Беспощадная истина
Шрифт:
Я обязан Мэрилин за то, что она ввела меня в мир пытающихся реабилитироваться. Этот долг я вряд ли когда-нибудь смогу отдать. Она ввела меня в мир, который завораживает и восхищает. Думаете, самое крепкое братство в мире у копов? Или у гангстеров? Все это ничто по сравнению с миром тех, кто реабилитируется. Он включает в себя федеральных судей, судейских чиновников, приставов, прокуроров. Будьте осторожны, пытаясь подшутить над реабилитирующимся от алкогольной или наркотической зависимости, потому что это одна большая мощная семья. И никогда не стоит недооценивать силу мира пытающихся реабилитироваться, иначе вы окажетесь в числе проигравших. Люди, принадлежащие этому миру, имеют доступ ко всем, включая президента.
Это достаточно разношерстная команда. Я встречал среди них бывших «Ангелов ада» [327] ,
327
«Ангелы ада» – один из крупнейших в мире мотоклубов.
Если бы кто-нибудь на этих собраниях поднялся и сказал что-то неуважительное о Мэрилин, я бы послал их мир нах… й. Даже у миллиардера не хватило бы денег, чтобы заплатить этим людям, мы в долгу перед ними всю оставшуюся жизнь. Они живут в мире с самими собой. Они делают свое дело не ради денег, они делают это для морального удовлетворения. Многие из этих ребят соблюдают внешние приличия, они улыбаются, они спокойны и невозмутимы, пока не начинают действовать. У нас в «Уандерлэнде» работал щуплый еврейский паренек, который везде нас развозил. В один прекрасный день мы собрались купить мороженое и сели в машину. Один пациент немного запоздал, и когда он подбежал и сел в машину, от него можно было почувствоовать запах алкоголя. Этот тщедушный паренек из персонала центра вышел из машины, распахнул заднюю дверь и вытащил этот пьяного пациента из автомобиля. «Вот черт!» – воскликнул я. Я был чемпионом мира в тяжелом весе, почему же я не сделал этого? Я почувствовал к этому тщедушному заморышу большое уважение. В нем не было заметно ни ярости, ни агрессии, ни силы, пока в нужный момент не сработал какой-то переключатель – и тогда он сделал это. Он широко улыбался нам: «Прекрасный денек, правда?», до тех пор, пока не почувствовал запаха спиртного.
В «Уандерлэнде» меня изо всех сил поддерживали. Когда один знаменитый рок-музыкант, проходивший курс реабилитации, узнал о моих проблемах, он сразу же позвонил мне:
– Майк, если вам будет что-нибудь нужно, приходите ко мне.
Он знал, что происходит у меня на душе. Он был потрясающим парнем. Однажды один известный британский актер пришел навестить меня в «Уандерлэнде» и поведал мне о своей борьбе с алкоголизмом. Это тоже оказался прекрасный человек. Все считают наркоманов бомжами и страшилами, а они – гении нашего времени.
Реабилитация не всегда завершается благополучно, но если эти усилия успешны, то это – дар небес. Члены нашей семьи, проходящие программу, готовы ко всему: умереть, сбежать, одурманиться, отравиться смертельной дозой наркотика. Мы все еще больны, мы все еще обижены, обмануты, обойдены в этой жизни, но у нас появилась реальная возможность справиться со своими проблемами. Участие в программе реабилитации явилось одним из самых значительных событий в моей жизни. Те, кто занимается ей, – это великие люди, и они не получают должного признания со стороны нашего общества.
Курс лечения в «Уандерлэнде» стал переломным моментом в моей жизни. Я мог и сам заняться своей корректировкой, Кас научил меня этому. Но это было трудно, поскольку вся эта наркота вытравила во мне то хорошее, что там было. Просто вернуться в нормальный ежедневный режим: ходить на какие-то занятия, ходить на собрания, ходить на ужины со своими сверстниками – уже само по себе было здорово. А когда я увидел, как другие, считавшиеся неизлечимыми наркоманами, так здорово делали все, что надо, на собраниях, во мне взыграла моя наклонность к соперничеству. Я просто
подпрыгнул, увидев это. Если это могли сделать те парни, которых я знал, то и я мог сделать это. Я не мог позволить никому превзойти себя. Один парень соблюдал трезвость в течение десяти лет. Встретив этого парня, можно было бы решить, что он святой. Но его родители так и не стали вновь общаться с ним. Большую часть своей жизни он был просто чудовищем. Теперь же у него была работа, он обеспечивал свою семью, и его главной целью в жизни было помочь другим, оказавшимся в подобных обстоятельствах, реабилитироваться.Многие, оказавшись в реабилитационном центре, снова берутся за старое, но я себе не мог такого даже представить. Если бы я вдруг вернулся к наркотикам в таком месте, я бы почувствовал себя полным неудачником. Целью моего лечения в центре был отказ от наркотиков. Когда я нахожусь вблизи положительной энергии, я ее впитываю, как губка. Мне очень хорошо подходит роль капитана группы поддержки: «Эй, мы здесь, чтобы быть трезвыми! И мы сделаем это вместе! Да, давайте сделаем это!» Но если бы я остался один, это выглядело бы уже по-другому: «Эй, у тебя не найдется шприца?»
Одним из самых пугающих дел, которое наряду с этим приносило наибольшее удовлетворение, было откликаться на обращения в рамках программы «12 шагов». Некоторые ребята соблюдали трезвость, возможно, лет двадцать, и вдруг вы узнавали о том, что они оказались в больнице, потому что оступились и снова начали пить. Мы с некоторыми парнишками тайком уходили из «Уандерлэнда», чтобы найти их. Я был просто пациентом, и меня посылали отыскать этих ребят. Мы ехали в район «Голливуд и Вайн» [328] , шли прямиком к точке сбыта наркотиков и находили их именно там. Они сидели на улице. Выглядели они настолько ужасно, что их едва можно было узнать. Солнце так опалило их кожу, что они были уже не белыми, а какими-то темными. В том году я видел много ужасных вещей.
328
Район «Голливуд и Вайн» – район Лос-Анджелеса на пересечении Голливудского бульвара и улицы Вайн-стрит в Голливуде.
Пока я находился в «Уандерлэнде», я видел психологов всевозможного рода. В свое время меня обвинили в агрессивном поведении на дороге, поэтому направили на курсы по умению владеть собой. Курсы вел небольшой паренек по имени Ян. Я не мог понять, что он же мог знать об умении владеть собой. Но через некоторое время я смог убедиться в том, что Ян вполне производит впечатление человека, готового в любую минуту взорваться. Полагаю, что он очень хорошо подходил для своей работы. На первом же занятии он научил меня еврейской мудрости: «Яркий свет, темные тени. И чем ярче свет, тем темнее тень». Он объяснил мне, что самые крупные звезды являются самыми темными, вот почему я был здесь, с ним.
Мэрилин предложила, чтобы я встретился также с психологом по сексуальным отношениям. Она направила меня к одному из них в Аризоне, но реально я приступил к этому вопросу только тогда, когда попал в «Уандерлэнд». Когда я отдыхал вместе с Мэрилин, она каждый раз отмечала, как я реагировал на женщин, которые подходили ко мне. Мне всегда казалось, что у тех девушек, которые ко мне обращаются, есть какие-то проблемы.
– Вы тратите на разговор слишком много времени, – читала мне лекцию Мэрилин. – Вы ведь не говорите: «Спасибо» – и затем просто даете им автограф. Нет, вы всякий раз интересуетесь у них, откуда они родом, как давно живут здесь, замужем ли. Мы здесь тридцать минут, а у вас уже десять телефонных номеров. Есть ли кто-нибудь, кого вы отвергли?
Я обратился к Шону МакФарлэнду, психотерапевту по аддиктивному поведению, который специализировался в вопросах сексуальной зависимости. У него был офис в районе Венеция [329] . На первый прием к нему вместе со мной пошла Шейла Балкан. Я был несколько скептически настроен относительно такого понятия, как сексуальная зависимость.
– Хорошо, предположим, вот вы специалист по сексуальной зависимости. Как это вообще работает и что это означает? – спросил я его.
329
Район Венеция – район в западной части Лос-Анджелеса.