с окислителем на учебной ракете. Из курсантов никто не пострадал. Переводчик, старший лейтенант Хо Ши Тхань в тяжелом состоянии отправлен в госпиталь. Всё. Разойтись по своим местам — и, включив селектор, бросил: — Машину к подъезду. Немедленно!..
Очевидцы рассказывали так: Шли плановые занятия на учебной ракете. Ее получили из арсенала пару месяцев назад. Вид у ракеты был немного потрепанный, но в целом никаких видимых повреждений при приемке не обнаружили. Обычная, списанная по истечению всех ресурсов ракета. По документам значилось, что на ней проведены все необходимые работы по нейтрализации остатков топливных компонентов, промывке и осушке баков. Каких-либо ограничений на проведение работ с ее системами в документах не обговаривалось. После поступления в часть она хранилась в закрытом ангаре, как и положено, под чехлом.